Я ударила руками о дерево, ледяная корка потрескалась.
— Не указывай мне! — рявкнула я, вторым ударом сбив лед.
— Вот поэтому не люблю иметь дело с бабьем! — зло ответил он.
Тэйка странно дернулась, нелепо взмахнула руками и упала к моим ногам. Я едва успела подхватить ее, чтобы не стукнулась об лед. Девочка, бледная и напуганная, была в сознании и беззвучно плакала. Она настолько обессилела, что не пошевелилась даже, лишь мигнула, когда я прошептала: «Все будет хорошо».
Рядом со мной стоял шаман, и потому я поспешила выпрямиться. Он был точно таким, каким я его помнила по видению. Чуть сутулый и худощавый старик. Две длинные косы богато сияли серебром и перламутром на груди моего врага. Для северных магов длинные волосы были символом могущества, непобедимости. Мои остриженные косы наверняка создавали ложное впечатление слабости.
Девятка по шкале Тайита излучала мощь, осознание собственного превосходства и презрение. Я, мелкая букашка, посмела попробовать сопротивляться. Это было досадно, но не больше, чем заноза.
Девятка по шкале Тайита окинула меня оценивающим взглядом. Ритуальный головной убор с оленьими рогами звякнул многочисленными золотыми цепочками. Хищно сверкнуло ожерелье из когтей орла, кинжал на поясе угрожающе сиял крупным черным камнем в рукояти.
— Так лучше, — почти не соврала я, разглядывая шамана не менее придирчиво, чем он меня. — Предпочитаю общаться напрямую, без посредников.
Он хмыкнул:
— Этот посредник меня больше не устраивает, — и добавил, будто сплюнул: — Каганатка.
— Нужно отнести ее в дом, — твердо сказала я, склонилась к Тэйке, чтобы взять ее на руки.
— Нет. Пусть валяется, — зло бросил он.
— Ты из ума выжил. Видимо, смерть плохо влияет на мыслительные способности, — огрызнулась я и подняла девочку.
Он ударил меня. По лицу, наотмашь.
Ладонь призрака прошла сквозь меня. Голову будто в ледяную воду опустили. Холод пронзил зубы такой болью, что я закричала, но звука не было — горло тоже сковало, голос отказал. По щекам потекли обжигающе горячие слезы. Я крепко прижала к себе плачущую, безвольно обмякшую Тэйку.
— Не кобенись! — рявкнул шаман. — Будешь выделываться, ударю девчонку. Тогда точно сдохнет.
— Она заболеет, — прошептала я.
— Тебе-то что? Ты мачеха, она чужая тебе.
Я покачала головой, снова положила Тэйку. Расстегнула шубу и, осторожно, чтобы не звякали пузырьки, расстелив ее на льду, переложила на нее ребенка и укутала.
— Я нужна тебе живая и здоровая, — гордо выпрямив спину под порывом пронизывающего ветра, я встретилась взглядом с врагом. — Тэйку согрел под Новый год и меня согреешь. Справишься.
— Тьфу, баба строптивая! — в его ухмылке почудился даже какой-то намек на уважение. — Ты так себя ведешь, будто не боишься!
— Тебя? — хмыкнула я. — Это ты вынуждаешь меня помогать тебе. Значит, ты слабей меня, ты во мне нуждаешься. Я тебя ни о чем не просила. Забыл?
— Не забыл, — он покачал головой, в усмешке прибавилось хищности, тревожно звякнули цепочки на рогах. — Иди на середку!
Я пошла сама, без магического принуждения. Потому что за моей спиной стояли, впиваясь в меня взглядами, девять хранителей, послушных воле шамана. Они бессловесно подгоняли, заставляли подчиняться уже лишь тем, что отражали эмоции хозяина, излучали желание напасть. То самое раздражение, ту саму злобу, которую я чувствовала в шамане.
При всем желании промахнуться и прийти не к центру озера мне бы не удалось. Лед в этом месте светился. Бирюзовое сияние шло откуда-то со дна, мерзко напоминало мне первую встречу с оленем в кабинете мужа и страх, совершенную беспомощность, которые я испытала в тот день.
Ощущение полной зависимости, бесправности захлестнуло меня снова, когда я увидела, как в пяти шагах от меня загораются кругом знаки уцелевших тотемов, как рядом с яркими бирюзовыми метками становятся призрачные звери.
Девять семерок по шкале Тайита, подвластные девятке. Ни одному некроманту в истории не удавалось самому победить столь сильную сущность, даже не имеющую приспешников. А у меня из всего оружия кинжал, неполный резерв и одна-единственная склянка с восстанавливающим зельем. Наилучшие условия для выживания.
По чувствам хлестнули вспышки молочно-белых кристаллов — шаман возвел защитный барьер.
Все. Это клетка. Отступать некуда. Сквозь барьер, такой же, как и мои, никому не пройти. Он рухнет либо, когда шаман захочет, а этот момент наступит после моей гибели, либо после смерти создателя. Шансов победить десять призраков у меня маловато.
Дятел-хранитель начал отстукивать ритм по призрачному дереву, выросшему из его знака. Четкие удары совпадали с ударами моего сердца, постепенно дятел замедлялся, успокаивая и меня. Лис тявкнул, запел шаман. Мелодия была северной, как и слова порабощавшей разум песни. Время стало тягучим, шаман — многоликим, сочетавшим в себе образы хранителей с чертами незнакомых мне людей, каждый из которых становился похожим на шамана.
