– С таким количеством… пуговиц вы бы уже не смогли продолжить.
– Боюсь, с пуговицами меня бы вообще в игру не взяли.
Жером улыбнулся и начал тасовать карты, я же уставилась на жалкие несколько пуговичек, оставшихся от горы из шкатулки. Наверное, все дело в том, что сосредоточиться на игре не получалось. Мысли постоянно возвращались к утренней тренировке и капелькам пота, блестящим на обнаженном торсе, а потом неспешно ползли к нашей беседе в ванной, чтобы стремительно вонзиться под сердце, как кинжал ассасина. В кабинет Анри мне попасть так и не удалось. Отправилась туда было после обеда, но дверь оказалась заперта, а когда постучала, муж рыкнул из-за двери:
– Занят! – И даже не поинтересовался, кто там и по какому вопросу. Впрочем, это было очень на него похоже.
Читать больше не хотелось: стоило погрузиться в глубинную тьму даже на страницах книг, меня начинало мутить, под ложечкой противно сосало, а руки становились ледяными. В довершение всех прелестей уезжать мой бесценный супруг, по всей видимости, в ближайшее время не собирался, и это создавало определенные сложности. Для начала наши встречи были опасны для моего душевного равновесия. Еще парочка таких моментов, как в ванной, – и я либо сорвусь, либо… как только я думала о втором, щеки начинали полыхать, что маяк в ночи. К тому же мне позарез нужно увидеться с Иваром, а выбраться в город в одиночестве никто не позволит. Чтобы развеяться и подумать, я отправилась гулять по парку, где снова «наткнулась» на Жерома. Там мы вместе вспомнили, что собирались учить меня играть в карты.
– Снимайте, – голос камердинера вернул в игру.
Точнее, в комнату, где пахло сукном, деревом и немножечко пылью. Видимо, убираются здесь пореже, чем в других, а еще это единственная комната в доме, где свет не льется из распахнутых настежь окон, запертый за портьерами цвета горького кофе. Освещала комнату люстра, расположенная аккурат над столом. Я даже приблизительно не представляла, который сейчас час.
– Почему здесь так темно?
– Чтобы никто не мог определить время.
– Никто из игроков?
– Верно. – Жером прикрыл ладонью колоду.
– Поэтому и часов нет?
– Да. Во время игры очень важно ни на что не отвлекаться.
– Но так же обо всем позабыть можно.
– А для чего это делается? – Камердинер мужа приподнял брови. – Азарт – страшная штука. Особенно для тех, кто только пробует свои силы. Парочка выигрышей, и человек возносится на вершину, падать с которой невероятно болезненно.
Такой вот азарт довел отца Луизы до полного разорения. Потом он взялся за ум, но… было уже слишком поздно. Если бы сына не выручил граф Солсбери, сидеть бы ему в долговой яме. И в тюрьме, если кредиторы позволили бы дожить.
– Особенно больно бьет по карману. И часто здесь собираются начинающие?
Допускает ли Эльгер в узкий круг людей со стороны?
– Случается. Но здесь играют по-честному, потому что ставки слишком высоки.
Я закусила губу. Сняла карты, Жером сдал.
И спустя какое-то время забрал себе остатки пуговиц, чем окончательно свел мою самооценку ниже уровня бочек с вином. То ли я не умела блефовать, как он это называл, то ли просто не была рождена для игры в карты. Ну оставалась еще крохотная надежда на то, что мне просто не везет, которой я себя почти утешила, когда двери вдруг распахнулись и на пороге возник Анри собственной персоной. Сначала его брови подпрыгнули вверх – уж не знаю, что его удивило больше: мое предпочтение картам перед книгами или то, как хитро на меня смотрел Жером, ссыпая пуговицы в шкатулку. А может, и сами пуговицы.
– Хм, – изрек наконец супруг, когда обрел дар речи.
– Вы были заняты, а миледи откровенно скучала…
Серые глаза блеснули так лукаво, что я невольно заподозрила странный заговор. А вот взгляд, которым Анри наградил камердинера, совсем не понравился: тяжелый и очень-очень недобрый. Меня не положено было учить играть в карты? Или Жерому дозволено общаться со мной только в рамках оберегающей деятельности?
– Оставь нас, пожалуйста.
Ой-ой.
Кажется, кому-то сейчас влетит. То есть кому-то влетит пораньше, а кому-то попозже.
Тем не менее Жером поднялся и вышел, бросив на Анри взгляд-прищур, который я разгадать не смогла. Супруг приблизился ко мне, и я невинно посмотрела на него снизу вверх.
