Жена жестом привлекла внимание к расшитому серебряными знаками подолу и тонким полосам из рун и листочков, вьющимся по рукавам от запястий к локтям.
— Это девичьи премудрости и магические. Может, ей понравится учиться у меня. Надеюсь, что понравится, — подчеркнула она. — Потому что овладеть магией она сама не сможет. Самостоятельно научиться ни у кого не получается. Это и с наставником трудно.
— Я буду очень признателен, если вы ей поможете, — внимательно наблюдая за собеседницей, проронил Эстас. Голос на середине фразы подвел, и командир досадливо отметил, что слова прозвучали из-за этого жалобно.
— Конечно, помогу, — поспешила заверить жена так, будто и мысли не допускала, что возможно иное развитие событий. — Но должна сразу вас предупредить. Магия не терпит поблажек и потаканий слабости. Я буду строгой и требовательной. Из лучших побуждений и ради защиты и безопасности самой Тэйки, потому что небрежность и невнимательность могут закончиться трагедией. Ранением или даже смертью. А Тэйка будет вам на меня, страшную ведьму, жаловаться.
— Пусть жалуется. Я буду вас поддерживать.
Она кивком поблагодарила, и Эстас добавил:
— Вот так рождаются заговоры.
Леди Кэйтлин весело улыбнулась и, в который раз за последние дни быстрым движением заправила свесившуюся на лицо прядь волос за ухо. Движение явно было непривычным, в чем-то досадливым, и Эстас запоздало сообразил, почему так. Жена привыкла к косам, а сейчас волосы были слишком короткими, чтобы их заплести.
Наблюдая за девушкой, любуясь утонченными чертами бледного лица, Эстас решил, что вырежет для нее из кости гребень. Нужно присмотреться к вышивке на ее платье и полистать книгу о рунах, чтобы узор подобрать со значением.
Глава 43
О мэдлэгч в книге было совсем немного. По большей части они представали чем-то средним между знахарем и священником, и лучше всего их характеризовало слово «шаман». В отличие от северных шаманов, каганатские маги не обращались ни к древним богам, ни к новому, молодому богу, вера в которого распространилась и укрепилась на востоке в последние пару сотен лет. Мэдлэгч призывали в помощь силу земли, воды, огня и даже камня.
Этой энергией они творили заклинания. Как описывал автор, чаще всего это были проклятия. Смерть, болезни, падеж скота, преждевременные роды и даже град приписывались колдунам. Те, правда, в большинстве случаев выполняли чей-то заказ, а не вредили лишь потому, что обладали скверным характером.
Особенно сильных знающих называли черный или змеиный язык. Поговаривали, у опытного заклинателя язык действительно чернел, будто каждое слово оставляло на нем свой след.
Настоящих, достоверных сведений в книге оказалось мало, а ближе к концу главы автор и вовсе перешел к описанию сказок и былей, связанных с мэдлэгч. Такой поворот вполне меня устраивал, потому что муж явно уже не мог сосредоточиться. К сожалению, его снова начинало лихорадить, а это означало растирания.
Зря я надеялась, что во второй раз буду смущаться меньше. Напрасные мечты. Щеки горели, сердце стучало, но и сквозь неловкость я ощущала яркую благодарность супруга, изменявшую магические потоки. Он был тронут и ценил заботу. Разве нужно что-то еще?
Муж, выполняя мое требование, улегся. Я еще немного почитала, постепенно переходя к монотонному бормотанию, под которое и сама начала позевывать. А когда супруг уснул, взяла опустевшую баночку из-под растирки, погасила лампу и тихонько ушла. Время было не позднее, и, проверив, как дела у Ердена, я решила зайти к лекарю Дарлу.
Огонь уютно потрескивал в камине, Дьерфин Дарл, обернувший шею пушистым шарфом, который ему подарила больная, придвинул мне баночку с грушевым вареньем. Им его тоже снабдила больная, и у меня закрадывалось подозрение, что это одна и та же женщина, которая раньше дарила ему фруктовый хлеб.
Наводящих вопросов я не задавала, засиживаться не собиралась и вообще поначалу отнекивалась от чая. Но было что-то удивительное в лекаре, в его тоне и улыбке. Отказать не получилось да и не хотелось. Особенное очарование посиделкам у камина добавлял едва ощутимый аромат местных трав с яркой ноткой мяты. В меру строгий, в меру теплый запах духов моего мужа после многих-многих вечеров в гостиной лекаря сохранился на обивке кресла, стал неотъемлемой частью этой комнаты.
Разговор о больных и о растирке постепенно ушел от лекарственных трав к растениям, которые я использовала в ритуалах. Сейчас у меня еще оставалось достаточно запасов, но нужно было выяснить, что из необходимого здесь растет, о чем нужно попросить Нинон, а что проще вырастить самой. Хоть бы и на подоконнике.
Лекарь заверил, что выделит мне несколько грядок в хозяйственной части крепости, однако посоветовал присмотреться к местным травам и к тем, которые в качестве приправ привозили из Каганата. Мысль была дельной, а моих умений работать с потоками и навыков алхимика вполне хватило бы на небольшие опыты со смазками и зельями.
