А Тобиас Рид видел во всем этом лишь неутолимый голод, лишь ненасытный аппетит, от чего его возбуждение и пыл десятикратно возрастали.
— Чем больше проходит времени, мадам, тем больше вы мне нравитесь, — признался он наконец на рассвете срывающимся голосом. — Я умираю от любви… — прошептал он, теребя губами ее все еще твердые соски. Тобиас был измучен страстью, но тоже не насыщен ею. — Я горжусь честью, которой вы награждаете меня…
Эмма отвернулась, не ответив. Из-под опущенных ресниц сверкнула слеза. В ней удивительно смешались истома наслаждения и тоска по тому, чего нет и больше никогда не будет. И сама она стала воплощенная необузданность, свирепость во плоти. Свирепость, еще и постепенно набиравшая силу.
Они спали мало, а в девять их разбудили: постучала в дверь служанка. Тобиас, которого это привело в чрезвычайное раздражение, встал с намерением хорошенько выругать глупую бабу: ей ведь было четко приказано не беспокоить! Надел халат, злобно распахнул дверь… Но, когда он увидел человека, стоявшего рядом со служанкой, гнев его вмиг испарился. Тому достаточно оказалось одной фразы из трех слов, чтобы лишить хозяина всякого желания валяться в постели:
— Мы его нашли!
— Подождите меня на кухне, — приказал Тобиас, припухшие губы еще с трудом повиновались ему, язык еле ворочался. — Подавай завтрак, — велел он служанке, с облегчением убедившейся в том, что ее все-таки не накажут за непослушание, к которому ее вынудил Человек в Черном.
Тобиас закрыл дверь.
— Что случилось? — по-кошачьи потягиваясь, спросила Эмма.
— Отличные новости, милочка.
Он подошел к постели, обнаружил, что жена так же хороша при пробуждении, как и разнаряженная в пух и прах, легонько коснулся ее губ губами и попросил:
— Одевайтесь, дорогая, и спускайтесь ко мне. Нас ждет Человек в Черном, а мне еще нужно кое-что рассказать вам.
Эмма не заставила себя просить дважды.
Два часа спустя они вышли из дому и сели в карету, которую сопровождал лакей на вороном коне.
Слушок о сокровищах сделал свое дело. Один из потомков Жана Флери, кузнец в Версале, сказал кому-то, будто видел тот нефритовый «глаз», о котором все говорят. Человек в Черном, оставив следить за ним своего сообщника, поспешил с новостью к хозяину.
Корнель, который не снимал наблюдения за особняком Рида со времен своего первого разговора с Мери о сокровищах, увидев тронувшуюся с места карету, сразу понял, чем дело пахнет. Он побежал к себе, чтобы обсудить все с Мери, — она еще спала, измученная не отпускавшей ее двое суток мигренью, — осторожно разбудил ее, затем объяснил, что видел и что, по его мнению, виденное значит. Рассказал и о том, что вчера приехала Эмма, и о том, что ближе к рассвету появился Человек в Черном, и о том, что вскоре после этого все трое поспешно отбыли.
— Они направились в Версаль, — закончил он рассказ.
Мери вскочила — нельзя их упустить! Мигрени как не бывало. Она скинула ночную сорочку, вызвав у Корнеля, которого один только вид ее кожи приводил в экстаз, восхищенное восклицание, но он подавил в себе уже родившееся желание, ограничившись тем, что, едва не съев подругу глазами, вздохнул и пошел седлать лошадей. А Мери между тем открыла сундук, где слишком долго томился мужской наряд, оделась, выбелила лицо, чтобы не так легко было ее узнать.
Не прошло и получаса с тех пор, как Риды сели в карету, а Мери и Корнель, пришпоривая лошадей, уже пустились в погоню.
Сен-Жермен и Версаль соединяла широкая пыльная дорога, по обеим сторонам которой стеной стояли дубовые и каштановые рощи. Несмотря на ранний час, экипажи здесь так и кишели. В основном в ту или другую сторону устремлялось дворянство, но затесались сюда и несколько купцов. Корнель и Мери, обгоняя кареты, сверялись с гербами на их дверцах и не задерживались.
— Вон они! — сказал наконец Корнель, показывая пальцем на летевшую стрелой карету.
— Вперед! — воскликнула Мери.
Теперь, зная, что Корнель не ошибся и они едут в правильном направлении, следовало опередить врагов. Они низко надвинули на лоб шляпы и, лихо обогнав карету Тобиаса, поскакали впереди.
Едва спешившись в Версале, Корнель озаботился тем, чтобы достать две лакейские ливреи. Ему удалось взять их внаем у какого-то типа, закончившего службу. Тип колебался недолго. Тип решил, что, ежели его станут спрашивать, куда он их дел, или заподозрят самого в каком-то дурном деле, он скажет, что его обокрали, после чего положил в карман кругленькую сумму и потребовал заверений, что ему вернут его одежду и что больше его никто не побеспокоит.
Мери и Корнель отыскали место на площадке, предназначенной для карет и лошадей, и оставили там своих коней. Посетители не имели права проводить верховых животных за кованую решетку, закрывавшую подступы к дворцу.
