У Эммы кровь в жилах застыла.
— Она не должна ничего знать, ничего — слышите?!
— Почему вы забрали ребенка у родных? — спросил Кормак.
— Причины касаются только меня одной, — сухо ответила Эмма. — Поймите наконец: вы все потеряете, если захотите открыть Энн правду.
— Энн — наша дочь и ею останется, — заверил ее Кормак.
Мария Бренан снова, рыдая, бросилась мужу на грудь.
Эмма мгновенно поняла, что рано или поздно эта женщина уступит натиску Энн. Девочка, пока что бессознательно, приближалась к своей истинной сути. Ее влечение к океану и наряд, в котором она собралась к нему отправиться, служили тому доказательствами. До тех пор пока она не проявляет ни недоверия, ни неприязни к Эмме, еще ничего не потеряно, но если Мария Бренан заговорит… Эмма не хотела рисковать, она боялась потерять Энн так же, как когда-то потеряла Мери.
И она приняла решение, которое само собой напрашивалось, — единственно возможное в этой ситуации. Пообедав с Кормаками и переменив за столом разговор, чтобы не усугублять страдания Марии Бренан, на следующий день она явилась снова, под тем предлогом, что хочет осведомиться о ее самочувствии. Кормака не было дома, он уехал на плантацию. У Энн шел урок, она обучалась правильной осанке.
Служанка принесла дамам по чашке шоколада. Дом Кормаков, как и дом Эммы, и множество других в тех местах, представлял собой длинное деревянное строение, выкрашенное белой краской. Балконы с резными перилами, сплошь увитыми бугенвиллеями, опирались на колоннаду, и на первом этаже получалась очень уютная терраса, которую нередко превращали в гостиную. Терраса достаточно продувалась ветром для того, чтобы там можно было укрыться от нестерпимого июльского зноя, а легкая решетка, совершенно скрытая побегами жасмина, защищала от палящих лучей солнца. Вот там-то и принимала гостью Мария Бренан.
Дом, расположенный в прелестном уголке, был убран с большим вкусом. Мария Бренан сумела очень быстро приспособиться к новой жизни и из служанки, которой была прежде, превратилась в настоящую леди, одну из самых знатных дам Чарльстона.
— Энн сегодня ночью опять снился кошмар, — пожаловалась она, едва ушла служанка.
— Кошмар? — переспросила Эмма.
Мария Бренан кивнула:
— Все тот же. Смутный. Крики, плач, запах пороха, лужа крови… И оглушительный грохот. Она проснулась с воплем. И сегодня утром, за завтраком, снова меня расспрашивала.
— Надеюсь, вы ничего не сказали?
Глаза Марии Бренан наполнились слезами, которые она тщетно старалась удержать.
— Конечно. Я снова ей повторила, что это воспоминание о нападении разбойников, жертвами которого мы здесь стали. Как всегда. Но мне показалось, что она уже в это не верит. К счастью, пришел ее учитель французского, и мне больше не пришлось выкручиваться. Но ведь она непременно к этому вернется. Энн очень упряма. Она всегда добивается своего.
«Как ее мать», — вздохнув, подумала Эмма.
— Сударыня, — прервала их разговор служанка. — Простите, что мешаю, но преподобный отец хочет передать вам лично отчет в деньгах, потраченных на благотворительность.
Воспользовавшись тем, что девушка отвлекла Марию, Эмма, притворившись, будто тянется к своей чашке, стоящей на подносе, незаметно высыпала в чашку леди Кормак содержимое нефритового кабошона, вправленного в кольцо.
— Вам не помешает, если святой отец к нам присоединится? — спросила Мария.
— Нисколько. Просто вернемся к этому разговору чуть позже.
Пастор уже шел к ним.
— Дорогие мои! — воскликнул он, целуя дамам руки.
С приходом святого отца разговор, по мнению Эммы, сделался скучным. Как и все именитые жители Чарльстона, она часть своих денег отдавала на благотворительные цели, получая в качестве вознаграждения индульгенции, которые ей были совершенно ни к чему. Ее душа давным-давно принадлежала дьяволу, и отношения с Всевышним она поддерживала лишь для того, чтобы поддержать собственную репутацию.
Единственный интерес, какой она извлекала из присутствия рядом с ними этого человека, заключался в том, что он создавал ей алиби. Все трое приятно беседовали, попивая шоколад. Мария Бренан выпила все до последней капли. Не прошло и часа с тех пор, как Эмма с ней распрощалась, — и первые спазмы заставили несчастную корчиться, сгибаясь пополам. Послали за врачом, но Мария Бренан скончалась раньше, чем тот пришел.
Эмму никто не мог заподозрить. Она научилась использовать эликсиры Балетти. То, что способно было исцелять, могло и убивать. Отныне она получила тому доказательство.
Уильяму Кормаку снова придется полностью подчиниться ее воле, если он не хочет потерять и дочь, и все то, чем обладает.
25
— Это фрегат, — уверенно сказал Корнель.
Ему не требовалось смотреть в подзорную трубу, чтобы в том убедиться, — достаточно было увидеть очертания корабля.
— Да, вы хорошо разглядели, капитан, — подтвердил Клещи, отнимая от глаза прибор. — Что будем делать?
— Догонять. Мне надо действовать, чтобы успокоить нервы, — заявил капитан.
Клещи повиновался.
— Держи круче к ветру! — заорал он.
На мачтах тотчас засуетились.
