Ощущения от этого были жутковатые. Я все время ждала от каганатцев подвоха, атаки исподтишка, ловушки… Но они в самом деле иначе отнеслись ко мне и к моему дару. К счастью, потому что сил у меня на бой сразу с тремя призраками могло и не хватить. После болезни я тяжело перенесла сложный из-за расстояния и обстоятельств ритуал вызова Артура. Все же руны были не по учебнику нанесены, а ночь Триединой значительно повышала шансы зазвать в круг не того. В то же время попробовать было необходимо, я ведь знала, что Нинон и Артур уже извелись без новостей.
Четвертый призрак ко мне подходить не торопился, показываться не хотел. Меня это вполне бы устраивало, если бы не странность. Он необычно пах: застаревший табак смешивался с горчащим запахом, присущим нежити. И магические потоки его присутствие возмущало иначе. Так, будто он был больше нежитью, чем призраком. Я решила, что он поэтому не подходил — острей боялся моего фонаря.
Прислушиваясь к ощущениям, я спокойно, даже медленно подошла к границе крепости. Давала призраку шанс решиться на разговор, раз уж он меня нашел. Шаг в безопасность — за моей спиной всколыхнулись потоки.
— Госпожа! — мужской голос, прокуренный.
Я повернулась. Свет моего фонаря пересек незримую черту, отделяющую крепость от остального мира. Уже знакомый призрак сержанта пограничников отпрянул от зеленоватых лучей. Как нежить.
— Госпожа, — мужчина с пушистыми усами посмотрел мне в глаза и спросил с надеждой, — ты можешь сделать его счастливым?
— Постараюсь, — уклончиво ответила я. Вряд ли призраку понравилось бы мое признание в том, что и Фонсо, и я станем счастливы через три года. Когда разведемся.
— Пожалуйста! Я так хочу, чтобы он был счастлив!
Та же интонация, повтор услышанной мною в церкви фразы слово в слово. Какая странная навязчивость мысли для призрака. Такая характерна для нежити.
— Твое имя, сержант! — скомандовала я.
— Он должен быть счастливым. Он заслуживает! — не сводя с меня глаз, горячо говорил призрак. — Пойми, госпожа!
— Я понимаю. Назови свое имя!
— Не надо, чтобы он знал, что я о нем просил. Он гордый, он неправильно поймет, — сержант покачал головой и растаял в воздухе.
Астральный след растворился — странный, исключительно странный призрак действительно ушел. Какой, однако, удивительный доброжелатель у моего мужа…
Поездку в Хомлен пришлось отложить. Тэйка кашляла, постоянно терла нос и выглядела больной. Жара, к счастью, не было, а капризы Эстасу больше нравилось объяснять плохим самочувствием дочери, а не проснувшимся дурным нравом. Тэйка хотела лежать в постели, слушать сказки и обнимать куклу. Не такое плохое времяпрепровождение в пасмурный зимний день, когда тучи цепляются за горы и заунывно стонет ветер.
Леди Россэр с пониманием отнеслась к тому, что поездка в город переносится на другой день, а сержант пообещал обеспечить виконтессе достойное развлечение. Речь снова шла об охотничьих трофеях, и леди с удовольствием поддерживала эту тему, останавливая сержанта лишь затем, чтобы Тэйка не услышала таких чудесных слов как «расчленение туши», «свежевание», «содрать шкуру» и прочее. Виконтесса, к превеликому счастью, ограждала Тэйку от кровавых подробностей, и Эстасу было приятно думать, что это сходство — ключ к взаимопониманию. Ему нравилась мысль, что именно Тэйка станет тем самым мостиком, соединяющим его с женой.
Но пока гораздо больше успокаивали слова Дьерфина. Лекарь, тоже слушавший бахвальства Вирона, не меньше виконтессы заинтересовался и беличьими шкурками, и коллекцией птичьих черепов. Значит, проследит за тем, чтобы сержант не переходил границы приличий.
— Он отлично понимает, что сосенка не по замаху, — хмыкнул лекарь, приглашающе придвинув Эстасу мед. — Но охотник, что с него взять? «Да, я сам этого медведя не завалю, но хоть на следы посмотрю и помечтаю, а если бы да кабы я бы его сдюжил». А леди Кэйтлин, нужно отдать ей должное, очень аккуратно ставит его на место. Так, что сержанту не обидно.
— Приятно слышать, — командир, не скрывая улыбку, набрал полную ложку меда.
— Еще приятней тебе будет слышать, что Тэйка не больна, — искоса глядя на собеседника, сказал Дьерфин. — Самое большее, что можно надумать, — легкий насморк.
— Отлично, — Эстас просиял. — Но менять дату поездки в Хомлен второй раз не буду. Виконтесса еще подумает, я не в состоянии принять решение и держаться его.
— Об этом я бы не переживал. Кажется, она о тебе не такого и плохого мнения. По крайней мере, куда лучшего, чем Джози, и, что немаловажно, с самого начала.
— Дьерфин, ты же понял, как виконтесса умеет собой владеть. Боюсь, именно поведение Джози лучше всего отражает отношение леди, — Эстас тяжело вздохнул, покачал головой.
Одной этой мысли хватило, чтобы хорошее настроение улетучилось, а чай с медом теперь отдавал горечью. Как превратить ярко выраженное отторжение, граничившее в первые дни с ненавистью, в хотя бы дружеское расположение, командир не знал.
