— Стоп! В историю углубляться не станем, — оборвал ее гладкую речь Форбен, — да и знаю я все, что ты тут можешь сказать. А то, что мадам де Мортфонтен — шпионка, вовсе не объясняет, каким образом и зачем ты оказался на моем торговом судне, между тем как я хочу знать именно это.
— Как раз подхожу к этому, капитан. Мадам де Мортфонтен, поняв, что разоблачена, неделю назад, решила не рисковать, отправляя письмо с последней собранной ею информацией обычной почтой, ну и поручила мне передать послание прямо в руки господину министру, как я вам уже говорил. К сожалению, на меня в порту напал какой-то бандит, и, спасаясь от преследования, я вынужден был прыгнуть на первый же корабль, какой увидел поблизости. Это оказалась «Жемчужина», готовая к отплытию. И я попал на нее, как вор, вовсе не будучи таковым! — сочла нужным добавить Мери.
— Доказательства твоих слов у тебя есть?
Она уверенно сунула руку во внутренний карман камзола, куда положила письмо перед неприятнейшей встречей с Тобиасом Ридом, но, сколько там ни рылась, ничего, к своему великому разочарованию, не обнаружила. Машинально поднесла руку к шее: цепочки с подвесками тоже исчезли.
Капитан открыл ящик письменного стола, достал оттуда по очереди нефритовый кулон, подвеску с изумрудом, последним — распечатанный конверт, выложил это все на инкрустированную столешницу, подтолкнул к Мери и спросил:
— Может быть, ты это ищешь?
Мери кивнула.
— Знаешь, что я думаю, Оливье?
Она не ответила, но ужаснулась внезапно пришедшей ей в голову догадке. А Форбен встал и, подойдя к ней, небрежно уселся на край стола, глядя на Мери сверху вниз и подавляя своими внушительными ростом и статью. Пауза становилась невыносимой.
Насладившись испугом Мери, капитан, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес:
— Я думаю, что ты лжешь.
Он быстро выхватил из ножен, прицепленных к поясу, шпагу и приставил острие к шее Мери, прямо под подбородком, таким образом даже и приподняв его немножко. Взгляды капитана и его жертвы встретились, и Форбен с удивлением прочитал в глазах Оливье не испуг, но вызов. А Мери вспомнила точно такую же сцену, исход которой оказался очень-очень приятным, и возможность повторения подобного ее опьяняла, тем более что Форбен волновал девушку куда больше, чем хозяйка-любовница.
— Распусти шнурки на рубашке!
Мери, ничуть не удивленная, повиновалась: тот, кто щупал ее грудь, когда обыскивал и снимал украшения, — тот и рассказал о своем открытии капитану.
Форбен осмотрел ее, провел острием шпаги от горла до стягивавшего грудь бандажа, потом стал медленно водить вокруг придавленных тканью бугорков.
— Ну и как? Думаю, не слишком удобно тебе в этом…
— Уж поудобнее, чем с этим, месье! — усмехнулась она, непринужденным движением указав на оружие.
Форбен отвел шпагу в сторону, улыбнулся. Снова повисла пауза, они рассматривали друг друга, и пространство заполнялось все возрастающей напряженностью желания, которое оба излучали чуть ли не каждой клеткой.
В дверь постучали. Ни Форбен, ни его пленница не пошевелились и не ответили: они были не в состоянии разрушить колдовство, сковавшее их тела.
Однако Левассёр весьма раздраженным тоном вернул капитана к действительности — то есть к управлению кораблем:
— Капитан, берег показался.
— Сейчас приду! — крикнул он в ответ, вложил шпагу в ножны, спрыгнул со стола и вплотную приблизился к Мери: — Одевайтесь, мадам!
Мери принялась дрожащими пальцами связывать шнурки, а Клод де Форбен обошел ее кресло и шепнул в самое ухо:
— Никто, кроме меня и Корнеля, не знает. Вы правильно сделали, мадам де Мортфонтен, что сбежали после разоблачения. И не бойтесь ничего: господин де Поншартрен отблагодарит вас за ваш боевой дух.
Первой реакцией стало изумление, но оно тут же и угасло от поцелуя, которым капитан слегка коснулся ее губ, прежде чем покинуть каюту, осталось только головокружительное ощущение счастья, какого Мери еще в жизни не испытывала.
Вот только расслабляться было не время! Девушка довольно быстро опомнилась, оценила сложившуюся ситуацию и задумалась о том, как поступила бы сейчас Эмма. Мысль эта вызвала у Мери улыбку. Да конечно же, пусть видят в ней ту, кого хотят видеть! От этого ничего не будет, кроме сплошной выгоды! Что же до того, как Эмма отнесется к ней самой после всего, то нет никаких оснований сомневаться: Эмма ее поймет!
Мери собрала с письменного стола капитана свое барахлишко, вернула все по местам, вышла из каюты и, чтобы не мешать матросам, облокотилась на леер и стала пересчитывать барашков, бегущих вдоль лазурных волн по прихоти ласкового бриза. Французский берег приближался медленно, и Мери сосредоточила внимание на маневрах фрегата, но видела только чудесную картину — матросов, хлопочущих на мачтах и на всех палубах.
