Разразившись от отчаяния смехом гиены, она рывком вскочила и крикнула:
— Габриэль! Немедленно собери мои вещи! Мы едем в Венецию!
14
Вот уже два дня как Мери лихорадило и тошнило. Она знала, что не беременна, и решила, что недомогание вскоре пройдет. Вечером она легла в постель с неприятным ощущением, будто затылок у нее налит свинцом, и все тело болезненно ныло. Надо было бы сказать об этом Балетти, но весь тот день он казался ей таким озабоченным и рассеянным, что она не посмела его тревожить. Уснула мгновенно, ей даже показалось, будто она провалилась в постель и белые простыни затянули ее, словно трясина.
— Скорее, синьор, пойдемте к мадам Мери! — закричала с порога горничная, вломившись в мастерскую, где Балетти нередко занимался живописью.
Сунув кисти в стоявший рядом кувшин, маркиз бросился к двери.
— Она сегодня утром не встала с постели, и меня это удивило. Не в ее привычках отказываться от завтрака, — объясняла перепуганная служанка, еле поспевая за Балетти, который, задыхаясь, огромными прыжками взлетал по лестнице.
Ворвавшись в спальню, он тотчас отдернул полог кровати и в ярком утреннем свете отчетливо увидел смертельно бледное, изможденное лицо Мери. Положил руку на ее пылающий, мокрый от пота лоб. Мери еле слышно застонала. Балетти обернулся к девушке, в тревоге заломившей руки.
— Анна, вскипятите воду. Я сейчас приду к вам с лекарственными травами.
— Она опасно больна?
— Довольно опасно. Она без сознания. Слишком сильный жар. Мне надо выяснить, что она делала в последние несколько дней. Займитесь этим.
— Я спрошу Пьетро. Мадам Мери очень нравится с ним разговаривать.
Балетти кивнул и откинул одеяло с горячего и дрожащего тела Мери. Выслушал ее, ничего толком не поняв. Мери стонала и стучала зубами. Он разозлился сам на себя за то, что ничего не заметил, всецело поглощенный мыслями о письме, которое прислал Корк перед тем как отправиться к потрейскому берегу, где стоял имперский флот.
«Корнель рассказал мне всю правду о Мери Рид. Узнав то, что узнал я, вы будете потрясены так же, как был потрясен я сам. Не могу в нескольких строчках рассказать вам все, но позаботьтесь о ней как можно лучше, маркиз. Сами того не зная и не желая, вы обрушили на нее худшую кару, какую можно выдумать. Вскоре вы все узнаете. Молю вас, берегите ее. В том, что касается Форбена, все улажено, как вы того хотели».
Балетти раз сто прочитал и перечитал записку, пока не выучил наизусть. Эта истина, эти признания, которые он столько раз отказывался выслушать, теперь его терзали.
Наклонившись к больной, он поцеловал ее.
— Мери, любовь моя, — шепнул он, — кем бы ты ни была, не сдавайся.
Губы Мери дрогнули, по щекам поползли тонкие соленые струйки. Балетти наклонился к ней еще ниже, ловя ее дыхание.
— Никлаус, — простонала она, — я люблю тебя. Не уходи. Пожалуйста, не уходи.
У маркиза сжалось сердце. Позже, одернул он себя, все вопросы отложим до лучших времен. Оставил Мери наедине с ее страданиями и выбежал из комнаты, спеша приготовить лекарство, чтобы унять жар.
Форбен перевел Никлауса-младшего и Корнеля на «Красотку», стоявшую в нескольких кабельтовых от потрейского замка, в венецианском порту. Там к этому времени оставалась лишь горстка людей. Все остальные перебрались к нему на «Галатею», чтобы, когда потребуется, суметь дать отпор притязаниям имперцев.
После разговора с Корнелем первым побуждением Форбена было сделать вид, будто до него не дошел слух насчет потрейского замка. Однако слух распространялся так быстро, что он никак не смог бы объяснить своему министру, почему не стал его проверять. И потому он решил поверить Корку, но все же отправиться туда. И вот теперь он приблизился к предполагаемой ловушке вместе с Клероном, который принял командование брандером, передав командование «Красоткой» старшему помощнику.
Форбен сложил подзорную трубу. «Что-то здесь не так», — встревожившись, сказал он сам себе.
Он намеревался подпустить имперские суда поближе, а тем временем обстрелять крепость, возвышающуюся на скале. Когда же имперцы подойдут, Клерон направит свой брандер на один из кораблей, сам Форбен займется вторым. И тогда враг попадется в собственную западню. Береговая батарея, судя по всему незначительная, будет уничтожена, и уже ничто не помешает хорошенько проучить этих негодяев. Однако имперские суда, опровергая утверждения Корка, не спешили показываться.
— Должен ли я отдать приказ открыть огонь? — спросил помощник.
— Да, — коротко бросил Форбен.
И повернулся к Клерону, стоявшему на палубе брандера, на расстоянии человеческого голоса. Как сам он несколько минут назад, Клерон, нахмурившись, с озабоченным видом всматривался в открытое море.
Со стороны замка прогремели пушки, опередив орудия «Галатеи». Ядра, не долетевшие до цели, упали в воду, обдав брызгами борта обоих судов.
— Обстреляйте стены настильным огнем, — заложив руки за спину, приказал Форбен. Он сосредоточенно смотрел на то, как рушатся камни, и с досадой прислушивался к овладевшему им странному предчувствию. И внезапно понял. — Прекратить огонь! — скомандовал он.