И ситуацию нисколько не спасало то, что леди Россэр в самом деле изначально, даже до свадьбы, пыталась останавливать сыпавшую гадости поверенную, хотя не была обязана это делать. По мнению Эстаса, причина такого поведения крылась в фамилии. Как леди стала женой хевдинга, так и он стал Россэром, частью древней семьи, и виконтесса защищала того, кто делил с ней одно имя. К сожалению, фамилия — единственное, что у них с женой было общего.
— Сдается мне, ты зря расстраиваешься, — невозмутимый Дьерфин налил себе еще чаю. — Судя по некоторым оговоркам Джози, именно леди Кэйтлин убеждала и убеждает ее не верить подшивке протоколов трибунала.
Фонсо удивленно вскинул брови. Дарл кивнул и добавил:
— Я из-за твоей магической клятвы говорить с Джози на эту тему не мог, а она не хотела ее долго обсуждать. Так, пару фраз обронила.
Хорошее настроение Эстаса после таких слов воспрянуло духом и подарило надежду. Робкую, несмелую, но и такая уже кое-что! В конце концов, о трибунале и истории собственной семьи нельзя говорить всего лишь три месяца! И две недели из них уже прошли.
Глава 32
Третья неделя моего замужества подходила к концу, и пока все складывалось неплохо. После случая в кабинете священник и командир в самом деле так качественно наставили рысей на пусть истинный, что с тех пор мне только доброжелательно улыбались. Вполне искренне, как ни удивительно.
Когда я свалилась от истощения, отец Беольд был в крепости. Он и так злился из-за того, что рыси сорвали проповедь, не слушались, а пятеро самых решительных пошли поговорить с ведьмой. По словам Джози, священник был вне себя и на крепкие слова не скупился, выколачивая из голов рысей глупости, посеянные служанкой леди Льессир.
На этом фоне ледяной тон и непроницаемое лицо Фонсо пугали Джози даже больше, но за назначенные пятерым парламентерам наказания она была командиру благодарна. Взыскания, штрафные наряды в праздники и лишение отгулов. А еще он пригрозил, что отныне за один лишь косой взгляд и дурное слово станет увольнять так, что о службе в армии можно будет забыть на всю жизнь. Да что там армия! Даже вышибалой в трактир не возьмут.
Любопытно, но даже те пятеро, которых командир наказал, искренне просили у меня прощения и каялись, что если обидели чем, то по незнанию.
Отношения с мужем я называла отсутствующими. Случаев, когда Фонсо оставался со мной наедине хотя бы на считанные минуты, было меньше, чем пальцев на одной руке. Отчасти это было обусловлено тем, что рядом все время крутилась Тэйка. Но одновременно создавалось впечатление, что супруг сторонится меня. Я больше времени проводила с лекарем и сержантом, чем с командиром.
Сержант, к счастью, очень быстро оставил свои изумительно топорные ухаживания, и наши с ним разговоры господин Дарл со смешком называл «встреча охотников». Сам он живо интересовался моими рассказами о некромантии и призраках, а о личном вопросов не задавал. Видимо, понимал, что обсуждать семью в присутствии сержанта я не стану.
Накануне поездки в Хомлен сержант отказался от посиделок в библиотеке в пользу вечера в обществе капрала Ирела. Насколько я поняла, они были дружны и разделяли страсть к лошадям и охоте. Командир с Тэйкой тоже не стали засиживаться — девочка опять капризничала и, цепляясь за руку отца, увела его читать сказку.
— Джози как-то рассказывала, что призраки могут ранить, — проводив обоих Фонсо взглядом, лекарь задал тему беседы.
— Могут, — подтвердила я. — Самое простое для понимания ранение — ранение предметом. Сильные призраки, четверка по шкале Тайита и выше, могут брать вещи и пользоваться ими. Более слабые ранят энергией.
— И как это видно? — полюбопытствовал лекарь.
— Никак, — я пожала плечами. — Кожа в месте удара чуть более светлая, но и только. Можно почувствовать холод, если ранение сильное. Неодаренные ощущают недомогание, тошноту, головную боль. Домашние животные, которых призраки атакуют в первую очередь, быстро гибнут.
— Странно, — он недоуменно вскинул брови. — Зачем призракам нападать на животных?
Я усмехнулась, в который раз получив подтверждение тому, как мало простой обыватель знает о магической составляющей мира, в котором живет.
— Вы никогда не замечали, как расслабленный питомец без видимой причины вскидывается, настороженно к чему-то прислушивается, лает или шипит в пустоту?
— Бывало такое. Неужели из-за призраков?
Я кивнула.
— Точней, из-за потустороннего. Это может быть и нежить, не обязательно призраки. Но суть в том, что домашние животные действительно охраняют своих людей. Они возводят защитные барьеры, ощутимые на магическом уровне. Люди тоже могут ранить или помогать силой. Вы наверняка замечали, что в каких-то домах дышать тяжело, а откуда-то уходить не хочется.
Он улыбнулся, молча кивнул.
— Неодаренные чувствуют только это. Общее настроение. На магическом уровне такое воздействие ощущается сильней. Если кто-то настроен против мага, это бьет по чувствам, будто плетью ежевики. Если это сразу несколько человек, то приходится даже защищаться, поддерживая особое щитовое заклинание.