Когда Эмма свернула на проселочную дорогу и направила «Тойоту» прямо к точке пересечения лей-линий, солнце висело над океаном огромным сияющим шаром. Небо быстро темнело. Подпрыгивая на кочках, машина преодолела последние метры и едва не скатилась в тенистую канаву, после чего Эмма остановила ее и заглушила двигатель.
Она вышла и открыла багажник, чтобы взять оружие. Кортана осталась в Институте. Ей не хотелось выходить без меча, но, стоило ей отправиться с ним, как это бы вызвало лишние вопросы. По крайней мере, в клинках серафимов недостатка у нее не было. Она сунула один за пояс, вынула из кармана колдовской огонь и огляделась по сторонам. Было до странности тихо: ни жужжания насекомых, ни шороха мелких зверьков, ни пения птиц. Только трава шелестела на ветру.
Демоны-богомолы. Вероятно, по ночам они вылезали из укрытий и пожирали все живое. Поежившись, Эмма пошла к пещере. Вход в нее был открыт и казался толстой черной полосой на граните.
Эмма тревожно посмотрела через плечо. Солнце опустилось ниже, чем ей бы хотелось, и окрасило воды океана в кроваво-красный цвет. Она припарковалась как можно ближе ко входу в пещеру, чтобы быстро добраться до машины, если успеет стемнеть. И все же казалось, что на обратном пути ей придется убить пару богомолов.
Она подумала о родителях. «Помогите мне найти что-нибудь, – молилась она. – Помогите мне найти улику, найти ниточку, которая связывает вашу гибель с этими смертями. Помогите мне отомстить за вас. И тогда я снова смогу спать по ночам».
Эмма видела скальный коридор, который вел в сердце пещеры.
Зажав в руке колдовской огонь, она вошла внутрь.
Сгущались сумерки. Небо становилось из голубого темно-синим. Над далекими горами загорались первые звезды. Кристина сидела, закинув ноги на приборную панель пикапа, и не сводила глаз с просторного двухэтажного дома, принадлежащего Касперу Стерлингу.
Знакомый джип стоял под старой оливой перед домом. Лужайку ограничивала невысокая стена. Район – окрестности Хэнкок-Парка – был застроен дорогими, но не слишком кричащими домами. Дверь и ставни Стерлинга были закрыты. Свет внутри не горел. То, что он дома, выдавала только машина.
Кристина подумала о Марке и тут же пожалела о своих мыслях. Она часто занималась этим в последние дни – думала о Марке и жалела об этом. Уехав из Мехико, она приложила много усилий, чтобы вернуть свою жизнь в нормальное русло. Не в ее планах было заводить новые романы с печальными и отягощенными своим прошлым мужчинами, какими бы красивыми они ни были.
Марк Блэкторн не был особенно печален и отягощен своим прошлым. Но Марк Блэкторн принадлежал Кьерану и Дикой Охоте. Сердце Марка Блэкторна было разделено пополам.
А еще у него был мягкий, с хрипотцой голос, пронзительные глаза и ужасная привычка говорить такое, что переворачивало весь ее мир с ног на голову. И он прекрасно танцевал – насколько можно было судить со стороны. Кристина очень ценила умение танцевать. Юноши, которые умеют танцевать, прекрасно целуются – так всегда говорила ее мама.
По крыше дома Стерлинга пробежала черная тень.
Кристина в ту же секунду выскочила из машины, зажав в руке клинок серафимов.
– Мигель, – прошептала она, и клинок вспыхнул.
Она нанесла на кожу все возможные руны невидимости, чтобы ее не заметил ни один примитивный. Клинок давал необходимый свет.
Она осторожно пошла вперед. Сердце громко стучало в груди. Она помнила, как Эмма рассказывала о том вечере, когда подстрелили Джулиана: тень на крыше, человек в черном. Она подошла к дому. Свет не горел. Занавески на окнах не двигались. Все было тихо и спокойно.
Кристина переместилась к джипу. Она вытащила стило из кармана, и в этот момент что-то вдруг с громким звуком плюхнулось рядом с ней. Кристина отпрянула, а тень тем временем встала в полный рост – это был Стерлинг. На нем была одежда, которая, по мнению простецов, должна была напоминать доспехи нефилимов: черные брюки, черные ботинки, подогнанный по фигуре черный пиджак.
Стерлинг уставился на нее, и лицо его стало пунцовым.
– Ты, – бросил он.
– Я могу вам помочь, – спокойно сказала Кристина, крепко держа клинок. – Прошу, позвольте вам помочь.
В его глазах плескалась ненависть.
– Убирайся, – прошипел он и вытащил что-то из кармана.
Пистолет. Небольшой, малокалиберный, но и его было достаточно, чтобы Кристина отступила. Пистолеты редко появлялись в жизни Сумеречных охотников – они принадлежали простецам, миру обычных человеческих преступлений.
И все же они могли пролить кровь нефилима и раздробить его кости. Стерлинг попятился, не опуская пистолета, и дошел до ворот. Затем он развернулся и бросился бежать.
Кристина устремилась за ним, но, когда она оказалась на улице, он уже завернул за угол. Похоже, он не преувеличивал: оборотни действительно бегали быстрее людей. И даже быстрее Сумеречных охотников.
Выругавшись, Кристина вернулась к джипу. Свободной рукой она вытащила стило, присела на корточки и аккуратно нанесла на машину, прямо над колесом, маленькую руну слежения.
