Это была Дрю.
– Не подходи к ним! – крикнула она, сверкнув клинком. – Не подходи к моим брату и сестре!
Малкольм зарычал и показал на нее пальцем. Ноги Дрю связала веревка, как будто сотканная из сиреневого света, девочка упала. Клинок серафимов выскользнул у нее из руки и ударился о камень.
– Мне все равно нужна кровь Блэкторнов, – сказал Малкольм, потянувшись к ней. – Сгодится и твоя. Тем более у тебя ее, похоже, куда больше…
– Остановись! – воскликнула Эмма.
Малкольм посмотрел на нее – и застыл. Эмма стояла на каменном столе. В одной руке она сжимала Кортану. В другой – держала канделябр с Руками славы.
– Ты так долго собирал их, – холодно произнесла она. – Это руки тринадцати убийц. Достать их было нелегко.
Малкольм отпустил Дрю, и она отползла подальше от него, снимая с ремня другое оружие. Лицо Малкольма исказилось.
– Отдай, – проревел он.
– Отзови их, – сказала Эмма. – Отзови Слуг, и я верну тебе Руки славы.
Глаза Малкольма метали молнии.
– Лишишь меня шанса воскресить Аннабель – и умрешь в муках! – прошипел он.
– Нет на свете муки хуже, чем слышать твой голос, – ответила Эмма. – Отзови их – или я изрублю эти мерзкие руки на куски. – Она сильнее сжала Кортану. – Посмотрим, сгодятся ли они тогда для твоего ритуала.
Малкольм огляделся. Пещера была полна поверженных Слуг, но некоторые все еще держались на ногах и прижимали Диего и Кристину к стене. Марк и Кьеран сидели на Ветрогоне и орудовали мечами. Копыта коня были в крови.
Чародей сжал руки в кулаки. Он повернулся и произнес несколько слов на греческом, и оставшиеся Слуги повалились на пол. Диего и Кристина подбежали к Дрю, Кьеран остановил Ветрогона, и жеребец встал как вкопанный, наблюдая, как мертвые снова лишаются жизни.
Малкольм подошел к столу. Эмма пробежала по нему, спрыгнула и легко приземлилась на пол. И побежала дальше.
Она побежала к скамьям, подготовленным для Слуг, пронеслась по проходу между ними и скрылась в тени. Слабого свечения Кортаны было достаточно, чтобы она увидела темный скальный коридор, уходящий в глубь скалы.
Эмма свернула туда. Единственным источником света здесь был редкий мох, которым кое-где поросли каменные стены. За спиной Эмма видела неяркие искры и старалась бежать как можно быстрее, хотя с тяжелым канделябром в руке это и было нелегко.
Коридор раздвоился. Услышав позади себя шаги, Эмма бросилась влево. Она пробежала всего несколько метров, как вдруг перед ней возникла стеклянная стена.
Дверь-иллюминатор. Она стала больше и заняла собой почти всю стену. Уже знакомый Эмме длинный рычаг был вмонтирован рядом с ней. Дверь подсвечивалась изнутри, как стенка огромного аквариума.
По другую сторону стекла был океан, сияющий, темный, сине-зеленый. Эмма видела рыб, плавучие водоросли и странные огоньки.
– О, Эмма, Эмма… – сказал Малкольм у нее за спиной. – Ты выбрала неверный путь. Но ты вечно выбираешь неверные пути – такая уж у тебя судьба.
Эмма развернулась и выставила канделябр перед собой.
– Не приближайся ко мне.
– Ты хоть понимаешь, насколько дороги эти руки? – спросил Малкольм. – Лучше всего отрубать их сразу после убийства – тогда они обладают большей силой. Организовать убийства было непросто. Это требовало умения, отваги и верного расчета. Ты только представь, как я разозлился, когда вы забрали у меня Стерлинга, не дав мне отрубить ему руку. Белинде пришлось принести мне обе, чтобы я понял, какой из них он убил. То, что Джулиан позвал меня на помощь, стало просто невероятной удачей.
– Это была не удача. Мы доверяли тебе.
– Я тоже когда-то доверял Сумеречным охотникам, – произнес Малкольм. – Все мы совершаем ошибки.
«Пусть говорит и дальше, – подумала Эмма. – Остальные пойдут за мной».
– Джонни Грач сказал, что это ты велел ему рассказать мне о теле в «Саркофаге», – сказала Эмма. – Зачем? Зачем ты натравил меня на твой след?
Малкольм шагнул ближе к ней. Она ткнула канделябром в воздух. Чародей простер руки, словно желая успокоить ее.
– Я хотел отвлечь тебя. Я хотел, чтобы ты сосредоточилась на жертвах, а не на убийцах. Кроме того, нужно было ввести тебя в курс до того, как в Институт прибудут посланцы фэйри.
– Но они попросили нас расследовать убийства, которые совершал ты! Это-то тебе зачем?
– Я получил полную гарантию, что Конклав не будет этим заниматься, – объяснил Малкольм. – Отдельные Сумеречные охотники не пугают меня, Эмма. Но целая толпа может наделать дел. Я давно знаком с Иарлафом. Я знал, что у его есть связи в Дикой Охоте, и понимал, что в Дикой Охоте есть кое-что такое, что заставит вас всеми правдами и неправдами скрывать любую информацию от Конклава и от Безмолвных Братьев. Против мальчишки я ничего не имею – его наследие Блэкторнов хотя бы разбавлено хорошей, годной кровью обитательницы Нижнего мира. Но я знаю Джулиана. Я знаю его приоритеты – и это явно не Закон и не Конклав.
