То, что все выжили, было настоящим чудом.
Здесь они протянули на подножных кормах четыре месяца, забираясь вглубь неприветливых джунглей главного острова в поисках пищи и питьевой воды. Четыре месяца они старались выстоять и подручными средствами отремонтировать корабль. Заделывали течи, чинили подводную часть судна сплетенными пальмовыми листьями на рыбьем клею, рубили деревья мачете, обтесывали доски, латали паруса — и за это время подружились так, как умеют только потерпевшие кораблекрушение.
Вейн был человеком, от природы тянувшимся к справедливости и сожалевшим о своем ремесле пирата. Он охотно попросил бы прощения у короля.
— Но этот паршивый пес пренебрегает теми, кто прежде ему служил. На ту малость, которую корсарам оставляли от их добычи, сегодня мы еле-еле могли бы прокормиться. А уж семью прокормить… — проворчал он как-то.
— Рано или поздно он вас поймает, — заметил Балетти.
— Не все ли равно — умереть от голода или на виселице? Если уж приходится выбирать, я предпочитаю прожить недолго, но чувствовать себя свободным.
Постепенно они разоткровенничались друг с другом. Маркиз рассказал, где он получил свои раны и в какую сторону намерен двигаться, чтобы за них отомстить, но все же не признался в том, какое положение занимал в Венеции. Вейн казался человеком чести, но он вполне мог бы об этом позабыть, захватить их в плен и потребовать выкуп. Вейну хотелось одного: поправить свои дела, раздобыть себе хотя бы одномачтовый куттер или двухмачтовый люгер, а может быть, даже и бригантину… Ему недоставало «Реванша».
Вот почему его лоб пересекла горькая складка, когда он, войдя узким проходом в гавань Нью-Провиденса, увидел «Реванш» на якоре всего в нескольких кабельтовых от их собственной якорной стоянки. Он ничего не сказал, но Мери догадывалась, что ему до смерти хочется изловить Рекхема, вызвать его на поединок и объяснить, как он, Вейн, на все это смотрит. Но она знала, что ничего такого он не сделает, сдержит гнев и удовольствуется тем, что смерит врага презрительным взглядом, как и положено настоящему англичанину.
Они расстались у дверей «Топенанта». Вейну не терпелось увидеть жену и сыновей, а матросам — раздвинуть ноги потаскухам.
— Мне будет недоставать вас, — сказал он на прощанье.
— А нам — вас, капитан Вейн, — ответила Мери.
Это была правда. За время вынужденной стоянки на островке они научились ценить этого человека.
Он повернулся и пошел прочь.
— Вейн напоминает мне Форбена, — сказала Мери. — Только он более тусклый, погасший.
— То есть?
Мери сверкнула глазами на Балетти:
— Форбен бы врезал Рекхему так, что тот надолго запомнил бы урок.
— Понимаю… Пойдем, нам надо узнать, что к чему. Я не заметил на стоянке ни одного из своих кораблей.
— А ты на это рассчитывал? — спросила Мери, толкнув дверь и шагнув в таверну.
Они сразу же потонули в дыму, и шум здесь стоял оглушительный. Чтобы услышать друг друга, им пришлось бы кричать. Они увидели матросов Вейна, сидевших за длинным столом, потягивая вино и поглаживая девок по заду. На краю стола еще оставалось два свободных места, одно напротив другого. Несмотря на ранний час, зал был набит битком.
Они сели. Балетти подозвал трактирщика, занятого разговором с парнем — таким же небритым и немытым, как все прочие, но, в отличие от них, казалось, не стремившимся развлекаться. Он сидел за столом в одиночестве и смотрел невесело. Трактирщик отошел от него и направился к новоприбывшим. Как и все те, с кем они встречались раньше, хозяин «Топенанта» не обратил внимания на изуродованное лицо Балетти. Маркиз понемногу переставал тревожиться из-за своей внешности, и Мери этому радовалась.
— Чего желаете? — спросил трактирщик.
— Пива и сведений. Нам надо добраться до Южной Каролины. Ты знаешь, какое судно туда направляется?
Тот поскреб подбородок и, немного подумав, ответил:
— Блекбирд и в самом деле говорил, что собирается погулять в тех краях, но я бы вам не советовал идти с ним.
— Почему?
Трактирщик наклонился к ним и кивком указал на человека, сидевшего в окружении трех потаскух и кучки мужчин: немыслимо грязного, с заплетенными курчавыми волосами, слипшейся бородой и черными ногтями и зубами. Одежда его держалась отчасти на булавках, отчасти благодаря покрывавшему ее слою крови и грязи.
— Он помешанный. Во всяком случае, так о нем говорят. Когда-то Блекбирд был лихим корсаром, в те времена его звали капитан Тич, но с тех пор он сменил имя, да и сам сильно изменился. Как напьется, становится злобным.
— Вот как? — спросила Мери, которой даже издали смотреть на Блекбирда было противно. Она не могла представить себя на борту его судна, в его власти.
— Было дело, однажды он в море напился и сильно разошелся, — в подтверждение своих слов сообщил трактирщик. — Спустился в трюм, прихватив с собой троих матросов, с которыми перед тем поссорился. «Давайте сами себе устроим преисподнюю и посмотрим, кто дольше продержится!» — сказал, а потом поклялся, что убьет всякого, кто попытается ему помешать. Задраил все люки и зажег множество плошек, наполненных серой и другими горючими веществами.
