Он кивнул, виновато улыбнулся. Я снова постучала ногами друг о друга:
— Пока я не окончательно стала сосулькой, что там в роще?
Сержант отрицательно замотал головой, отступил на шаг.
— Айн, это не серьезное поведение, — сурово заметила я. — Что ты знаешь о роще?
— Госпожа, я не знаю точно, что там, — с жаром ответил он, а в голосе слышались панические нотки. — Там зло. Оно поглощает души. Больше я ничего не знаю!
— Я верю тебе! — поспешно подчеркнула я. — Верю. Я тоже почувствовала опасность. Буду разбираться. Спасибо еще раз большое, что помог найти Тэйку.
— Я так хочу, чтобы он был счастлив, — вздохнул сержант, в который раз повторив заложенное в проклятие условие искупления.
До крепости я добралась с четким осознанием, что не чувствую ноги вообще, руки заиндевели, а сердце будто заморозили. Частично это было побочным эффектом моего заклинания, гасящего эмоции. С ними вместе огонь душевного тепла тоже угасал, а я всегда очень тяжело переносила это состояние, которое мэтр называл «чистый разум».
Да, мысли были кристально ясными, решения — отточенно прагматичными, движения в бою — быстрыми и более решительными, потому что страх и мысли о самосохранении тоже исчезали вместе с эмоциями. К счастью, пользоваться этими чарами приходилось редко, но я неизменно несколько часов после применения заклятия чувствовала себя мудреным механизмом, а не живым человеком. Меня сопутствующая бездушность раздражала, но так блекло и невнятно, что становилось тошно.
Мэтр советовал вводить себя в это состояние всякий раз, когда предстоял бой с более чем двумя противниками, и очень просил не использовать чары, чтобы заглушить боль утраты. Это было верное предостережение, ведь бесчувственность, мнимую и недолгую, потом захлестывали все отодвинутые на задний план эмоции. Махом, одновременно, будто плотина рушилась. И становилось только хуже.
Сегодня до этого момента нужно было согреться, запрятаться под одеяло и запастись носовыми платками. Мой исключительно трезвый разум подсказывал, что слез будет много.
Даже сейчас, обдумывая рассказ Айна Хардона, я злилась из-за несправедливого решения королевы. И не помешало злости никакое заклинание.
Не Эстас Фонсо развратил, а другого слова я не находила, Рысью лапу! Не он превратил пограничный гарнизон в сборище вооруженных мужиков, не способных даже график караулов воспринять правильно. Да в разбойничьих шайках было меньше пьянства и разгильдяйства, чем в пограничной крепости Итсена!
Холодный рассудок рисовал мне молодого офицера-аристократа, только-только заступившего на службу в совершенно непотребный гарнизон. В свои двадцать два года Эстас Фонсо был самым младшим по возрасту человеком в крепости. Если бы в гарнизоне сохранялись уставные отношения, это не стало бы сложностью! Каждый знал бы свое место и помнил, в чем разница между солдатом и офицером.
А в этом разбойничьем логове старшие, считающие себя матерыми и опытными вояками, относились к его приказам, как к жужжанию назойливой мухи, и сопротивлялись переменам. Рассказ сержанта, того человека, который должен был следить за выполнением распоряжений командира, пестрил фразами вроде «новая метла по-новому метет, а потом обтирается», «молодой да горячий, успокоится, пообвыкнет», «это он по первости значимость показывает, угомонится».
Из-за скоропостижных смертей родных Эстас Фонсо не мог даже проверить, как исполняют его приказы. То есть, по сути, мой муж за три месяца после назначения руководил крепостью недели две.
Ее справедливое Величество просто хотела кого-то наказать! Хоть кого-то! Ей нужно было сорвать злость, на ком-то отыграться!
Хотя по справедливости и по уму королева должна была наказать предыдущего командира гарнизона и командующего в Астенсе! Они сделали предательство Айна возможным.
Трибунал, разумеется, моего мужа оправдал. Иначе и быть не могло!
Видимо, из-за того, что командир крепости оказался не предателем, а попавшим в королевскую немилость героем, ни о семье Фонсо, ни об участии моего супруга в хомленской истории в столице не говорили. В пансионе девушки сплетничали не хуже придворных дам, но ни разу не упоминалась фамилия, а я и слова не слышала о том, что дворянина-командира лишили титула и земель.
Вообще хомленскую историю как-то непростительно быстро замяли. Наверное, потому что многие считали решение королевы несправедливым, а обсуждать это себе дороже.
Неподвластная даже сильному заклинанию злость мерзко перехватывала горло, воздух уже не обжигал, но каждый вдох окатывал холодом изнутри. Нужно будет пометить в тетради, что на морозе «чистый разум» лучше не использовать — именно из-за этого сочетания я замерзала значительно быстрей, чем предполагала.
К счастью, постовой у дверей в жилую часть здания открыл быстро. Казалось, еще несколько минут на морозе — и я упаду замертво. Как все же странно, что Тэйка за неполные сутки на холоде даже не озябла. Ни насморка, ни кашля…
— Леди Кэйтлин! — воскликнула Джози, едва я шагнула в небольшую прихожую. — Я уж думала идти за вами!
— Откуда ты знаешь, что я не в спальне? — закономерно спросила я.
