– Она не умерла. Просто расслабилась, – заверил его Джулиан. Тай, похоже, обрадовался этому. Джулиан взъерошил ему волосы, и Тай, как кот, потянулся к нему. – Где Эмма и Кристина?
– Пошли за машиной, – сказал Тай. – А Ливви вернулась к себе. Почему мне нельзя поехать с вами?
– Если нас будет слишком много, мы вызовем подозрения, – объяснил Джулиан. – Останься здесь и охраняй Институт.
Тая такой ответ не слишком устроил. Но Марк и Джулиан поспешили к выходу, и он лишь хмуро посмотрел им вслед. Машина уже стояла перед Институтом. Двигатель тарахтел.
Эмма открыла пассажирскую дверцу и присвистнула.
– Марк! Превосходно выглядишь.
Марк удивленно посмотрел на себя. Джулиана бросило в жар. Кристина сидела на заднем сиденье и тоже смотрела на Марка. Ее лицо было непроницаемо.
Эмма похлопала по пассажирскому сиденью. В машине было полутемно, и она казалась лишь тенью: белое платье, золотистые волосы – как старая картинка в детской книге.
– Запрыгивай, Джулс. Ты мой. Будешь показывать дорогу.
«Ты мой». Джулиан без промедления скользнул на соседнее сиденье.
– Здесь направо, – сказал Джулиан и наклонился к Эмме, чтобы показать направление.
– Неужели Институт не может позволить себе приличные навигаторы? – проворчала Эмма, поворачивая руль вправо.
Она попыталась оживить прибор, когда они сели в «Тойоту», но он так и не включился. А однажды навигатор несколько недель разговаривал с жутким немецким акцентом. Джулиан тогда решил, что он одержим демонами.
Кристина пискнула и завалилась набок. Эмма видела ее в зеркале заднего вида. Она слегка отклонялась от Марка – плохо знающие ее люди этого бы даже не заметили. Марк, казалось, даже не обратил внимания. Он смотрел в открытое окно и тихонько мычал себе под нос, его светлые волосы развевались на ветру.
– Помедленнее, гонщица, – сказал Джулиан, когда кто-то им посигналил.
– Мы опаздываем, – отмахнулась Эмма. – Представление начинается через десять минут. Если бы некоторые не решили, что «полупарадный» означает «полуголый»…
– Почему ты называешь меня некоторыми? – спросил Марк. – Я ведь всего один.
– Как странно, – заметил Джулиан, снова посмотрев вперед. – На улице никого.
– Но есть дома, – сказала Кристина.
– Свет нигде не горит. – Джулиан осматривал дорогу. – Вам не кажется, что для сна еще рановато? – Он махнул рукой куда-то в сторону. – А вот и театр.
Он был прав. Эмма увидела огни, яркие неоновые и электрические лампы, которые горели чуть впереди. На знаке в форме стрелки было написано: «Полночный театр». Вдалеке сиял район Голливуд-Хиллз – казалось, по нему рассыпали яркие звезды. Вокруг была темнота. Не горели даже фонари.
Когда они подъехали к театру, по обе стороны улицы появились припаркованные машины, весьма дорогие – «БМВ», «Порше», итальянские спортивные автомобили, названий которых Эмма не помнила. Она остановила «Тойоту» напротив театра и заглушила двигатель.
– Мы готовы? – Она повернулась и посмотрела на заднее сиденье. Кристина подмигнула ей. Марк кивнул. – Тогда пойдемте.
Джулиан уже вышел из машины и открыл багажник. Пошарив среди оружия, он протянул Кристине пару тонких метательных ножей.
– Понадобятся?
Кристина приспустила бретельку платья. К ее бюстгальтеру был прикреплен ее любимый нож-бабочка с розой, вытравленной на рукоятке.
– Я пришла подготовленной.
– А вот я – нет. – Марк взял два ножа в ножнах и расстегнул смокинг, чтобы приладить их к ремню, а затем проверил наконечник стрелы, который висел у него на шее.
Джулиан завороженно наблюдал за братом. Его сине-зеленые глаза потемнели, подернулись тревогой. Эмма понимала, о чем он думает: он не знал, готов ли его брат встретиться лицом к лицу с опасностью. Ему не нравилось это. Но иного выхода он не видел.
– Так, – сказал Джулиан. – Оружие спрятали. Если хотите нанести руны, выбирайте места, которых не видно. Проверьте, чтобы все постоянные руны были скрыты одеждой. Нельзя допустить, чтобы нас узнал кто-нибудь с Видением.
Эмма кивнула. Еще в Институте они с Кристиной нанесли тональный крем на руну парабатая и руну войянс и даже постарались скрыть тонкие шрамы от старых, давно исчезнувших рун.
Часть рун наносилась на время, а часть – навсегда. Руна войянс, похожая на открытый глаз, помогала видеть сквозь чары. Она наносилась один раз на всю жизнь, так же как и руны парабатая и свадебного союза. Временные руны медленно исчезали, сослужив свою службу: например, целебные руны ираци исчезали с разной скоростью в зависимости от тяжести ранения. Руна устойчивости оставалась на коже, пока ты лез на гору. Для достижения наилучшего результата в битве руны следовало наносить прямо перед ее началом.
Джулс закатал рукав и протянул руку Эмме.
– Поможешь? – спросил он.
Эмма вытащила стило из багажника и нанесла ему руны уверенного удара, быстроты и смелости. Закончив, она приподняла волосы, обнажив спину, и повернулась.