Трактирщик на мгновение умолк, боязливо оглянулся через плечо, проверяя, не встал ли с места Блекбирд, и только после этого продолжил рассказ:
— Очень скоро все судно наполнилось едким дымом, послышались крики и мольбы. Команда была в ужасе, они боялись, что все взлетит на воздух. В конце концов он вылез наружу, хохоча во все горло и высмеивая матросов, которые ревели как девчонки, кашляли и отплевывались, судорожно втягивая воздух. Блекбирд выхватил пистолеты и с дьявольским смехом уложил в упор двоих. Третьего пощадил, посоветовав тому впредь не выказывать ни малейшего признака слабости. — Заканчивая рассказ, трактирщик поежился.
Балетти и Мери обменялись сообщническими взглядами. А Блекбирд словно бы решил поддержать свою репутацию.
— Эй, трактирщик! — заорал он. — У меня в глотке пересохло! Пошевеливайся, не то взорву твою лоханку!
— Иду, Блекбирд, уже иду! — поспешно отозвался тот. И со вздохом повернулся к недавним собеседникам: — Лучше ему не возражать.
— Неужели ты нам не можешь присоветовать ничего более подходящего? — спросил Балетти, удерживая его за руку.
— Сделайтесь корсарами, — бросил трактирщик. — Тич все равно в черном списке Вудса Роджерса. Его вскоре начнут преследовать. Обратитесь к Джеймсу Бонни.
— Кто это?
Трактирщик указал на бедолагу, которого бросил, чтобы принять у них заказ, и отошел от них, спеша к нетерпеливо подзывавшему его пирату.
— Что скажешь? — спросила Мери.
— Ни малейшего желания видеть тебя в его лапах, — сморщившись, ответил Балетти. — Тебя здесь никто не знает. Благоразумнее будет скрыть твою истинную природу. Помимо этого, учитывая нынешние обстоятельства, с корсарами мы будем в большей безопасности, чем с пиратами.
Мери кивнула. Она тоже так думала. Они разом поднялись и направились к Джеймсу Бонни. Хмурый молодой человек даже головы не поднял, чтобы с ними поздороваться, сидел и крутил в руках стакан с ромом.
— Говорят, ты вербуешь корсаров? — спросил Балетти.
Бонни вздохнул, поставил стакан и посмотрел в глаза маркизу:
— У тебя есть корабль?
— Нет, мы были в команде Вейна.
На лице у Бонни появилась недобрая усмешка, и Мери увидела, что он изо всех сил стиснул стакан, едва не раздавив его:
— Вейна или Рекхема?
— Рекхем захватил «Реванш», а нас с Вейном отпустил на шлюпе.
Джеймс Бонни хмыкнул и залпом опустошил стакан.
— Рекхем все отнимает, — изрек он. — Все пачкает. Даже любовь.
Мери и Балетти не успели задуматься над смыслом его слов — у дверей раздался громовой смех Джона Рекхема. Мери стояла как раз напротив входа, и теперь ее взгляд переходил с перекошенного лица Бонни, покрывшегося крупными каплями пота, на довольную физиономию пирата, который только что ввалился в зал, обнимая за талию рыжую красотку, так и светившуюся счастьем. Талия у красотки заметно раздалась.
Бонни, по всему было видно, исходивший яростью, замкнулся в напряженном молчании. Мери и Балетти не посмели его молчания нарушить: должно быть, раздор у парней начался именно из-за этой рыжей, значит, лучше не вмешиваться.
Рекхем с притворной развязностью обогнул их стол, но Мери заметила, как он сжал пальцы на бедре девушки, бросившей на Мери мимолетный взгляд. В следующее мгновение Джон уже увлек девушку за собой, но Мери обернулась вслед: ей хотелось еще раз вглядеться в лицо рыжей незнакомки.
Должно быть, у той пробудилось сходное любопытство, потому что, воспользовавшись тем, что Рекхем выпустил ее из рук, она тоже обернулась и посмотрела на Мери с нескрываемым интересом.
— Нечего на нее пялиться, — проворчал Бонни. — Эта холера уже нашла себе хозяина!
— Кто это? — спросила Мери, не понимавшая, почему ее так странно влечет к этой девушке.
— Моя жена, — усмехнулся Джеймс Бонни.
Бросив на рыжую полный ненависти взгляд, он отвернулся и плюнул на пол.
— Мне очень жаль, — подал голос Балетти.
— Сам виноват, — проворчал Бонни. — Не надо было позволять этой твари себя охмурить. Она хотела моряка — она его нашла. Но я еще свое возьму. Рекхем получил королевское прощение, но она не захочет растить своего ублюдка на его корсарское жалованье. Мадам, несмотря на повадки портовой шлюхи, привыкла к роскоши. Рано или поздно Рекхем снова возьмется за свое. — Он опять усмехнулся и налил себе вина.
Лучше было не оставаться в его обществе. Если он и дальше будет пить, неминуемо начнет искать с ними ссоры.
— Как можно завербоваться? — спросил Балетти, возвращаясь к прежнему разговору.
— Без корабля я ничего для вас сделать не могу, — отрезал Бонни. — Вудс Роджерс наведет порядок. Все пираты, которые не оставят свой промысел, будут повешены. Советую вам не забывать об этом, — прибавил он и встал, не в силах дольше терпеть.