– Ладно, – сказал Марк, понимая, что должен ответить «что ж, будь по-твоему», но чувствуя, что возвышенная речь фэйри уже не дается ему, что любовь к ней не струится в его жилах. – Я скажу тебе, зачем я решил поехать с тобой…
Мелькнула белая вспышка. Ветрогон приземлился возле них, отвечая на зов хозяина. Он поприветствовал Марка негромким ржанием и ткнулся ему носом в плечо.
Марк потрепал его по загривку. Сотню раз носил он на своей спине Марка и Кьерана, сотню раз они сидели на одном коне, скакали вместе и вместе сражались. Когда Кьеран оседлал жеребца, у Марка снова замерло сердце.
Кьеран взглянул на него – принц до мозга костей, несмотря на окровавленную одежду. Он прищурился, его разноцветные глаза стали тонкими полумесяцами.
– Так скажи мне, – произнес он.
Марк почувствовал, как руна ловкости полыхнула огнем, когда он оседлал коня. Его руки невольно скользнули туда, где они покоились всегда, – на ремень Кьерана. Кьеран с шумом втянул в себя воздух.
Марку хотелось уронить голову на плечо Кьерану. Ему хотелось накрыть своими руками руки Кьерана и переплести их пальцы. Ему хотелось почувствовать то, что он чувствовал в Охоте, ему хотелось ощутить, что с Кьераном он в безопасности, что Кьеран никогда не покинет его.
Но были на свете вещи похуже одиночества.
– Я поехал с тобой, – сказал Марк, – потому что хотел в последний раз проскакать с тобой по небу.
Он почувствовал, как Кьеран вздрогнул. Затем принц фэйри наклонился вперед и шепнул на ухо Ветрогону пару слов на языке фэйри. Конь сорвался с места, и Марк дотронулся до плеча, на которое Джулиан нанес руны. Когда стило коснулось его кожи, он запаниковал, но на смену первому испугу быстро пришло спокойствие, к удивлению Марка, разлившееся по всему его телу.
Быть может, его кожа и впрямь была создана для ангельских рун. Быть может, он рожден для них.
Он прижался к Кьерану, и Ветрогон поднял их в небо, взрывая копытами воздух. Институт остался далеко внизу.
Когда Эмма и остальные приехали на точку пересечения, Марк и Кьеран уже были там. Они выехали из тени на прекрасном белом жеребце, при виде которого Эмма вдруг вспомнила, как ей в детстве хотелось лошадку.
«Тойота» остановилась. На небе не было ни облачка, луна светила резким и холодным светом. Она очерчивала силуэты Марка и Кьерана и превращала их в прекрасных рыцарей-фэйри. Ни один из них не походил на человека.
В ночной темноте лужайка вокруг пещеры казалась обманчиво спокойной. Осока и полынь колыхались на легком ветру. Гранитный холм возвышался над ними темной громадой, черный проем в стене так и манил их внутрь.
– Мы убили много богомолов, – сказал Марк, встретившись глазами с Эммой. – Расчистили путь.
Кьеран угрюмо глядел на них. Его темные волосы скрывали бледное лицо. Руки Марка лежали на ремне у Кьерана, он держался за его талию, чтобы ровнее сидеть на коне. Вдруг, как будто заметив это, он отнял руки и спешился.
– Нам пора внутрь, – сказал он и взглянул на Кьерана. – Вы с Ветрогоном останетесь здесь.
– Но я… – начал Кьеран.
– Это семейное дело Блэкторнов, – произнес Марк тоном, не терпящим возражений.
Кьеран посмотрел на Кристину и Диего, открыл рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его снова.
– Проверьте оружие, – велел Джулиан. – И заходим.
Все, даже Диего, послушно проверили оружейные ремни и доспехи. Тай вытащил из багажника еще один клинок серафимов. Марк осмотрел доспехи Дрю и напомнил ей держаться позади и не отходить далеко от старших.
Эмма расстегнула манжет, закатала рукав и протянула Джулиану обнаженную руку. Он взглянул на нее, а затем посмотрел Эмме в глаза.
– Какую?
– Выносливость, – ответила Эмма.
На ней уже были руны смелости, точности и меткости, а также целебная руна. Но Ангел не дал Сумеречным охотникам рун, чтобы заглушить душевную боль, – не было рун, чтобы справиться с тоской и залечить разбитое сердце.
Мысль о том, что гибель родителей была неудачным экспериментом, бессмысленным опытом, причинила Эмме куда больше боли, чем она ожидала. Все эти годы она считала, что они погибли не просто так, но теперь выяснилось, что для их гибели не было никаких оснований. Просто поблизости в тот момент не оказалось других Сумеречных охотников.
Джулиан осторожно взял Эмму за руку, и она почувствовала знакомое и приятное скольжение стила по коже. Когда руна была закончена, она словно влилась в ее кровь потоком прохладной воды.
Выносливость. Ей нужно было вынести это, вынести это знание, побороть его и победить в битве. Ради Тавви, подумала она. Ради Джулиана. Ради всех них. И тогда, возможно, она осуществит свою месть.
Джулиан опустил руку. Его глаза были широко раскрыты. Руна сияла на коже у Эммы с такой яркостью, которую она не видела никогда прежде. Края ее горели огнем. Эмма быстро опустила рукав, не желая, чтобы остальные заметили это.