– Если ты нанесешь руны между лопаток, волосы их скроют, – сказала она.
Джулиан ничего не ответил. Эмма почувствовала его сомнения, а потом ощутила легчайшее прикосновение его руки. Джулиан часто дышал. Это все от волнения, подумала она. Неизвестно было, что ждет их впереди, к тому же он переживал за Марка.
Он приступил ко второй руне, и Эмма почувствовала странное покалывание в том месте, где к коже прикасалось стило. Она нахмурилась. Хотя руны и могли покалывать тело или даже обжигать, наносимые парабатаем руны обычно не болели. Наоборот, было даже приятно: казалось, что тебя обволакивают защитой дружбы, что кто-то закрепляет у тебя на коже свою преданность.
Но эта руна болела.
Джулиан закончил, отступил назад, и Эмма отпустила волосы. Развернувшись, она быстро нанесла руну ловкости на плечо Кристине, где ее прикрывала бретелька платья, а затем посмотрела на Марка.
Тот покачал головой, как делал всякий раз, когда ему предлагали руны.
– Никаких рун, – упрямо сказал он.
– Все в порядке, – кивнул Джулиан, не дав остальным возможности высказаться. – У него нет никаких Меток, кроме руны войянс, а ее скрывает тональный крем. Он выглядит вполне обычно.
– Обычно, да не совсем, – заметила Эмма. – Его уши и глаза…
Кристина подошла к Марку и растрепала ему волосы так, чтобы они закрыли кончики ушей.
– С глазами ничего не поделаешь, но…
– У простецов тоже бывает гетерохромия, – сказал Джулс. – Главное, Марк, постарайся вести себя нормально.
– А разве у меня с этим проблемы? – оскорбился Марк.
Никто не ответил ему. Промолчала даже Кристина. Укрепив пару кинжалов в прилаженных к плечу под рубашкой ножнах, Джулиан закрыл багажник, и все перешли на другую сторону улицы.
Двери театра были распахнуты настежь. Тротуар заливал яркий свет. Эмма слышала смех и музыку, чувствовала запах духов, вина и дыма.
У двери стояла молоденькая девушка в облегающем красном платье, которая проверяла билеты и ставила штампы на руки входящим. Ее волосы были уложены в высокую прическу на манер сороковых, а губы накрашены кроваво-красной помадой. На ней были атласные перчатки цвета слоновой кости, которые доходили ей до локтей.
Эмма тотчас узнала ее. Она видела, как эта девушка подмигнула Джонни Грачу на Сумеречном базаре.
– Я ее уже видела, – шепнула она Джулсу. – На Сумеречном базаре.
Джулиан кивнул и взял Эмму за руку. Она слегка вздрогнула от удивления и от того, что ее ладонь вдруг обдало жаром.
Эмма посмотрела на Джулиана и заметила выражение его лица, пока он улыбался знакомой билетерше. Немного скуки, немного высокомерия и очень много наглости. Так мог выглядеть человек, который вообще не сомневался, что попадет внутрь. Он играл роль и взял ее за руку, вжившись в нее, вот и все.
Он протянул их билет.
– Мистер Смит и трое гостей, – сказал он.
Сзади послышался шорох: Марк открыл рот, явно собираясь спросить, кто такой мистер Смит, и Кристина поспешно наступила ему на ногу.
Билетерша улыбнулась кроваво-красными губами и медленно разорвала билет пополам. Если она и узнала Эмму, то не подала виду.
– Мистер Смит, – сказала она, – позвольте вашу руку.
Джулиан протянул ей свободную руку, и девушка поставила красно-черный штамп на тыльную сторону его ладони. Штамп представлял собой небольшой символ – волны под пламенем.
– Представление сегодня начнется немного позже. Номера ваших мест только что появились у вас на билете. Пожалуйста, не занимайте чужие места. – Она скользнула кратким, точным, оценивающим взглядом по Марку. – Добро пожаловать. Не сомневаюсь, среди Слуг Хранителя вы найдете… понимание.
Марк недоуменно посмотрел на нее.
Получив обратно разорванный билет и поставив штампы на руки, все они вошли в театр. Стоило им пересечь порог, как музыка стала оглушительной. Играл джазовый биг-бэнд, один из тех, которые так нравились отцу Эммы. «Тот факт, что я играю на скрипке, не означает, что я не люблю танцевать», – говорил он и кружил маму в импровизированном фокстроте на кухне.
Джулиан повернулся к Эмме.
– Что не так? – тихо спросил он.
И как только ему удавалось так точно угадывать ее настроение? Она отвела взгляд, чтобы скрыть свои чувства. Марк и Кристина шли позади них, осматриваясь по сторонам. В торговом киоске продавали попкорн и конфеты. Над киоском висел знак «Бальный зал и театр», который указывал налево. По коридору целенаправленно двигались нарядно одетые люди.
– Ничего. Пойдем за ними, – сказала Эмма и потянула Джулиана за руку. – Последуем за толпой.
– Толпа здесь та еще, – пробормотал Джулиан. Он был прав. Эмма, пожалуй, еще ни разу не видела в одном месте столько народа в дорогой одежде. – Мы как будто оказались в фильме нуар.
Повсюду были красивые люди – красивые особой, голливудской красотой, которую Эмма часто встречала в Лос-Анджелесе: обладающие ею люди имели свободный доступ к спортивным залам, соляриям, дорогим парикмахерским и лучшей одежде. Создавалось ощущение, что все они составляют массовку в одном из фильмов «Крысиной стаи»