«Хоть что-то», – подумала она и пошла обратно к пикапу. Как справедливо заметила Эмма, два дня до начала «охоты» еще не прошли. А руна слежения на машине Стерлинга явно будет не лишней. Если больше не появляться возле его дома, он решит, что они оставили попытки помочь ему. И тогда, можно надеяться, он потеряет бдительность и куда-нибудь поедет.
Только сев за руль и захлопнув дверцу пикапа, Кристина заметила, что ее телефон мигает. Пропущенный звонок. Кристина посмотрела на экран, и ее сердце замерло.
Диего Росио Розалес.
Она отбросила телефон, словно он вдруг обернулся скорпионом. Зачем, зачем, зачем Диего ей звонить? Она ведь велела ему никогда больше с ней не разговаривать.
Ее рука взлетела к амулету, висящему на шее. Сжав его в ладони, она начала молчаливую молитву. «Прошу тебя, дай мне сил не перезванивать ему».
– Тебе лучше, дядюшка? – спросил Джулиан.
Сидя за столом у себя в кабинете, Артур отрешенно посмотрел на него.
– Джулиан, – сказал он. – Мне нужно с тобой поговорить.
– Я знаю. Ты уже говорил. – Джулиан прислонился к стене. – Ты помнишь, о чем хотел поговорить?
Он чувствовал себя ужасно: усталым, измученным, опустошенным. Он понимал, что должен сожалеть о том, что сказал в кухне о Марке. Он понимал, что должен с сочувствием относиться к дядюшке. Но не мог сдержать своих чувств.
Он даже не помнил, как вышел с кухни. Он помнил, как поставил облепленного сахаром Тавви на пол, помнил, как все пообещали убрать остатки ужина из сыра, шоколада, пирожных и горелых блюд. Когда приступ рвоты миновал, даже Дрю поклялась, что отмоет пол и уберет кетчуп с окон.
Впрочем, до этого момента Джулиан даже не понимал, что все окна заляпаны кетчупом.
Он кивнул, подошел к двери и поискал глазами Эмму. Но Эмма в какой-то момент ушла вместе с Кристиной. Вероятно, они где-то болтали о Кэмероне Эшдауне. Меньше всего на свете Джулиану хотелось присоединиться к этой беседе.
Он не знал, с каких пор от одной лишь мысли о Кэмероне у него отпадала всякая охота видеть Эмму. Его Эмму. Парабатая желаешь видеть всегда. Это самое дорогое лицо в целом мире. Не желать встречи с парабатаем неестественно – столь же неестественно, как если бы Земля вдруг начала вращаться в другую сторону.
– По-моему, нет, – подумав, признался Артур. – Кажется, я хотел тебе с чем-то помочь. С расследованием. Вы ведь его еще не закончили?
– Расследование убийств? Насчет которого к нам приходили посланцы фэйри? Нет, мы все еще ведем его.
– По-моему, я хотел рассказать что-то о стихотворении, – продолжил Артур. – О том, которое Ливия читала в кухне. – Он устало потер глаза. – Я проходил мимо и услышал.
– Стихотворение? – озадаченно переспросил Джулс. – «Аннабель Ли»?
Артур принялся низким, дрожащим голосом читать стихотворение, выговаривая каждую строчку так, словно это была строка заклинания:
Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что старости бремя несли, —
Тех, что мудростью нас превзошли, —
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель Ли…
– Я знаю стихотворение, – перебил его Джулиан. – Но не…
– «Тех, что старости бремя несли», – повторил Артур. – Я уже слышал эти слова. В Лондоне. Но не могу вспомнить, в связи с чем. – Он взял ручку со стола и постучал ей о дерево. – Прости. Я просто никак не могу вспомнить.
– Те, что старости бремя несут, – пробормотал Джулиан.
Он вдруг вспомнил Белинду, которая улыбалась своими кроваво-красными губами, стоя на сцене театра. «И пусть те, что старости бремя несут, помогут нам», – сказала она.
В голове у Джулиана появилась мысль, но он не смог ее ухватить.
Ему нужно было пойти в студию. Нужно было остаться одному. За рисованием ему думалось легче. Он повернулся и пошел к двери, но остановился на полпути, когда дядюшка Артур спросил его:
– Это поможет тебе, сынок?
– Да, – кивнул Джулиан. – Поможет.
Когда Кристина вернулась в Институт, было темно и тихо. Фонари над входом не горели, светилось только несколько окон: студия Джулиана, мансарда и кухня.
Нахмурившись, Кристина пошла прямо на кухню, узнать, не вернулась ли Эмма из своей таинственной поездки и сумели ли остальные навести порядок.
На первый взгляд кухня показалась пустой. Горела только одна лампа. Тарелки были сложены в раковине. Стены и столы отмыли, но на плите еще оставалась засохшая еда. У стены стояло два больших мусорных пакета, набитых до отказа. Мусор вываливался из них прямо на пол.
– Кристина?
Она присмотрелась, хотя голос узнала сразу.
Марк.
Он сидел на полу, скрестив ноги. Тавви спал рядом с ним – а точнее, прямо на нем: его маленькая голова покоилась у Марка на плече, он поджал ножки и ручки и свернулся в клубок. Футболку и джинсы Марка покрывала сахарная пудра.