На краю утеса стоял белый жеребец Кьерана. В отдалении шумел прибой. Эмма повернулась спиной к океану и пошла к проему в скале.
25В саркофаге приморской земли
Эмма и Джулиан первыми вошли в пещеру, за ними внутрь шагнули остальные, а Марк замкнул цепочку. Пол узкого тоннеля был усеян неровно разбросанной галькой. Даже в темноте – Эмма не отваживалась зажигать колдовской огонь – было видно, что мох на каменных стенах потревожен человеческими пальцами.
– Сюда приходили люди, – пробормотала Эмма. – Много людей.
– Слуги? – тихо спросил Джулиан.
Эмма покачала головой. Она не знала. Она чувствовала холод, приятный холод, холод битвы, который разливался из живота по всему ее телу. Этот холод обострял зрение и как будто замедлял время, давая бесконечные часы на то, чтобы выправить полет клинка серафимов, чтобы скорректировать угол меча.
На спине у Эммы висела Кортана, тяжелая, золотистая, шептавшая ей голосом матери: «Сталь и закалка, дочь моя».
Они вышли в сводчатый зал. Эмма застыла на месте, остальные столпились вокруг нее. Никто не произнес ни слова.
Зал оказался вовсе не таким, каким его запомнила Эмма. Там было полутемно – казалось, во все стороны расходится бесконечная чернота. Дверей-иллюминаторов не было. На каменной стене рядом с Эммой были начертаны слова стихотворения, которое каждый из них уже выучил наизусть. Строки сияли тут и там.
И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли.
Но любили мы больше, чем любят в любви, —
Я и нежная Аннабель Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли.
Серафимы небес.
Сумеречные охотники.
Джулиан зажег колдовской огонь и осветил зал. Эмма ахнула.
Перед ними стоял каменный стол высотой по грудь. Его поверхность была грубой, изрытой ямами. Казалось, он выточен из черной лавы. Вокруг него на полу мелом был начертан большой круг.
На столе лежал Тавви. Он как будто спал: лицо его было спокойно, глаза закрыты. Он был босиком, вокруг его запястий и щиколоток обвивались цепи, прикованные к каменным ножкам стола.
Возле головы Тавви стояла металлическая чаша, покрытая жуткими следами. Рядом лежал зазубренный медный нож.
Колдовской огонь прорезал тени, которые бродили по залу. Интересно, какого размера эта пещера? Где заканчивался церемониальный зал и начиналась иллюзия?
Ливви позвала брата по имени и бросилась вперед. Джулиан схватил ее за руку и не дал ей сдвинуться с места. Она попыталась вырваться.
– Нужно спасти его, – прошипела она. – Нужно добраться до него…
– Там защитный круг, – прошептал в ответ Джулиан. – Он начертан на полу. Пересечешь его – и можешь погибнуть.
Кто-то негромко бормотал – это Кристина читала молитву.
Марк вдруг замер.
– Тихо, – сказал он. – Кто-то идет.
Они постарались скрыться в тени – все, даже Ливви, которая все еще пыталась освободиться. Колдовской огонь Джулиана погас.
Из темноты появился высокий человек. Длинная черная мантия, капюшон, надвинутый на лицо, черные перчатки на руках. «Слушай, он всегда приходил в мантии с капюшоном и в перчатках. Ничего не было видно».
Сердце Эммы забилось громче.
Человек подошел к столу, и защитный круг открылся: руны померкли и исчезли, появился проход. Не поднимая головы, человек шагнул ближе к Тавви.
И еще ближе. Эмма почувствовала, как напряглись все Блэкторны вокруг нее. Их страх как будто стал осязаем. Эмма ощутила вкус крови: она кусала губу – так сильно ей хотелось сорваться с места, пробиться сквозь круг, схватить Тавви и убежать.
Ливви вырвалась из рук Джулиана и выскочила в пещеру.
– Нет! – воскликнула она. – Отойди от моего брата, или я убью тебя, я убью тебя…
Человек в круге замер и медленно поднял голову. Капюшон спал, обнажив длинные курчавые волосы. На темной коже мелькнула знакомая рыбка-татуировка.
– Ливви?
– Диана? – пробормотал Тай, придя на помощь сестре.
Ливви не могла вымолвить ни слова.
Диана отпрянула от стола и посмотрела на них.
– Во имя Ангела, – выдохнула она, – сколько вас здесь?
Ей ответил Джулиан. Его голос звучал ровно, хотя Эмма и чувствовала, что ему нелегко держать себя в руках. Диего подался вперед и прищурился. «Разве наставник не предал Джейса Эрондейла и Лайтвудов?»
– Все мы, – произнес Джулиан.
– Даже Дрю? Джулиан, разве ты не понимаешь, насколько это опасно? Уведи всех отсюда.
– Без Тавви мы не уйдем, – отрезала Эмма. – Диана, какого черта вы делаете? Вы ведь сказали, что уехали в Таиланд.
– Если она и была в Таиланде, в Институте Бангкока об этом не знают, – заметил Диего. – Я навел справки.
– Вы солгали нам, – сказала Эмма и вспомнила слова Иарлафа: «Глупые Сумеречные охотники даже не знают, кому доверять». О ком он говорил? О Малкольме или о Диане? – Все расследование вас почти не было рядом, вы как будто скрывали что-то от нас…