— Рад, что ты пришла к тому же выводу, что и я.
— А я — что не сохранила этого ребенка, — призналась она, глядя ему прямо в глаза. — При таких обстоятельствах было бы безумием его доносить.
Корнель опустил голову. Об этом он тоже догадывался. Ему вдруг расхотелось есть.
— Пойду к Дункану, хватит ему ждать моего ответа, — сказал он, поднимаясь со скамьи. Поцеловал ее в волосы. — У меня уже есть сын, Мери, — прошептал он. — Только с ним надо считаться.
Мери посмотрела ему вслед, потом подозвала трактирщика, который поблизости орудовал метлой — не столько подметал, сколько пылил.
— Сядь-ка сюда, Набей-Брюхо, и попробуй свое пойло.
— Не хватало мне изжоги, — проворчал тот, приостановившись.
— Ну иди же сюда! — повторила она. — Хватит пылить, не то я сейчас расчихаюсь.
Трактирщик испустил душераздирающий вздох, но все-таки отставил метлу и сел на место Корнеля. Мери наполнила оставленный тем стакан, Набей-Брюхо глотнул вина за его здоровье.
— Ты чем-то озабочена, Мери Рид, — отметил он, забыв под ее сумрачным взглядом про их излюбленную игру.
— У тебя есть дети?
— Есть где-то там. Но ни один из них мне не дорог так, как твой Никлаус.
— Никогда не привязывайся к ним, — выдохнула она, залпом осушив свой стакан.
Набей-Брюхо с сочувствием смотрел на нее.
— А ты что не допиваешь? — спросила она.
Трактирщик невесело улыбнулся.
— Лучше сдохнуть, — сказал он. — Ты права. Вино поддельное.
Но вместо того чтобы рассмеяться, как он надеялся, Мери, ничего не ответив, вышла из-за стола и предоставила ему дальше орудовать метлой.
23
Три фрегата полным ходом шли вперед, быстро сокращая расстояние, отделявшее их от старого испанского галиона.
Галионы теперь редко встречались в море. Очень редко, поскольку представляли собой легкую добычу для пиратов. Несмотря на то что эти суда были хорошо вооружены и насчитывали в команде немало людей, имея в распоряжении флотилию, можно было без труда завладеть ими. Никлаус-младший давным-давно мечтал подобраться к галиону и теперь не мог нарадоваться выпавшей ему удаче.
Мери с Корнелем решительно сочли происходящее добрым предзнаменованием: если применим правильную тактику, к вечеру судно будет наше!
Тактику еще следовало выбрать. На этот раз невозможно было поступить так, как они поступали раньше, имея дело с лодками или баркасами, даже с бригами и шлюпами, хотя команда и обожала эти воинственные игрища. Правила игры когда-то разработал Корк, предпочитавший заставить корабль сдаться, чтобы не идти на абордаж и не рисковать жизнью своих людей, и сводились они вот к чему. Матросы распускали и взлохмачивали волосы. Музыканты оглушительно били в барабаны, нестерпимо пронзительно визжала скрипка. Все остальные пускались в пляс на палубе, звеня саблями, ругаясь и обещая страшные пытки будущим жертвам, которых от всего увиденного и услышанного неизменно бросало в дрожь. Зачастую такого действа оказывалось достаточно для того, чтобы жертва сдалась, иногда приходилось подкрепить требование остановиться пушечным выстрелом по корме, и очень редко дело доходило до абордажных палашей.
На этот раз Мери не обманывалась: на галионе было слишком много людей. Слишком много для того, чтобы можно было их запугать.
Каждый из трех капитанов знал, что ему следует делать в любой ситуации, какая только могла сложиться. Они часами обсуждали все возможные варианты, прежде чем прийти к согласию. Мери во все это не вмешивалась: пусть за эти последние годы она многое узнала и многому научилась, все же необходимого опыта у нее еще не хватало. Зато Корнель, Дункан и Баркс прошли одну и ту же школу, пусть и были в прежние времена, во время войны, врагами. Хорошо хоть не довелось встретиться лицом к лицу. Все трое знали, что такое морской разбой, все трое сохранили и удаль, и навыки.
Следуя разработанному совместно плану, они целый час преследовали и донимали галион, беспрерывно его обстреливая. Небо потемнело от дыма, стало трудно дышать, ноздри обжигал запах пороха и гари. В конце концов галион начал слабеть, трещать по всем швам: три фрегата объединенными усилиями его загнали. Когда бизань-мачта жертвы рухнула, не выдержав града ядер, батареи умолкли и все стали готовиться к абордажу.
«Бэй Дэниел» и «Виктория» Дункана теснили галион с обеих сторон, на удивление слаженно пристраиваясь к его тяжеловесным бокам, а «Щеголиха» Баркса упиралась в корму.
С трех судов были брошены крюки, которые цеплялись за штаги и бортовые ящики для хранения коек. Еще несколько минут — и со всех сторон, словно муравьи, на штурм галиона устремились по этим веревочным мостикам матросы с саблями, топорами в руках, заряженными пистолетами за поясом, с ножами в зубах.
Мери и Никлаус-младший бросились к галиону в едином порыве. Поначалу Мери хотела удержать сына, как когда-то ее саму Корнель пытался не пустить в бой. Но, встретив умоляющий взгляд Никлауса, заставила себя промолчать. Ему необходим был воздух битвы, как его отцу и ей самой. Совершенно бесполезно пробовать увести человека в таком состоянии. Мери заглушила голос материнской тревоги и ринулась в драку.
