– Забудь, – бросил он. – Я унесу его в кровать. Тебе, пожалуй, тоже не помешает поспать.
Но кровь Эммы бурлила от гнева. Нельзя обижать Джулиана. Никому. Даже его обожаемому брату, которого так всем не хватало.
– Ага, – кивнула она. – Но сперва мне нужно кое-что сделать.
Джулиан встревожился.
– Эмма, даже не пытайся…
Но она уже ушла.
Эмма стояла перед дверью Марка, уперев руки в боки.
– Марк! – Она в пятый раз постучала. – Марк Блэкторн, я знаю, ты там. Открывай!
Молчание. Любопытство и ярость Эммы одержали верх над уважением к частной жизни Марка. Открывающие руны не работали внутри Института, поэтому она вытащила из ножен тонкий нож и вставила его в щель между дверью и косяком. Язычок замка отошел, и дверь распахнулась.
Эмма заглянула внутрь. В комнате горел свет. Шторы были задернуты, постель смята, но при этом пуста.
В общем-то, вся комната была пуста. Марка там не было.
Эмма захлопнула дверь, раздраженно развернулась на каблуках – и чуть не закричала. Позади нее, сверкая огромными темными глазами, стояла Дрю. Она прижимала к груди какую-то книгу.
– Дрю! Знаешь, обычно я не церемонюсь с теми, кто подкрадывается сзади! – воскликнула Эмма.
Дрю нахмурилась.
– Ты ищешь Марка.
– Верно, – кивнула Эмма, не видя смысла отрицать очевидное.
– Его здесь нет, – сказала Дрю.
– Тоже верно. Что еще скажешь? – улыбнулась Эмма и тут же почувствовала укол совести. Ливви и Тай были очень близки друг другу, а маленький Тавви всегда тянулся к Джулсу, поэтому Дрю, должно быть, не так легко было найти свое место. – Ты ведь знаешь, с ним все будет в порядке.
– Он на крыше, – сказала Дрю.
Эмма удивленно вскинула бровь.
– Почему ты так думаешь?
– Он всегда поднимался на крышу, когда ему было грустно, – объяснила Дрю и посмотрела на окно в дальнем конце коридора. – А еще там он ближе к небу. Он увидит Охоту, если они проскачут мимо.
Эмма похолодела.
– Этого не случится, – сказала она. – Они здесь не появятся. И не заберут его снова.
– Даже если он сам захочет?
– Дрю…
– Поднимись и верни его, – попросила Друзилла. – Эмма, прошу тебя.
Постаравшись скрыть свое удивление, Эмма пробормотала:
– Но почему меня?
– Потому что ты красивая, – с оттенком зависти ответила Дрю, осматривая собственное пухлое тело. – А мальчики слушаются красивых девочек. Так сказала тетушка Марджори. Она сказала, что не будь я такой пышкой, я была бы очень красивой и тогда бы мальчики меня слушались.
Эмма не верила своим ушам.
– Что сказала эта старая га… старая гадюка?
Дрю крепче прижала к себе книгу.
– Но это ведь не очень обидно… Просто пышка… Даже довольно мило, как белка или хомячок.
– Ты гораздо симпатичнее хомячка, – сказала Эмма. – У них зубы смешные, а голосок тоненький и скрипучий. – Она взъерошила волосы Дрю. – Ты прекрасна. И всегда будешь прекрасна. Пойду узнаю, как можно помочь твоему брату.
Петли люка, который вел на крышу, не смазывали уже несколько месяцев. Они громко скрипнули, когда Эмма раскрыла его, подтянулась на руках и вылезла наружу.
Она выпрямила спину и поежилась. С океана дул холодный ветер, а на Эмме был только тонкий кардиган поверх спортивной майки и джинсов. Босыми ногами она ступала по шершавой кровельной плитке.
Она бывала здесь не раз. Крыша была плоской, по ней легко было ходить, небольшой уклон начинался только у самых краев, где по периметру тянулись медные водосточные желоба. Здесь имелся даже складной металлический стул, на котором иногда сидел Джулиан, делая наброски. Он снова и снова пытался изобразить закат над океаном, пока не сдавался, не в силах угнаться за стремительно меняющимися цветами, в которые окрашивалось небо, чувствуя, что каждый следующий момент прекраснее предыдущего, и в конце концов закрашивая холст черной краской.
Спрятаться на крыше было негде, и Эмма практически сразу увидела Марка, который сидел на краю, свесив ноги, и смотрел на океан.
Эмма подошла к нему. Ветер трепал ее светлые косы. Она раздраженно откинула их назад, раздумывая, правда ли Марк не знает о ее появлении или же специально не обращает на нее внимания. Она остановилась в паре шагов от него, помня о том, как он набросился на Джулиана.
– Марк, – сказала она.
Он медленно повернул голову. В лунном свете он весь был залит черно-белыми тонами, и невозможно было сказать, что глаза у него разноцветные.
– Эмма Карстерс.
Он назвал ее полным именем. Что ж, очень многообещающе. Эмма скрестила руки на груди.
– Я пришла за тобой, – сказала она. – Ты пугаешь свою семью и расстраиваешь Джулса.
– Джулса, – тихо повторил он.
– Джулиана. Твоего брата.
– Я хочу поговорить с сестрой, – сказал Марк. – Я хочу поговорить с Хелен.
– Хорошо, – кивнула Эмма. – Ты можешь поговорить с ней в любую минуту. Можно позвонить ей, или попросить ее позвонить тебе, или воспользоваться чертовым «Скайпом», если ты этого хочешь. Мы бы сказали и раньше, если бы ты не принялся кричать.