Корнель вытащил трубку из кармана и набил ее, не сводя глаз с фрегата. Он снова вышел в море. Так лучше и для матросов, и для него самого. Мери выжила, но была еще слишком слаба для того, чтобы вернуться на судно. Кривоногий поручил ее заботам трактирщика Набей-Брюхо и местного доктора с острова Черепахи, посоветовав им лечить больную иезуитским порошком, чтобы быстрее поставить на ноги. Жар немного спал, но изнурительная лихорадка все еще не прошла. Проведя с больной неделю, Кривоногий счел, что она будет вне опасности, но при условии: только если останется на берегу. Никлаус-младший наотрез отказался ее покинуть даже ради того, чтобы отправиться за сокровищами.
«Совершенно незачем здесь торчать и томиться у моей постели, умирая со скуки, — сердилась Мери и призывала своего капитана: — Снимайся с якоря, Корнель! Снимайся с якоря и поднимай паруса за себя и за меня!»
Ради нее он был готов на все.
— Это точно торговое судно, — уверенно сказал Клещи несколько часов спустя.
— Ну так мы его возьмем, — решил Корнель. — Возьмем хитростью, поскольку силы у нас равные. Незачем рисковать нашими людьми.
Клещи кивнул. Всем на борту необходимо было развеяться. С тех пор как они покинули порт, оставив на берегу Мери и Никлауса-младшего, команда неизменно пребывала в самом мрачном настроении. Даже братья Раймон примолкли и не пели песен. Людям полезно будет немного пошевелиться.
— Спусти «Веселого Роджера» и замени его подставным флагом, как будто мы просим о помощи. Так мы сможем к нему приблизиться, и он ничего не заподозрит. — Отдав распоряжение помощнику, Корнель отвернулся от него и заорал: — Готовься к бою!
В ответ раздался радостный крик.
Несколько минут — и работа была налажена. Одни тащили ружья на марсы, другие на палубе проверяли кулеврины, третьи подтаскивали поближе зарядные картузы, прикрывая их брезентом. Корнель спустился на батарею.
— Надо почистить ядра, — потребовал он, — я хочу, чтобы они летели прямо и далеко, и кремни поменяйте. Мы не можем позволить себе ни малейшего упущения. Бенуа, — продолжал он, — время закрепить пушки у портиков. С закрытыми ставнями. И колеса с лафетов снимите.
— Слушаюсь, капитан.
Матросы заканчивали убирать койки в ящики, а где-то в стороне уже скрежетал точильный камень, заостряя один клинок за другим. Корнель проверил лежащие в ящике снаряды.
— Капитан, все в порядке! — крикнул ему Антуан.
— Собираем всех по тревоге через пятнадцать минут, — приказал Корнель перед тем, как подняться наверх и присоединиться к стоящему на корме старшему матросу.
— Они нас заметили, капитан, — сказал Клещи. — Меняют курс.
— Отлично. Скоро подойдут на расстояние выстрела.
Одного взгляда ему оказалось достаточно для того, чтобы убедиться: его люди готовы действовать. Заряженные ружья были уже на палубе, под рукой, прикрытые одеялами, точно так же, как сабли и снаряды.
— Надо, чтобы они ничего не заподозрили.
— Опасаться нечего, — заверил Клещи.
Корнель забрал у помощника подзорную трубу. И правда, этих торговцев вроде бы нисколько не встревожило приближение незнакомого судна. Вернувшись на батарею, где собралась к тому времени вся команда, он отдал последние распоряжения.
— Я не хочу, чтобы при вас было оружие, не хочу видеть каких-либо проявлений воинственности. Помните: мы — торговое судно, терпящее бедствие. Без боя нам эту посудину не заполучить, — заявил он. — Для «Бэй Дэниел» это крупная дичь. Водоизмещение у нас такое же, но наше преимущество в том, что мы хитрее и лучше умеем драться. Если вы все же сомневаетесь, если думаете, что нам не стоит с ним связываться, если кто-то против…
— Никаких возражений, капитан, — ответил чей-то уверенный голос. — Мы все хотим его захватить ради Мери. Правда, ребята?
«За Мери!» — таким был их боевой клич.
— Тогда мы должны сражаться. До крови. Марсовые — за дело! Мы должны к нему подойти аккуратно. Как только окажемся вплотную к его борту, ставьте паруса против ветра, и мы резко остановимся. Орудийные расчеты, вам придется действовать очень быстро. Помните, что, сняв колеса, вы выиграли в высоте подъема, но проиграли в откате. Вы не сможете перезаряжать орудия. Вы сможете дать только один залп с левого борта. Цельтесь так, чтобы снести мачты.
— Жаль губить такой корабль, — поморщился Бенуа.
— Мне тоже, да только не хочу рисковать. Может быть, у них на борту есть наемники. И стрелять вам надо — с марсов.
— Мы его возьмем, капитан, — пообещал Кристоф Раймон.
— Я знаю, вы отважные и решительные. Но не слишком полагайтесь на свое преимущество. Дункан предупредил меня о том, что суда Вест-Индской компании стали лучше охраняться.
— Мы же захватили галион!
— Хочу вам напомнить, что с нашей стороны было три судна. А на этом фрегате людей столько же, сколько у нас. Нам их не испугать. Делайте, что должны, и мы одержим победу. За всех тех, кто падет в этом бою, и за нее. За Мери! — прибавил он, вскинув саблю.