— Так меня позвали, — она махнула рукой на солдата.
— Миледи, — тут же вмешался он. — Часовые увидели, что вы из крепости-то вышли да остановились, да казалось, что вы беседуете с кем. Все ж знали-то, что вы призрака позвали, чтобы Тэйку найти. Вот ребята и решили, что вы призраку спасибо сказать хотите, ему ж в крепость теперь ходу нет. Из-за черепов-то.
— Верно, — кивнула я.
Жаль, что заклинание лишало эмоций. При других обстоятельствах такое понимание солдатом ситуации очень бы меня порадовало, а сейчас стало лишь словами.
— На улице холодно, а ребята увидели, что одним спасибом не ограничилось. Вот и послали вестового, чтобы Джози вам к возвращению воды горячей нагрела, — он кивком указал на мою подругу и неожиданно участливо добавил: — Как бы вы не слегли.
Моя сердечная благодарность постового немного смутила, а Джози поторопила меня словами «вода остывает».
В горячей воде я постепенно оттаивала, а Джози, устроившаяся рядом с большой бадьей на скамеечке, явно ждала объяснений. Я начала с того, как впервые встретила призрака, и рассказала, кем он оказался. Но когда уже хотела заговорить о его роли в жизни Эстаса Фонсо и Хомлена, взбунтовалось чутье.
На фоне отсутствия эмоций опасность, о которой оно вопило, пронизывала все мое естество.
— Я узнала, что здесь происходило восемь лет назад, но ничего не могу рассказать, — встретившись взглядом с подругой, сказала я. Голос сел, и мои слова прозвучали зловеще. Холод коснулся затылка, взъерошив волосы.
— Как так? — опешила она. — Почему?
Я прислушалась к ощущениям, а «чистый разум» подсказал ответ:
— Это как-то связано с магической клятвой моего мужа. Прости, Джози, я бы рада рассказать, но нарушенные магические клятвы убивают. Он же просил не расспрашивать никого о том, что здесь было.
— Просил, — ошеломленно кивнула она.
— Он не предатель, но это по нему и так видно.
— Видно…
— И то, что леди Льессир очень аккуратно подобрала документы, мы тоже знали давно, — я видела, что подруга огорчена, и попыталась подбодрить. Я бы на ее месте сгорала от нетерпения и любопытства и чувствовала бы себя обманутой: — Могу только сказать, что лорд Эстас по праву носит почетный титул «хевдинг». К тому же я теперь знаю, где искать, о каких именно документах попросить Артура. А когда он их раздобудет, ты их увидишь.
Она нахмурилась.
— Джози, прости. Чутье велит молчать.
— Оно вас еще ни разу не подводило, — хмыкнула она. — Придется и в этот раз ему поверить.
Подруга подлила мне в бадью горячей воды и призналась:
— Мне страсть как интересно, чем же командир королеве досадил, раз она ему правду запретила рассказывать. Сколько времени прошло, а она ему все жизнь портит!
Я задумалась об этих словах, но и «чистый разум» не нашел этому приказу королевы приемлемое объяснение, кроме сознательного введения меня в заблуждение. Ее Величество хотела, чтобы я считала брак наказанием.
Пока я парилась, Джози рассказывала о Тэйке и Ердене. Девочка очень переживала из-за болезни отца, это чувствовалось, когда она заходила проведать больного. Так что слова Джози только подтверждали мои собственные наблюдения. Дети сегодня большую часть дня провели в одном помещении под присмотром подруги. Не поссорились, не подрались, но и почти не разговаривали. Джози заняла обоих счетом, дети решали задачи, а потом играли в шашки. Ердену еще нельзя было выходить на улицу, и Тэйка, как ни удивительно, тоже от прогулки отказалась.
— Она славная девочка, — в который раз заверила Джози. — Все образуется, она привыкнет.
Оставалось только надеяться, это произойдет до того, как дар проявится по-настоящему.
Эмоции вернулись, когда я уже была в постели, и главной задачей стало не промочить слезами подушку. Теперь я в красках представляла, каким ужасным был для мужа тот год, и понимала, что он до сих пор не справился с утратами, поэтому в его спальне так мрачно. Я и раньше знала, что Тэйка много значит для Эстаса, но до рассказа сержанта даже не догадывалась, насколько сильна эта связь. Они ведь спасли друг друга.
Еще одна мысль не давала мне покоя. Все не получалось отделаться от ощущения, что Ее Величество понимала, что совершила ошибку, зря наказала мужа, попавшего под горячую руку. Но «чистый разум» уже не действовал, и толком обдумать это предположение не получилось.
Я заснула в слезах, совершенно опустошенная и измотанная, но и во сне не было покоя — кошмары о Хомлене мелькали один за другим. Лишь под утро они сменились видением, в котором смутно знакомый и похожий на мужа Лойзар о чем-то разговаривал с моим отцом.
Глава 45
Утром муж решил, что уже достаточно здоров, чтобы вернуться к работе. Я придерживалась другого мнения и разрешила ему только пару часов позаниматься документами в постели и постоянно наведывалась с горячим чаем. Ерден и Тэйка под присмотром Джози учились в библиотеке. Я же посвятила себя тому, что откладывала с Нового года, — наносила руны постоянного круга призыва.