Каганат и обсуждение магии вернули мои мысли к Тэйке. Смысла скрывать одаренность девочки от лекаря, лучшего друга ее отца и человека, которому она с рождения привыкла доверять, я не видела.
— Трое одаренных в одной крепости, — хмыкнул господин Дарл. — Такого прежде не случалось. Причем двое дети. Боюсь представить, что будет, если они что-нибудь не поделят.
— Это же не огнедышащие драконы, — усмехнулась я. — Крепость еще немного постоит. Без крыши над головой не останемся, не бойтесь.
— Это отрадно, — короткую улыбку сменил серьезный взгляд: — Как я понимаю ситуацию, Ерден владеет даром и девочке, дочери человека, который его спас, ни при каких обстоятельствах не причинит вреда и не скажет грубого слова. А с Тэйкой возникнут трудности.
— Вы верно понимаете. Я постараюсь наладить общение, чтобы учить ее. Но на самом деле хотела поговорить о другом.
— Я весь внимание, миледи, — он заинтересованно смотрел на меня поверх чашки.
— Я сегодня читала книгу о каганатских магах. Там вполне однозначно говорится, что способности к волшебству наследуются. Ерден и история его семьи это тоже подтверждают.
Судя по тому, как менялось лицо собеседника, он понимал, к чему я клоню.
— Отец, дядя и бабушка мальчика тоже маги с талантом к оборотничеству, — подчеркнула я. — Поэтому уверена, вы поймете мой интерес к матери Тэйки.
Господин Дарл поджал губы, отвел взгляд.
— Я знаю, что она мужу не родная по крови, — добавила я. — Он сам сказал, когда мы ее искали.
Лекарь поднял голову, с явным облегчением выдохнул.
— Это хорошо. Я не раскрываю чужие тайны. А вы как относитесь к такой новости?
Я пожала плечами:
— А как мне к ней относиться? Это факт, данность, но Тэйка от этого не перестает быть дочерью лорда Эстаса.
— Тоже верно, — кивнул он.
— Муж сказал, что не знает даже имени той женщины. Но я нахожу это странным. У нее ведь могли быть родственники, кровный отец девочки. Муж хочет попытаться связаться с семьей Ердена, живущей в невообразимых далях. Поэтому я не могу себе представить, что он не искал родных новорожденной у себя под носом, в Хомлене.
— Поисками занимался я, чтобы это небольшое расследование не так явно связали с появлением у Эстаса дочери, — признался лекарь. — Мать Тэйки звали Сувда. Они с мужем, имени и фамилии которого никто не вспомнил, переехали в Хомлен незадолго до событий, о которых я не могу говорить. Так что Эстас не обманул, он не знает полного имени женщины.
— Сувда, насколько я знаю, распространенное имя, — вставила я.
Собеседник кивнул:
— Именно в этом и заключалась сложность. Искать родственников Сувды, лицо которой нельзя было разглядеть, — обреченная на провал затея. С таким же успехом можно было искать родных Марики. Здесь каждую пятую так зовут.
— А кровный отец? — учитывая то, как Эстас Фонсо заботился о Тэйке и любил ее, назвать какого-то неведомого мужчину настоящим отцом ребенка у меня язык не поворачивался.
— Я выяснил только, что он зарабатывал на жизнь тиснением кожи и погиб при осаде города. Его беременная жена осталась одна. Скорей всего, она плохо переносила беременность, оттого и не уехала из Хомлена, — он пожал плечами. — Это только догадки. Достоверных сведений нет. Только то, что в городе у нее не было родственников. Стражи расспрашивали, пытались расследовать убийство. Честно скажу, они не очень старались. Ближайшие соседи, конечно, знали, что произошло, что с ней сделали. О ней не говорили. Даже со мной. Наверняка что-то рассказывали отцу Беольду, но он не нарушит тайну исповеди.
— Годи, полагаю, сделал правильные выводы и соотнес появление Тэйки с историей ее матери, — предположила я.
— Думаю, да, — кивнул лекарь Дарл. — Он говорил пару раз, что без вмешательства Триединой точно не обошлось, и называл девочку чудом. Потому и нарек Тэйкой.
— Мне стоило догадаться, что у имени есть значение, — усмехнулась я.
— Это древнее северное имя. «Волшебная».
— Учитывая ее дар, имя подходит идеально.
Собеседник улыбнулся, светло и спокойно:
— Да, так и есть. Тэйка очень много значит для Эстаса. У него никого не осталось, кроме нее. Он очень ценит то, что вы тактичны с девочкой и терпеливы, — господин Дарл вздохнул, встретился со мной взглядом. — Эстас старается сделать так, чтобы все наладилось. Но на это нужно время.
Идея рисунка для гребней, а Эстас решил, что их будет три, пришла во сне. Трилистник и руны исключительно удачно вписывались в приснившиеся изделия, будто эти предметы уже существовали, а Эстас их не так давно видел и даже держал в руках. Хотя он мог поклясться, что со дня смерти матери не прикасался к подобным украшениям, а у нее не было гребней с похожим рисунком.
Прикрывая глаза, чтобы посторонние образы не отвлекали от видения, Эстас нарисовал в тетради эскиз. Руны, листики, спирали появлялись на бумаге, но теперь, хоть рисунок и был хорош, казались менее осязаемыми.