Стоило миновать узкий вход в гавань, как показались крепостные стены Бреста. Рейд был переполнен: здесь стояли суда всех водоизмещений. «Жемчужина» направилась к той части порта, где строили, вооружали и ремонтировали корабли французского военного флота. Здесь же были оборудованы причал и стоянка для таких судов.
Помимо «Жемчужины» в эскадру Форбена входило еще два корабля, и оба они, по примеру флагмана, собирались сейчас пришвартоваться и встать на якорь. Клод де Форбен вернулся из двухмесячного плавания и намеревался пробыть в военном порту пару недель, чтобы обеспечить себя на будущее продовольствием и боеприпасами.
Пока парни на набережной возились с брошенными им с борта швартовыми, закрепляя их на причальных тумбах, Мери искала глазами среди силуэтов других офицеров, стоявших на носу корабля, высокую фигуру капитана Форбена. Все были в завитых париках, в треуголках, все в туго облегающих торс — ну просто не продохнуть! — одинаково скроенных ярко-синих камзолах. Зато Форбен с тех пор как вернулся из королевства Сиам[1], где был послом, относился ко всякой моде пренебрежительно и следовал, одеваясь подчеркнуто эксцентрично, выработанному там вкусу, который, впрочем, как нельзя лучше соответствовал склонности к эпикурейству и взрывному темпераменту этого уроженца Средиземноморского побережья. Потому он и выбирал из всего возможного и с гордостью носил наряды, украшенные вышивкой невероятно ярких, просто-таки кричащих оттенков и сшитые по преимуществу из пунцового или малинового сукна. К поясу его с одной стороны был прикреплен малайский кинжал, с другой — шпага. Шляпу с высокой тульей едва ли не сплошь покрывали перья. Кожи ботфорт почти не было видно за блеском золотых и медно-красных пряжек. Его хулили, над ним издевались, он только смеялся в ответ. Министр, как и король, отдавая должное обаянию и способности подчинять себе, которыми был одарен Клод Форбен, в равной степени ценили в нем высочайший профессионализм моряка и привычку говорить правду в глаза.
Мери никак не могла насмотреться на выдававший твердую волю профиль и думала, как капитану удается постоянно сохранять выражение столь полной безмятежности — приклеил он его к лицу, что ли? И пока смотрела, желание вернуться в Англию все слабело, слабело, слабело, а потом — раз, и совсем почти исчезло: как-то так вдруг…
Ну и что там делать, кроме как жить в тени Эммы, тогда как здесь, ориентируясь на ее же пример и пользуясь ее опытом, ее уроками, можно теперь завоевать свободу себе самой?
«Клод де Форбен, — сказала Мери про себя, — по-моему, ты мне нравишься!»
— Пойдем-ка, малыш! — низкий голос Корнеля прервал ее размышления. Пришлось отложить решение на потом.
Спорить тут было не о чем, к тому же девушка была уверена, что Корнель повинуется приказам своего капитана, и она последовала за моряком без единого вопроса или уточнения. Они спустились по трапу и стали удаляться от корабля, оставив там Форбена и его людей за выполнением формальностей, обязательных при входе в порт. Шли по улицам и проулкам, постепенно поднимаясь к центру города.
Корнель, который двигался очень быстро и уверенно, все-таки успевал рассказывать о Бресте — он, оказывается, родился здесь. Первым делом Мери узнала, что торговое судоходство — пожалуй, представляет собой основное занятие жителей этого города.
— А еще важнейшая достопримечательность у нас тут — военный порт! — воскликнул ее гид, прежде перечислив и откомментировав внедренные в Бресте изобретения знаменитого военного инженера Вобана, направленные на то, чтобы сделать город неприступным для врага: именно он укрепил старые крепостные стены, им же возведены береговые валы, им же устроены многочисленные расположенные один за другим рейды, где сами собой непременно окажутся в плену вражеские корабли, которые рискнут зайти сюда без спросу. И продолжил: — Слава Жана Бара, а у него гавань в Дюнкерке, способствовала тому, что французы отвернулись от Бреста, хотя это несправедливо, да и просто жалко, потому как без Форбена никогда бы Бару не стать тем, кем он стал!
Мери надеялась, что сейчас-то и узнает побольше как об одном, так и о другом корсарах, но Корнель уже остановился у особняка с фахверковым фасадом и вынул из кармана ключ:
— Пришли. Вот мы и у него дома, мадам!
Сделав это заявление, Корнель преодолел сопротивление замка, толкнул дверь и посторонился, чтобы дать Мери войти первой. Моряк сразу же принялся открывать большие внутренние ставни, чтобы в помещение мог проникнуть свет, но, не отрываясь от дела и, видимо, чувствуя себя здесь в достаточной удаленности от нескромных ушей, поторопился добавить:
— Прости, что обыскал тебя! Если бы я только мог догадаться о том, какого ты пола, конечно же поостерегся бы… — Тут он минутку поколебался, улыбнулся во весь рот и закончил: — Хотя…
Мери вспыхнула и отвернулась, а он с лукавым видом указал ей на лестницу:
— В комнате слева увидишь сундук с нарядами. Бери любой и переодевайся. А я пойду за служанкой, она живет отсюда в двух кварталах и следит за домом, пока капитан в плавании или отъезде. Ну, разумеется, и когда он тут, тоже ведет хозяйство. Скоро она принесет тебе воду для купанья. А пока отдохни малость: у капитана еще полно дел, прежде чем он все уладит и сможет составить тебе компанию.