Я сопротивлялась дурману, за сменой предыдущих личин моего врага наблюдала отрешенно. В этих образах мелькали и моменты моей жизни. Возникло отвратительное ощущение, что кто-то пытается прочесть мои воспоминания. Это бесило, давало силы бороться, но чем больше я сопротивлялась, тем громче долбил дятел, идеально попадая в такт биения моего сердца, тем навязчивей, настойчивей была песнь врага.
Сдвинуться с места я не могла, ноги будто примерзли ко льду, в то же время тепло, которое я вытребовала у шамана, раскрепощало, уговаривало расслабиться и как-то странно пьянило. Увенчанная рогами оленя голова повернулась по-орлиному, нос шамана заострился и изогнулся, будто клюв.
— Ты станешь величайшим магом королевства, — вкрадчиво произнес орел.
— Мне не нужна слава.
— Лишь глупцы и лентяи нечестолюбивы. Первые не знают своих возможностей, вторые проживают свою жизнь бездарно и бессмысленно. Я поверить не могу, что ты, Кэйтлин Россэр, глупа или ленива.
— Мне вполне хватает того, что я единственная некромантка в стране. А всего нас трое. Дар непрошеный, трудный. Это большая ответственность. Понимать и принимать ее, как и свое место в мире, мудро.
— Покорность предназначению, смиренность и в самом деле неплохие качества, — хищно усмехнулся енот. — Но ты ведь хочешь отомстить королеве, заставившей тебя отрезать косы.
— Нет. Не хочу.
— Лжешь, — прошипела змея, двигая головой так, словно примерялась перед броском.
— Нет. Я не вижу смысла в мести. Волосы отрастут, а это единственный вред, который королева мне причинила.
— Бесхребетная тряпка, — протявкал лис.
— Если это для тебя равно «разумная», пусть, — усмехнулась я, вернув, наконец, контроль над собой.
Отступив на шаг, я отчетливо увидела шамана, золотое сияние оленьих рогов, ритмичные движения хранителей, замкнувших кольцо вокруг меня и своего хозяина. Сейчас, пытаясь подчинить себе мой разум, пытаясь найти возможности надавить на меня, он был уязвим. Будучи в глубоком трансе, он не мог достаточно быстро отреагировать. Я просто знала это.
Сейчас или никогда. Я выхватила свой кинжал и ударила шамана в худосочную грудь.
Глава 56
— Из столицы ответ пришел на запрос леди Россэр, — мэр протянул Эстасу конверт, на сломанной печати которого красовался герб службы приставов. — Отказали ей. Говорят, нет нужды в артефакте.
Эстас кивнул, вчитался в ответ чиновников. С одной стороны, для безопасности Кэйтлин было бы лучше иметь журнал, с другой — слова столичного пристава о том, что законник Ее Величества посчитал подобную меру излишней, уже были некоторой защитой от возможных обвинений.
— Если вашей супруге так будет спокойней, можем завести ей обычную тетрадь, — предложил мэр. — Ей, должно быть, все равно, где подпись-то ставить. Она же токмо вас поддержать хочет.
— Я поговорю об этом с леди Россэр, — заверил Эстас, очень ярко вспомнив реакцию жены на новости о его ссылке. Кэйтлин сочувствовала и в самом деле старалась поддержать, приободрить.
Отчего-то именно из-за этой мысли Эстасу стало совестно, что он до сих пор не решился поговорить с женой о чувствах, не нашел в себе сил признаться в любви. В голову приходил только традиционный вариант выяснения отношений, включавший преклонение колена, признание и дарение помолвленного кольца. Подумав, что ювелир должен был записать размеры проданных к свадьбе колец, Эстас решил не откладывать дело на непонятный срок и купить Кэйтлин кольцо.
Мысленно выбирая камень, Эстас собирался выйти из ратуши, когда его окликнул до боли знакомый голос. Голос, который он не рассчитывал услышать до посмертия.
Медленно повернувшись, Эстас Фонсо встретился взглядом с отцом. Колотящееся сердце пропустило удар, Эстас сильней вцепился в ручку двери, слов не нашел. Только смотрел на отца пару невыносимо долгих мгновений.
— Возвращайся в Рысью лапу, — велел Лойзар Фонсо. — Кэйтлин и Тэйка в большой опасности. Возьми из комнаты Кэйтлин жгуты и смазку для клинка. Жена тебе показывала нужный флакон. Шаман не позволил Кэйтлин хоть сколько-нибудь подготовиться. У нее с собой только кинжал. Выезжай верхом через главные ворота. Я проведу тебя коротким путем к роще. Торопись!
Эстас кивнул, пробормотал благодарность и сорвался с места. До Рысьей лапы еще нужно было добраться.
Страх за Кэйтлин и за дочь сметал все остальные чувства и мысли, перехватывал дыхание. Конь, будто почувствовав состояние хозяина, мчался сломя голову, взрывая копытами укатанный снег.
Шаман увернулся в последний момент. Мой клинок лишь оцарапал ему плечо, прорвав призрачную одежду.
Еще ударить не успела — шаман швырнул в меня ледяное копье, я отпрыгнула, закрылась защитой Альдина. Золотистый купол отгораживал меня от бранящегося врага, от скалящихся, но пока не нападающих хранителей.
— Бабье проклятое! — рявкнул шаман, запустив в меня еще одним копьем.