– «Скайпом»? – Марк так посмотрел на Эмму, словно у нее вдруг выросло три головы.
– Это такая компьютерная программа. Тай умеет ей пользоваться. Ты сможешь видеть Хелен и разговаривать с ней.
– Как через магический шар фэйри?
– Вроде того. – Эмма осторожно подошла к нему чуть ближе, словно приближаясь к дикому зверю, который мог в любую минуту наброситься на нее. – Пойдем вниз?
– Мне здесь лучше. Внутри я задыхаюсь. Там мертвый воздух, он сдавлен весом этого здания – крыши, балок, стекла и камня. Как вы тут живете?
– Ты тоже жил здесь целых шестнадцать лет.
– Я плохо помню то время, – отмахнулся Марк. – Все похоже на сон. – Он снова посмотрел на океан. – Столько воды… Я вижу ее и вижу сквозь нее. Я вижу демонов на дне моря. Я смотрю на них, и все это кажется мне нереальным.
Эмма прекрасно понимала его. Океан забрал тела ее родителей и вернул их пустыми и искалеченными. Она знала, что родители были уже мертвы, когда оказались под водой, но от этого ей не становилось легче. В голову пришли строки, которые однажды процитировал Артур: «Плещутся воды, и корабли уходят в пучину моря, и в глубине стережет их смерть»[6].
Таким она и представляла океан. Смерть, стерегущая жизнь в глубине.
– Но ведь в стране фэйри есть вода? – спросила она.
– Но нет моря. И воды всегда не хватает. Дикая Охота по несколько дней обходится без воды. Гвин позволяет нам остановиться и попить, только если мы теряем сознание. В дикой стране фэйри есть фонтаны, но из них бьет кровь.
– «Вся кровь, что льется на земле, в тот мрачный край находит путь»[7], – пробормотала Эмма. – Я и не догадывалась, что это правда.
– А я и представить себе не мог, что тебе знакомы старинные баллады, – ответил Марк и впервые после своего возвращения посмотрел на Эмму с неподдельным интересом.
– Все мы старались узнать о фэйри как можно больше, – объяснила Эмма, садясь рядом с ним. – Как только мы вернулись с Темной войны, Диана стала нашим наставником. И даже самые маленькие спрашивали ее о фэйри. Ведь ты был там.
– Наверное, теперь эти знания бесполезны для Сумеречных охотников, – произнес Марк. – Учитывая последние события…
– Ты не виноват, что Конклав отвернулся от фэйри, – сказала Эмма. – Ты – Сумеречный охотник, ты никогда не предавал свой род.
– Я – Сумеречный охотник, – согласился Марк, – но я принадлежу и к Волшебному народу, как и моя сестра. Моя мать – леди Нерисса. Она умерла вскоре после моего рождения. Заботиться о нас с Хелен было некому, поэтому нас отдали на воспитание отцу. Но моя мать была эльфийкой, а эльфы занимают высокое положение среди Волшебного народа.
– В Охоте ведь знали, что ты ее сын. Они не относились к тебе лучше из-за этого?
Марк качнул головой.
– По-моему, они считают, что мой отец виновен в ее смерти. Что он разбил ей сердце, бросив ее одну. Из-за этого меня не слишком жаловали. – Он заправил за ухо локон светлых волос. – Волшебный народ мучил мое тело и разум, но не было ничего страшнее того момента, когда я узнал, что Конклав не будет меня искать. Что меня не спасут. Когда мы с Джейсом встретились в стране фэйри, он сказал: «Покажи им, из чего сделаны Сумеречные охотники». Но из чего же сделаны Сумеречные охотники, если они бросают своих?
– В Совет входят не все Сумеречные охотники мира, – возразила Эмма. – Многие нефилимы сочли, что с тобой поступили ужасно. А Джулиан упорно пытался заставить Конклав изменить мнение. – Эмма хотела было погладить его по руке, но не решилась. В Марке чувствовалось что-то дикое, погладить его было все равно что погладить леопарда. – Теперь ты дома, ты сам все увидишь.
– А я дома? – спросил Марк и встряхнул головой, как собака, которая только что вылезла из воды. – Наверное, я был несправедлив к брату. Наверное, мне не стоило бросаться на него. Но я словно во сне… Кажется, прошло уже несколько недель с того момента, как мне в Охоте сказали, что я возвращаюсь в этот мир.
– Разве они не сказали, что ты возвращаешься домой?
– Нет, – ответил Марк. – Они сказали, что у меня нет выбора, что я должен покинуть Охоту. Что таков приказ Короля Неблагого Двора. Они свалили меня с коня и связали мне руки. Мы ехали несколько дней. Мне давали какое-то питье, из-за которого меня мучили галлюцинации. Я видел то, чего не было. – Он посмотрел на свои руки. – Они сделали это специально, чтобы я не смог отыскать дорогу обратно, но мне кажется, это ужасно, что они так поступили. Я хотел бы приехать сюда таким, каким был уже много лет, истинным членом Охоты. Я хотел бы, чтобы братья и сестры увидели меня гордым и сильным, а не испуганным и забитым.
– Ты теперь совсем другой, – сказала Эмма. И правда, Марк был похож на человека, который проснулся после столетнего сна и теперь пытается стряхнуть с себя вековую пыль. Сначала он был испуган, но теперь руки у него уже не тряслись, а выражение лица было спокойно.