– Ты недооценил нас, – сказала Эмма. – Мы все поняли. Мы догадались, что это ты.
– Я предполагал, что сюда могут направить Центуриона, но понятия не имел, что вы будете с ним знакомы. Что вы доверитесь ему настолько, чтобы сообщить о Марке. Увидев этого мальчишку Розалеса, я понял, что у меня мало времени. Я понял, что нужно похитить Тавви как можно скорее. К счастью, Иарлаф помог мне. Его поддержка оказалась неоценима. О, – добавил он, – я слышал о наказании. Прошу прощения за это. У Иарлафа свои представления о веселье, в этом мы с ним расходимся.
– Ты просишь прощения? – пораженно воскликнула Эмма. – Ты убил моих родителей и теперь просто извиняешься? Да я лучше получу сто ударов хлыстом, но верну папу и маму!
– Я понимаю, о чем ты думаешь. Все вы, Сумеречные охотники, думаете одинаково. Но ты должна понять… – Малкольм осекся, в глазах у него что-то промелькнуло. – Если ты поймешь, ты не будешь меня винить.
– Так расскажи мне, что случилось, – сказала Эмма. Она видела коридор у него за спиной и, кажется, различала вдали неровные тени. Если бы только у нее получилось отвлечь его, чтобы остальные смогли напасть сзади… – Ты отправился в страну фэйри, когда узнал, что Аннабель не стала Железной Сестрой, что ее убили. Там ты и познакомился с Иарлафом?
– Тогда он был правой рукой Короля Неблагого Двора, – ответил Малкольм. – Придя туда, я понимал, что Король может меня убить. Там не очень-то жалуют чародеев. Но мне было все равно. И когда Король попросил меня об услуге, я оказал ее. Взамен он дал мне стишок. Специальное заклинание, чтобы оживить мою Аннабель. Кровь Блэкторнов. Кровь за кровь, так сказал Король.
– Так почему ты не оживил ее прямо тогда? Зачем столько ждать?
– Магия фэйри и магия чародеев – это совершенно разные вещи, – объяснил Малкольм. – Мне нужно было перевести этот стишок с другого языка. Мне понадобились многие годы, чтобы расшифровать его. Когда я понял, что он велит мне разыскать книгу, я чуть не сошел с ума. Я потратил на перевод не один год, а это оказалась просто загадка о книге… – Он встретился с Эммой глазами, словно надеясь найти в ней понимание. – Твои родители просто оказались не в то время и не в том месте. Они вернулись в Институт и застали меня там. Но у меня ничего не вышло. Я сделал все по книге заклинаний, но Аннабель не восстала из мертвых.
– Мои родители…
– Твоя любовь к ним была не сильнее моей любви к Аннабель, – перебил Эмму Малкольм. – Я хотел добиться справедливости. Я и не думал причинять боль тебе лично. Во мне нет ненависти к Карстерсам. Твои родители стали просто жертвой.
– Малкольм…
– Они ведь пошли бы на жертву, да? – спросил Малкольм. – За Конклав? За тебя?
Ярость Эммы не знала границ, и в этой ярости Эмма словно приросла к полу.
– И ты ждал пять лет? – выдавила она. – Но почему?
– Я искал верное заклинание, – сказал Малкольм. – Все это время я потратил на изучение чар. Я строил план. Я забрал тело Аннабель из ее гробницы и перенес его на точку пересечения. Я основал секту Слуг Хранителя. Белинда стала первой убийцей. Я выполнил ритуал – опалил тело и погрузил его в воду, нанес на него письмена – и почувствовал, как Аннабель пошевелилась. – Его глаза сияли сиреневым светом. – Я понял, что возвращаю ее к жизни. После этого ничто уже не могло меня остановить.
– Но зачем нужны письмена? – Эмма прижалась спиной к стене. Рука дрожала под тяжестью канделябра. – Зачем это стихотворение?
– Это послание! – воскликнул Малкольм. – Эмма, для человека, который столько твердил о мести, который жил и дышал исключительно ради нее, ты понимаешь слишком мало. Мне нужно было, чтобы Сумеречные охотники все узнали. Мне нужно было, чтобы Блэкторны узнали, кто повинен в гибели младшего из них. Когда люди подводят тебя, заставить их страдать недостаточно. Они должны глядеть тебе в лицо и понимать, почему они страдают. Я хотел, чтобы Конклав расшифровал стихотворение и понял, кто именно несет ответственность за гибель нефилимов.
– Гибель нефилимов? – недоверчиво переспросила Эмма. – Ты безумец. Убийство Тавви еще не означает гибели нефилимов. Кроме того, никто из ныне живущих даже не знает об Аннабель…
– Думаешь, каково мне понимать это? – вскричал Малкольм. – Ее имя забыто! Ее судьба канула в Лету! Сумеречные охотники написали о ней сказку. По-моему, несколько ее родственников сошли с ума – они не смогли вынести того, что сделали с ней, не смогли жить с этой тайной.
«Путь говорит и дальше», – подумала Эмма.
– Если это была тайна, откуда о ней узнал По? Он ведь написал стихотворение, «Аннабель Ли»…
Что-то вспыхнуло в глазах у Малкольма, что-то темное, потаенное.
– Услышав об этом, я решил, что это ужасное совпадение, – сказал он. – Но я никак не мог выкинуть это из головы. Я поехал к поэту, попробовал встретиться с ним, но он уже умер. «Аннабель» стала его последним творением. – Его голос дрогнул при воспоминании об этом. – Шли годы, я полагал, что она в Адамантовой Цитадели. Только мысль об этом и успокаивала меня.