Его жена, сидевшая среди матросов напротив него, хохотала во все горло. Сжав кулаки, Бонни развернулся и поплелся к выходу.
— У нас остается Блекбирд, — вздохнула Мери.
— Только не это. Ты слышала, как он разговаривает? Его слова подтверждают рассказ трактирщика. Этот Вудс Роджерс, несомненно, из числа самолюбивых хищников, которые на все готовы, лишь бы очертить свою территорию. Лучше не связываться с пиратами на Багамах.
Потянувшись, он принялся рассматривать лицо Энн Бонни, которая то и дело поглядывала в их сторону. Она улыбнулась, и Балетти на мгновение замер. Повернувшись на стуле, Мери тоже посмотрела на девушку, и сердце у нее опять забилось чаще.
— Она красивая. Очень красивая, — проговорила Мери.
Балетти кивнул.
— Похожа на тебя, — заметил он.
Мери смутилась:
— Не нахожу.
— Давно ли Мери Рид в последний раз смотрелась в зеркало?
— По-моему, в Венеции, — с улыбкой призналась она.
— Ну, пойдем, леди-пират! — встав, предложил Балетти. — Если уж нам не дано сделаться корсарами, мы всегда можем стать матросами. Обойдем все трактиры — и рано или поздно найдем команду, в которую нас возьмут.
Мери кивнула и последовала за ним. Не удержавшись, напоследок еще раз оглянулась. Черты лица подруги Рекхема казались ей знакомыми. Пожав плечами, она сказала себе, что, должно быть, рыжие кудри девушки создали у Балетти ощущение сходства, а ее красота тронула его душу.
Вздохнув, Мери вышла на яркий свет дня. Да уж, давно пора собой заняться!
32
Эмма коротала время, следя за детьми, играющими в саду. У Николаса Лоуэса в Кингстоне был роскошный дом, но она ничего не замечала вокруг себя, плененная девочками, которые, заливаясь смехом, одна за другой скакали по «классикам», расчерченным рядом с празднично накрытым столом. Все домочадцы принарядились по случаю дня рождения Наталии, единственной и любимой дочери губернатора Ямайки — ей исполнилось восемь лет.
— Простите меня, дорогая, за то, что заставил вас ждать! — воскликнул губернатор, войдя в гостиную, куда провел гостью слуга.
Повернувшись к хозяину дома, Эмма протянула руку для поцелуя.
— Правильнее было бы сказать — томиться, — поддразнила она губернатора, лаская его нежным взглядом.
Лоуэс кивнул, с трудом подавив яростное желание стиснуть ее в объятиях. Эмму это забавляло. Она знала, что сопротивление его будет недолгим, что он не устоит, ей достаточно щелкнуть пальцами, как в тот раз, в тот единственный раз, когда она соблазнила его ради того, чтобы получить патент, который ей не спешили выдать. Лоуэсу доставило удовольствие добыть ей патент — это было в самом начале ее изгнания, на Кубе.
Десять лет и один брак спустя он ничего не забыл!
— Ваша Наталия совершенно очаровательна. Мне очень совестно, что я появилась у вас в такой неподходящий момент. Наверное, ее мать сердится из-за того, что я увожу вас от стола.
— Ее мать в прошлом году умерла от дизентерии, — скупо проронил Николас Лоуэс.
Теперь взгляд, которым окутала его Эмма, был исполнен сочувствия.
— Мне очень жаль, я не знала об этом, — солгала она.
Лоуэс удержал руку Эммы, коснувшуюся его щеки, и печально поцеловал ладонь.
— Ни в чем себя не упрекайте, дорогая моя. Я рад вас видеть, хоть и знаю, что вы пришли, преследуя собственные деловые интересы.
— Да, это так, — призналась Эмма.
— Выпьете чего-нибудь? Может быть, чашку шоколада?
— Нет, пусть лучше слуги балуют вашу дочку. Хотела бы я иметь возможность делать то же самое для своей.
Губернатор удивился, и Эмма пустилась в объяснения:
— Точнее сказать, это моя крестница, но я, лишенная счастья иметь потомство, люблю ее всей душой. Именно о ней я пришла поговорить.
— Чем я могу вам помочь?
— Вы знаете Уильяма Кормака?
— Кто же его не знает?
— Он отец этой прелестной девушки. Много месяцев тому назад на карету, которая везла малышку из монастыря на ее же свадьбу, напали разбойники. Кучер, сам тяжело раненый, уверяет, что ее похитили. Вероятнее всего, с целью получить выкуп. Кормак был в отчаянии, он долгие дни ждал, чтобы похитители дали о себе знать, перевернул вверх дном всю колонию, надеясь отыскать их. Я со своей стороны делала то же самое, но, увы, безуспешно. Выкупа так никто и не потребовал.
— Понимаю, — сочувственно проговорил Лоуэс. — Возможно, она убита.
— Или продана в рабство, — вздохнула Эмма. — Так вот. Кормак сдался, прекратил поиски. Я же не могу на это согласиться. Энн Кормак очень красива, губернатор. Посмотрите на ее портрет, — прибавила она, открыв медальон с миниатюрой, на которой искусный художник запечатлел черты Энн. — Если есть еще шанс на то, что моя крестница жива, может быть, ваши осведомители на Карибских островах смогут выяснить, где она находится. Я готова на все, лишь бы вернуть девочку семье, а ей вернуть положение в обществе. На все, Николас.