Бой разгорелся, повсюду яростно сражались: на носу, на корме, на мачтах и даже в каютах.
Везде шла резня, везде царило неистовство. Мери могла сколько угодно себя обманывать, но она видела, что Никлаус испытывает от безумия битвы подлинное наслаждение. Такое же, какое испытывала она сама.
Три часа спустя палубы галиона были залиты кровью. Несколько пиратов остались лежать в этих красных лужах. Никлаус-младший был ранен в плечо — царапина, которой он гордился.
— Их было трое, видал, Барбет? А ты, Комиль, тоже видел? Втроем на меня напали и хотели схватить! — горячился он, показывая, как отбивался.
— Раз уж на то пошло, сказал бы, что их было десять! — насмешливо поддела его Мери. — Иди-ка лучше займись своим порезом. У тебя останется хорошенький шрам, чтобы было чем похвастать.
— Надеюсь, Мери! — уже на ходу бросил Никлаус, но побежал не к судовому врачу, а к Корнелю.
Она только вздохнула, на мгновение пожалев о тех временах, когда Никлаус называл ее мамой. Корнель прав: мальчик стал мужчиной. В каком-то смысле, что тут ни делай, она уже потеряла его.
Мери устало провела рукой по лбу и почувствовала, что он опять пылает. С тех пор как случился выкидыш — а после того еще и недели не прошло, — Мери время от времени бросало в жар. Но это всегда проходило через несколько минут. Она решила поговорить об этом с Кривоногим, судовым врачом. Он, несомненно, даст ей какое-нибудь более подходящее лекарство, чем ром.
На всех трех фрегатах суетились, уносили раненых и делили добычу. Мери издали заметила Корнеля, который вместе с Дунканом и Никлаусом скрылся в каюте на корме галиона. И решила присоединиться к ним.
Когда она вошла в каюту, Дункан теснил капитана галиона, а тот явно не намерен был сдаваться.
— Что тут происходит? — спросила Мери.
— У этого господина есть карта, вот она, на столе разложена, и на ней какой-то остров помечен крестиком. Похоже, там спрятан клад, — ответил Дункан.
Мери искоса взглянула на карту и с трудом сдержала улыбку.
— Вижу, — отозвалась она, приближаясь к капитану галиона, весьма недовольному той ролью, которую пришлось играть.
Мери подняла саблю и ткнула острием ему под подбородок.
— Лучше бы тебе ответить на наши вопросы, — угрожающе процедила она.
— Идите к черту со своими происками. Я не пойду на то, чтобы…
Окончание фразы потонуло в бульканье. Не станет же Мери сводить на нет старания Корнеля и портить удовольствие Никлаусу из-за такого жалкого человечишки!
— Мама, он же вот-вот готов был заговорить! — возмутился Никлаус, внезапно позабыв, что она должна оставаться Мери и только Мери.
— Без него обойдемся, — ответила Мери. — Я уверена, что, сравнив очертания этого острова с тем, что нанесено на наши морские карты, мы определим его долготу и широту.
— А может быть, даже и это не потребуется, — воодушевился Корнель.
Взяв со стола карту, он провел ею над огнем, чтобы проявились слова, написанные лимонным соком.
Мери с трудом удерживалась от смеха. Должно быть, Корнель немало времени потратил на эту подделку. Она получилась грубой, но Никлаус-младший позволил себя одурачить. Глаза у него засверкали, и он едва ли не вырвал карту из рук Корнеля, спеша расшифровать записи.
— Здесь есть координаты! — обрадовался он. — А вот тут написано: три шага на запад и двенадцать на юг, и еще два на запад. Считая откуда? — Никлаус снова провел листком над пламенем свечи. — Край листа оторван…
— В таком случае потребуется немало времени на то, чтобы найти этот остров, — проворчал Корнель.
— Ничего, справимся. Мы ведь не упустим это сокровище, правда, мам?
— Конечно нет, — заверила его Мери. — Но пока что надо распотрошить галион.
— Я этим займусь! — воскликнул Никлаус, пряча драгоценную карту в карман жилета.
— Не пытайся нас обойти, мальчик, — недовольно сказал Дункан, придержав его за руку.
— Не беспокойтесь, капитан. Я сберегу карту надежнее, чем целый полк! — И Никлаус-младший умчался.
— Удачная шутка, — прыснула Мери, — но я сомневаюсь в том, что он оценит ее соль, когда обнаружит, что никакого клада нет.
— Почему это нет? — удивился Дункан. — Ничего подобного, Мери. Карта самая настоящая.
Мери остановилась и подозрительно глянула на Корнеля:
— Я думала, это ты ее нарисовал.
— Я всего лишь положил ее на этот стол, — признался тот.
— Эта карта попала мне в руки две недели тому назад, — объяснил Дункан. — Я играл и проигрывал. В последней партии поставил на кон свой корабль, надеясь отыграться. Пират, против которого я играл, не мог противопоставить этому ничего равноценного, разве что карту. Я согласился. И выиграл.
— Клад спрятал он?
— Нет. Он сам украл карту у некоего Мартина. Собственно говоря, он искал судно, чтобы отправиться за сокровищами. Потому и стал играть, надеясь заполучить мой корабль.