До 1661 года это был простой охотничий домик, затем, по приказу Людовика XIV, здание было перестроено, увеличено и с тех пор все называли его не иначе как «Дворец Солнца». Между тем ремонтные работы продолжались, и сейчас здесь тоже можно было увидеть группы мастеровых, суетящихся в разных местах территории. Желавший достичь совершенства король решил сделать это неповторимо роскошное место своей резиденцией и перевел сюда двор, навязав придворным правила этикета, соответствовавшие его высоким притязаниям, а чтобы надежнее придержать у своих ног верных людей, предлагал тем, кто захочет построить поблизости от дворца свой особняк, землю под него. За несколько лет город разросся, и Версаль стал местом, которое знати было ни обойти, ни объехать… Все решалось именно здесь.
Мери пленила величественность ландшафта. Она много слышала о королевской резиденции от тех, кто был здесь удостоен приема, — да они просто не уставали говорить о Версале! Она зажмурилась: так легче было понять внезапно открывшуюся ей строгую красоту и изящество садов, спланированных господином Ле Нотром, — садов, где бассейны, фонтаны и скульптуры соседствовали с цветниками и купами дерев; представить себе сам дворец с тысячами помещений: спален, салонов, галерей, вестибюлей, где все стены, как рассказывали, были вызолочены… А посмотреть на этот поток придворных, который даже за то короткое время, что они тут, уже пересек границу резиденции и вылился за ее решетки, — сразу поймешь: слухи о том, что здесь всякий день прогуливаются несколько тысяч человек, ничуть не преувеличивали их числа.
— Они приехали! — объявил Корнель, чем разом вывел Мери из задумчивости.
20
Эмма с Тобиасом вышли из кареты и, следуя за проводником, направились через главный вход в замок к королевским конюшням, где работал кузнец, ради встречи с которым они приехали в Версаль. Мери и Корнель, притворяясь свободными, как птички, простаками, прибывшими сюда в поисках хоть какого занятия, потихоньку следовали за ними, — караульных им благодаря лакейским ливреям легко удалось миновать. Риды и Человек в Черном тоже беспрепятственно, никем не остановленные прошли туда, куда и намеревались.
Добравшись до цели, расположенной среди прочих служб и конюшен, в которых держали роскошных лошадей, Человек в Черном толкнул дверь кузницы.
Над горящими углями, куда постоянно поддували воздух громадные мехи, колдовал подмастерье, сам «маэстро» сотворял на наковальне подкову. Он брал ее щипцами, разогревал докрасна в пламени, затем легонько тюкал молотком, потом повторял все снова — и мало-помалу подкова приобретала желаемую форму и размер.
Увидев посетителей, кузнец прервал работу, охладил готовую подкову в ведре с ледяной водой и, отложив инструменты, вытер руки о фартук.
— За какой надобностью явились, господа хорошие? — не слишком учтиво поинтересовался он.
Томас Рид, нацепив на лицо любезнейшую улыбку, выступил вперед:
— Скажи-ка, ты действительно потомок корсара Жана Флери?
— Очень может быть, — ответил кузнец, нахмурив брови и с подозрением посмотрев на вошедших.
— Нам бы хотелось поговорить с тобой конфи… то есть наедине, — доверительно сообщил Тобиас Рид, подбородком указывая в сторону подмастерья, который по-прежнему суетился вокруг огня.
Кузнец осмотрел посетителей — выглядели они приличными господами, потому он решил, что можно их выслушать, и сделал знак, чтобы гости следовали за ним в помещение, находившееся в глубине кузницы.
Мери и Корнель, притаившиеся у входа, решили действовать теперь по отдельности, чтобы не упустить ничего из разговора и разгадать намерения Ридов.
Корнель проскользнул в кузницу, убедился, что никто здесь не обращает на него внимания, и тоже двинулся в глубину. Совершенно напрасно. Голосов из-за толстой двери слышно не было, да еще так громко бил молот, что даже если бы слабые звуки и доносились, их все равно не удалось бы расслышать. В любом случае он ничего не узнал бы, а вот заметить его могли в любой миг. Дожидаться этого не стоило, и Корнель выскользнул из помещения так же свободно, как и проник туда.
Мери повезло больше. Она обогнула кузницу, вышла на задний двор, годный разве только для того, чтобы сваливать здесь оставшийся от ковки железный хлам, и пристроилась у открытого окошка — узкого, вряд ли пропускавшего много света и использовавшегося, скорее всего, лишь для проветривания. Да впрочем, в эту тесную расщелину между строениями вообще почти не проникал дневной свет. Мери сразу же узнала голос Тобиаса и, мысленно поздравив себя с удачей, навострила уши и затаила дыхание.
— Значит, вы ищете сокровища, так? — спросил кузнец, едва переступив порог своего закутка.
При свете фонаря взглядам Ридов явилось внутреннее «убранство». Здесь было только самое необходимое: кровать, стол и два табурета. Тобиас мгновенно смекнул, что кузнец не слишком богат, раз живет, можно сказать, прямо на рабочем месте, поэтому рассудил, что лгать бесполезно, лучше сказать правду — здесь это более верный способ получить желаемое.
— Правильно, угадал.
Потомок Жана Флери пожал плечами: