«Поскорее бы уж добрать до монгольской границы», – тоскливо подумалось мне.
– А я, Элла, пожалуй, прочитаю ваш детектив! – улыбнулась Викторина. – Человек, который хорошо плавает, не может плохо писать!
Все засмеялись и уселись петь у костра. Элка, которая это дело терпеть не могла, отчего-то тоже поддержала гитарное сообщество и с кислой миной начала подпевать «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»
Кажется, в коллективе назревало единодушие.
Я тихо ретировался. В автобусе было невыносимо душно, я открыл все окна, лёг на кровать и провалился в сон.
Мне приснился восточный базар.
Я сидел по-турецки, а вокруг меня лежали мешки с гуманитарной помощью.
– А ну подходи, налетай! – кричал я. – Лучшая в мире гуманитарная помощь! Одеяла, трусы, наволочки, витамины, консервы! Возьму недорого, три рубля за мешок!
– Пять! – вдруг строго скомандовал голос Троцкого откуда-то сверху. – Пять рублей за мешок, а то Нэлька бамбук на сандал[6] поменяет!
Беда
Это неправда, что я всегда беру сюжеты из головы.
Дело в том, что по профессии я журналист, а у всех журналистов есть привычка на уровне рефлекса – писать о том, что видишь и слышишь.
Да, почти все мои сюжеты… из жизни.
Но упорство, с которым все задают вопросы: «Откуда вы берёте свои сюжеты?» и «Каковы ваши творческие планы?» меня удивляет.
Неужели все люди так стандартно, одинаково мыслят?
От этого вывода хочется застрелиться.
Нестандартно мыслить – это дар божий. Есть, правда, опасность прослыть идиотом. И оттого я все свои нестандартные мысли стараюсь держать при себе. И уж тем более, не излагать их в своих детективах.
Люди так уж устроены, что чтобы добиться у них успеха, нужно быть простой и понятной.
Хочу ли я добиться успеха?
Да, я хочу успеха, славы и денег. Особенно денег, потому что деньги – это свобода. А деньги, заработанные собственным трудом – это трижды свобода, потому что ты никому ничего не должен.
Пока мне платят мало. Но я верю, что тиражи вырастут, а гонорары взлетят до небес. И тогда… я стану богатой, успешной, знаменитой и бесконечно счастливой.
Впрочем, счастье у меня уже есть. У него два метра роста, внимательные глаза и бесконечное желание меня понять, какие бы фортеля я не выкидывала и какие бы нестандартные мысли не озвучивала. Такое счастье ни за какие деньги не купишь. Но иногда мне кажется, что… это тоже очень банально, стандартно и неперспективно – иметь такое счастье. Иногда мне кажется, что своим счастливым браком я потакаю общепринятым правилам и ненавистному стандартному мышлению. И тогда…
Тогда мне хочется ущипнуть своё счастье, слегка взбаламутить его, добавить туда соли, перца, а то и дёгтя.
Потому что больше всего на свете я не люблю штампы.
Потому что больше всего на свете я ненавижу, когда мне задают вопрос «Откуда вы берёте свои сюжеты?»
Если бы мне нужно было спросить о чём-то интересного человека, я задала бы вопрос:
– А какой величины пузырь из жвачки вы смогли бы надуть?!
Ответ на этот вопрос, мне кажется, может многое рассказать о человеке.
Барнаул встретил нас жарой и пробками на дорогах.
До аэропорта мы добирались два с половиной часа.
Герман беспрестанно пил воду и утирал пот со лба огромным несвежим платком. Ганс разделся до пояса и напевал под нос заунывную армянскую песню. Викторина вдруг вздумала ныть, что хочет мороженого.
Тяжелее всего было Рокки – у него была длинная шерсть и полная невозможность высказаться насчёт духоты и длинной дороги.
Бизя молча маневрировал в потоке машин, с беспокойством поглядывая на часы. Самолёт, на котором прилетал Елизар Мальцев, должен был приземлиться через тридцать минут.
Мы успели впритык. Рейс оказался чартерным, самолёт – грузовым. Какой-то дядька в форме работника аэропорта любезно пригласил нас с Бизоном выйти на лётное поле. В полном недоумении, мы смотрели, как опускается нижняя часть флюзеляжа, и по образовавшемуся трапу медленно съезжает чёрный «Гелендваген».
За рулём сидел сам Сазон Сазонович Сазонов, а вовсе не Мальцев. Вид у него был усталый и слегка отрешённый. На шее поблескивал золотой крест с неприлично большим бриллиантом. Окна в машине были настежь открыты, дед не признавал кондиционеров.
– Здорово, сынку, – сказал Сазон, задумчиво поправляя в ухе слуховой аппарат и оглядываясь вокруг, – никак это и есть планета Барнаул? Жарко, как в Ницце. Ты уверен, что это Алтайский край?
«Сынку» покраснел, побледнел и тихо произнёс что-то заканчивающееся на мягкий знак.
– Ась?! Говори громче, у меня в полёте уши закладывает!
– Какого чёрта ты припёрся сюда?! – заорал Глеб. – Какого?!
– Сынку, – грустно вздохнул Сазон, – мне всё надоело. Дом, семья и работа. В особенности работа. Когда деньги делают деньги, это утомительно и однообразно. Скажи, сынку, может, у тебя тут есть пара тройка патовых ситуаций, на которых можно размять кости и передёрнуть затвор?
Я засмеялась.
Бизя икнул и закашлялся.
– Привет, Сазон! – Я просунула голову в открытое окно и поцеловала Сазона в щёку. – А Мальцев-то где? Неужели без оруженосца прибыл?
– Мальцев! – заорал дед. – Ты там телишься, или ворон ловишь?!
По трапу, блестя фиолетовыми боками, торжественно съехала вниз шикарная «аудюха» R8. Я глазам своим не поверила. По-моему, эти машины едва появились в Европе.
У Бизи глаза округлились, и он снова закашлялся, как старый астматик.
На плече у Мальцева сидела мартышка. Она трепала его жёлтый шейный платок и ласково поглаживала седую роскошную шевелюру.
Эту обезьяну нам с Бизоном подарили на свадьбу друзья. Свадьба проходила на родине Бизи – в жарком климате у моря, поэтому у меня о ней остались самые хорошие воспоминания. Но вот с «подарком» вышел облом. Мартышка не любила Бизона. Бизон не любил мартышку.
Звали её Яна, и она обладала всеми мерзкими качествами, которыми и должна обладать обезьяна – невоспитанностью, дерзостью, хитростью, агрессивностью, прожорливостью, вороватостью… Список можно продолжать до бесконечности.
Яна била всё, что билось, рвала даже то, что порвать было невозможно, разматывала рулоны туалетной бумаги, рассыпала по квартире специи и крупы, писала в раковину на кухне, пачкала зубной пастой все зеркала в доме, любила раскачиваться на люстре и бросать в прохожих из форточки яйца. А главное – она воровала деньги и украшения, причём не только у членов семьи, но и у соседей, к которым легко проникала через балкон. Конечно, мы всё возвращали и извинялись, но любви соседей к нам это не прибавляло. В общем, жизнь после свадьбы стала насыщенной и нескучной, и что самое страшное – летний отпуск заканчивался, предстояло везти Яну с собой в Сибирск. Это пугало даже меня. Масла в огонь подливали друзья, которые стали шутить: «Какой шустрый у вас ребёночек! Вылитый папа!»
Бизя не выдержал и отнёс обезьяну в зоопарк. Через день Яна оттуда сбежала и явилась к нам через форточку, несмотря на то, что жили на мы у Сазона, на восьмом этаже. Увидев мартышку, Бизон побледнел, схватил табуретку и, размахнувшись, мрачно сказал, что сейчас убьёт эту тварь.
И тут произошло чудо.
Мальцев остановил Бизона молчаливым жестом и пообещал… поговорить с обезьяной. Елизар взял мартышку за лапу и увёл в свою комнату. Их не было два часа. Когда дверь открылась, Яна сидела у него на плече и нежно прижималась мордой к его лицу. Больше она не безобразничала. Впрочем, это было и невозможно, потому что она не слезала с Мальцева. Она с ним спала, ела, мылась и даже ходила в туалет. Все вздохнули с облегчением. Даже Сазон признал укротительские способности Елизара.
– Циркач ты, цуцик, однако! – одобрительно сказал дед Мальцеву и дёрнул мартышку за хвост, на что та никак не отреагировала.
Конечно, ни в какой Сибирск мы обезьяну не потащили. Это было бы кощунственно. Такая любовь случается раз в тысячелетие. Какие там Ромео с Джульеттой!
Мартышка восседала у Мальцева на плече и с лиричным выражением на морде искала в его седой шевелюре блох… ну, или что там по её обезьяньему разумению должно водиться в человеческой шевелюре. Елизар ничего не имел против её постоянного присутствия на своём плече. Напротив, он носил обезьяну с непринуждённостью и достоинством, словно это был цветок в петлице. Они слились воедино – Мальцев и эта мартышка, представляя собой единую, логически завершённую композицию. Мне даже казалось странным, что бывший поэт не написал в честь новой подруги какой-нибудь стихотворный памфлет. Впрочем, может, и написал, но мы об этом не знаем…
– Прикатили, бля, – открывая окно своей навороченной тачки, сказал Елизар. – Это какой город? Самара?
– Ага, Воркута, бля! – заорал из «Гелендвагена» дед. – Ту что, не помнишь, куда летел?! Барнаул это, цуцик! Бар-на-ул! Родина барнаульцев и барнаулок! Сынку, а ты почему молчишь? Почему не радуешься моему приезду?!
– М-м-м, – со страдальческим лицом сказал Бизя.
– Доча, ты что, его на язык кастрировала? Чтобы не доставал?! А ну-к, садитесь все ко мне в машину, счас поедем удивлять барнаульцев и барнаулок! Взвод, по коням!
Я села сзади, Глеб рядом с дедом. Какой-то дядька на автокаре поехал впереди нас, показывая выезд из аэропорта. Сазон пальцем лениво крутил руль. Мальцев дисциплинированно ехал за нами, повторяя все наши маневры.
– Ну, здорово, дед! Рад видеть тебя, – вдруг сказал Бизя и похлопал Сазона по плечу.
– Ай да, сынку, – захохотал дед, – ну и реактивный же ты! Тебе б с такой реакцией на воротах стоять – все шайбы твои!
– А какого чёрта ты прилетел?! – заорал Бизя. – Я у тебя что просил? Деньги! А ты… сам на машине припёрся, да ещё дедулина своего притащил с обезьяной! Я что с вами делать буду?! Куда девать?! У меня и так неприятности, а тут ещё вы… с мартышкой. – Он безнадёжно махнул рукой, давая понять, что ситуацию уже не исправит