Пушки дали последний залп, и он смог убедиться в том, что предчувствие его не обмануло.
— Тысяча чертей! Они напали на «Красотку»!
— «Красотка»! — эхом взревел в рупор Клерон.
Они сообразили одновременно. Форбен ни секунды не колебался.
— Меняем курс! — заорал он. — Им надо помочь!
Помощник не успел отдать никаких распоряжений. Ядро со всей силой ударило в ахтерштевень, который разлетелся с похоронным треском.
— В руль попали! — злобно выкрикнул рулевой.
— Только этого недоставало, — проворчал Форбен, видя, что судно разворачивается по ветру и отдаляется от берега.
— Плотника туда, — приказал он, — оценить повреждения.
Неуправляемый фрегат летел дальше.
— Ослабить паруса! — распорядился Форбен. Схватил рупор и отдал приказ Клерону: — Идите к «Красотке»!
Дважды повторять ему не пришлось. «Галатея» теперь не могла двигаться как положено, и потому Клерон велел спустить на воду шлюпку и сел в нее с двумя десятками матросов, предоставив брандеру помогать «Галатее».
Матросы налегли на весла, и лодка тотчас отошла от борта.
На «Галатее» забегали взад и вперед. С кормы уже доносились первые удары молотка.
Форбен бесился оттого, что вынужден торчать здесь, не в силах помочь своим. Он бесился оттого, что дал себя провести, что послушал этого предателя Корка! И внезапно застыл на месте, заледенев от пронзившей его очевидной мысли.
Корнель рассказал Корку, что они намерены делать. Кто из них двоих солгал? А что, если они сговорились? Только одно было несомненно: этот пират явился вовсе не за Форбеном, а за Никлаусом-младшим. Иначе зачем было нападать на «Красотку»?
Смертельно побледнев, он повернулся к направлявшемуся в его сторону плотнику.
— Руль поврежден, капитан.
— Сколько времени надо, чтобы починить?
— Думаю, часа три.
— Постарайтесь, — вздохнул Форбен. Шагнул к старшему помощнику: — Пусть брандер возьмет «Галатею» на буксир. Надо объединить наших людей.
Пока тот передавал дальше его распоряжения, Форбен, в тревоге и ярости, вновь схватился за подзорную трубу. Лодка Клерона держалась курса. Вскоре она достигнет «Красотки». Однако Форбен понимал, что все это бесполезно. Пушки и там тоже умолкли. Фрегат, несомненно, захвачен.
— На берег! — приказал капитан «Красотки», выброшенной на песок.
Повреждений было много. Фрегат, отчаянно старавшийся спастись от имперских судов, укрылся в бухте. Капитан предпочел такое решение, понимая, что они вот-вот потонут. На острове у него еще оставалась надежда спасти своих людей.
То же самое можно было сказать и о судне. Имперцы не стали бы тратить время на то, чтобы снять его с мели.
Однако медлить было нельзя. «Красотка» все еще оставалась на расстоянии пушечного выстрела, и запасы пороха вполне могли полыхнуть, если враг хорошо прицелится.
Корнель с Никлаусом-младшим на закорках шел к берегу вместе с остальными. Вода доходила ему до бедер, поднятые сражением волны били в бока. Никлаус был смертельно бледен, но молчал. Поначалу он не хотел, чтобы его несли, и в конце концов Корнель рассердился:
— Сейчас не время для капризов! Делай, что тебе говорят! Течение слишком сильное!
Никлаус-младший повиновался. Не сводя глаз с ряда оливковых деревьев, замыкавших полоску песка, он думал о матери. Теперь и он тоже знал, чем пахнет война. Мальчик старался покрепче держаться за Корнеля, слиться с ним в единое целое, чтобы тот не упал.
Только когда они выбрались из воды, он разжал руки, соскочил на песок и побежал, опережая Корнеля, к деревьям с прихотливо изогнутыми кронами. Несколько моряков уже стояли там, в рощице, неотрывно глядя в море и стараясь разглядеть имперские суда.
— Они уходят, — уверенно сказал капитан.
Никлаус-младший вздохнул с облегчением. Затем повернулся к Корнелю, у которого выражение лица было странно напряженным:
— Все в порядке?
Корнель кивнул. Ни к чему пугать ребенка.
— Незачем нам здесь оставаться, — решил капитан. — В десяти минутах ходьбы отсюда есть деревня. Там мы будем в безопасности.
— Я могу идти сам, — упрямо заявил Никлаус-младший.
Корнель не настаивал. Ему не давали покоя черные мысли. Корк обманул их, в этом сомневаться не приходилось. Он отказывался верить, что виной тому — сделанные им признания, касающиеся его отношений с Мери. Вздохнув, Корнель вытащил из-за пояса пистолет, чтобы зарядить. Если Балетти по какой бы то ни было причине хочет забрать Никлауса-младшего, сначала придется убить его, Корнеля. Но до того он заставит Корка поплатиться за свое предательство.
Когда они вошли в деревню, как раз звонили к мессе. Люди потянулись к церкви, хмурые, озабоченные, встревоженные грохотом боя, долетевшим до них с ветром. Некоторые из них, самые любопытные и смелые, решились выбраться к кромке воды. И не удивились, когда увидели, что на берег сошли фра