Непритворное отчаяние Эммы тронуло губернатора.
— Сомневаюсь, что мне удастся чем-нибудь вас порадовать, Эмма. Разве что очень повезет… Но я передам эти сведения всем губернаторам, с которыми состою в дружбе.
— Я останусь в Гаване в ожидании известий. Мой адрес вы знаете.
— Да, не забыл.
— Навестите меня, если судьба приведет вас на Кубу. Независимо от того, будут ли для меня какие-либо известия.
— Не премину это сделать. — Николас приблизился к ней. — Жаждете ли вы по-прежнему моих поцелуев, Эмма? — прошептал он.
— Куда сильнее, чем вам представляется, — шепнула в ответ она, обвивая руками его шею.
Эмма мгновенно поняла, какую выгоду может извлечь из этой встречи, помимо того, что губернатор действительно способен помочь в поисках Энн. Если Габриэль ее прогонит, Лоуэс будет для нее идеальным, да к тому же еще и богатым мужем. В сорок пять лет Эмма де Мортфонтен еще вполне могла подчинить мужчину своим прихотям. Словно для того, чтобы убедить ее в этом, губернатор Ямайки ненасытно впился поцелуем в ее губы…
Мери и Балетти покинули «Маджести» вплавь. Ночь была непроглядно черна, темные волны спокойны. По правому борту стоявшего на якоре судна виднелись огни Чарльстона, на которые должны были ориентироваться моряки. Вдали их сменяли неяркие огоньки фонарей, напоминавшие подвешенных в темноте светлячков.
Вода в мае еще не прогрелась, однако ни Мери, ни маркиз не чувствовали холода. Задыхаясь, они добрались до подножия пирса.
Восемь месяцев, проведенных в плавании, показались им нескончаемыми. Капитан «Маджести» неутомимо преследовал пиратов, заглядывал в каждую бухту, подолгу стоял в каждом порту, досматривал судна, проверяя их документы. Те редкие абордажи, на которые он соглашался пойти, Мери видела с высоты брам-стеньги, не имея возможности принять участие в деле. Балетти удивлял ее своей ловкостью. Прислушиваясь к советам и пользуясь уроками Мери, он очень быстро научился устраиваться так, чтобы не разлучаться с ней, перепоручая другим дела, которые могли бы отдалить их друг от друга. И все же они воспринимали этот переход как тяжкую повинность.
Потому они радовались долгожданной свободе, несмотря на то что, выбравшись из воды, промерзли насквозь — на резком морском ветру, в промокшей одежде.
Они немного побегали по берегу, чтобы согреться, а потом, хохоча, словно дети, повалились на песок между двумя камнями, достаточно большими для того, чтобы защитить от ветра.
— Я совсем выбился из сил, — задыхаясь, проговорил Балетти.
— Я тоже, — призналась Мери, встав на колени рядом с ним. Она распустила шнурки на своей рубашке и потянула ее за полы, вытаскивая из штанов.
— Что это ты делаешь?
— А сам не видишь, маркиз? Раздеваюсь. И тебе советую сделать то же самое, если не хочешь к утру закоченеть. Мы разложим одежду на камнях, и бриз ее высушит.
Балетти молча кивнул, взволнованный, не в силах отвести взгляд от нагого тела, белевшего перед ним в полумраке.
Мери упивалась его волнением и все же не стала провоцировать маркиза дальше. Разложив, как и собиралась, одежду на камнях, она вытянулась на песке и закрыла глаза, безмолвная и доверчиво себя предлагающая. Сердце беспорядочно колотилось в груди, которая, казалось, вот-вот разорвется.
Так прошло несколько минут, покой которых Мери не смела нарушить. Затем маркиз пошевелился, и она решилась на него посмотреть. Увидев, что он послушался ее совета, снова закрыла глаза и стала ждать, чтобы он лег рядом с ней.
Среди камней они лежали, словно в ларце, постукивание судов на рейде вторило шепоту ветра в парусах. Ей было хорошо.
— Как ты думаешь, станут они нас преследовать? — спросил Балетти.
— Нет, у них есть дела поважнее. Город большой. Если только не столкнемся нос к носу с кем-то из командного состава, мы ничем не рискуем. Завтра же начнем расспрашивать и выясним, известно ли имя Эммы в этом графстве.
— Верно ты сказала в день, когда мы встретились, — немного помолчав, прошептал он. — Ты изменилась, Мария.
Мери улыбнулась, умирая от желания прижаться к нему, лежащему так близко. Она различала в темноте локоть его подложенной под голову руки, лицо, чуть приподнятое над ее собственным. И чувствовала его страх не перенести объятий. Ей не хотелось торопить события.
— Я боялся открыть твой мир, боялся собственных ограничений, — продолжал Балетти. — Ты каждый день отодвигала границы, обучая меня всему, что знала, чтобы прогнать мои сомнения, мои страхи, мучительный ужас перед моей внешностью.
— Ты делал то же самое в Венеции. Я была такой же уязвимой и несчастной.
— И все равно, Мария, без тебя я не смог бы добраться до Чарльстона.
— Ты же добрался до Юкатана.
— Мне повезло. Но если бы я захотел пересечь Багамы и добраться до этих краев, удача бы от меня отвернулась. Благодаря тебе я вновь обрел покинувшие меня силу и уверенность. Я чувствую, что снова живу. Везде, — прибавил он, нежной и вместе с тем робкой рукой проведя по ее животу.