– Чья была идея?
– Моя.
– Понятно. Значит, Жерома.
Демоны!
Как? Как он это делает?
Анри оперся о стол, взглянул на меня подозрительно-ласково.
– Знаешь выражение: «глаза выдают»? Никакой поэзии. Просто наш мозг устроен удивительным образом, одна часть отвечает за воображение, другая – за правду. Солжешь – посмотришь в одну сторону. Скажешь правду – в другую.
Я с трудом удержалась от того, чтобы не показать ему язык.
– Пуговицы? Серьезно?
– Нам их Марисса выдала, – я пожала плечами.
Это была правда. Хотя экономка и смотрела на нас как-то странно, но ничего не сказала.
– Чтобы научиться играть по-настоящему, нужно ставить на кон нечто очень ценное. – Муж оттолкнулся ладонями и сложил руки на груди. – То, что действительно опасаешься потерять. Иначе все это – ерунда, детские шалости.
Гм. Не рискнула бы я рядом с ним ставить то, что очень не хочу потерять.
– И еще. Ты оставила кольцо в библиотеке. Сегодня мне его передала горничная.
– И что с того?
– Кольцо с алаэрнитом. Принадлежавшее моему отцу.
– Из вашей библиотеки часто пропадают вещи?
Взгляд мужа внушал серьезные опасения, но теперь уже я сложила руки на груди и поднялась. Помогло не сильно, а если быть честной, совсем не помогло: только оказалась ближе к нему. Стоило вдохнуть резкость лаванды, как голова сладко закружилась. Забыть обо всем, прижаться телом к телу, запустить пальцы в медовые пряди…
– Руку, – скомандовал муж.
– Я не буду его носить.
– Дай руку, Тереза.
Сказано это было жестко и властно, запястье дернулось помимо моей воли. Анри, разумеется, сразу заметил, перехватил ладонь и вопреки всему удивительно мягко надел на палец кольцо. Наверное, в этом коротком жесте было нечто магическое, потому что, как только ладонь легла в его, я замерла, не в силах сопротивляться. Ну не очень-то и хотелось – разойдемся, сниму и запрячу так, что он его не найдет. Может, кольцо вообще получится на бумаги обменять? Не то чтобы я собиралась разводиться прямо сейчас, но будет как-то спокойнее.
– Снимешь – выпорю, – разрушая мои мечты, пообещал этот изувер. – Больно.
Я фыркнула и отдернула руку. Кольцо обжигало безымянный палец не хуже браслета.
– Вам понравилось, как я кричала?
– Кляпы еще никто не отменял. – Я не успела задохнуться от возмущения, потому что он тут же добавил: – Хотя не думаю, что он нам понадобится. Голосить, как в отеле, тебе не позволит гордость. Ты же больше не пьешь.
Что скрывалось за этой усмешкой?
Уверенность в том, что он знает обо мне все и даже больше? Ой-ой, граф, как бы не отбить ваше самомнение ненароком, когда все закончится.
– После встряски с тьмой меня тошнит при одной мысли об алкоголе, – заявила я, делая вид, что рассматриваю кольцо.
– Как же тебе повезло. Немногие так скоро освобождаются от пагубных привычек. – Я по-прежнему изучала алаэрнит, погруженный в морскую спячку, поэтому не могла видеть насмешки на красиво очерченных губах. Судя по голосу, муж улыбался, а судя по камню, пока с моей магией все в порядке. – Сыграем?
– Что?
От неожиданности вскинула на него широко распахнутые глаза. Анри усмехнулся и кивнул на оставшиеся на столе карты.
– Предлагаю сыграть. Правила ты отлично уяснила, насколько я понял.
Да уж, игру Мьелла Жером мне разъяснил так, что ночью спроси – расскажу без запинки. Частично знала правила еще по старой памяти, в Лигенбурге муж уже объяснял их мне, но тогда это были шуточки. Сегодня я прониклась картами серьезно, захотела научиться по-настоящему, не просто играть, но побеждать не от случая к случаю, а раз за разом. Вот только почему-то не сильно оно помогало мне с выигрышами. Точнее, несколько раз я все-таки у камердинера выиграла, но в целом меня это не спасло. Сейчас же… Муж смотрел, прищурившись, с легкой полуулыбкой, а значит, соглашаться нельзя. Какой соглашаться, даже думать об этом нельзя.
– Вот еще!
– Что ж, – Анри кивнул, – на пуговицы играть всяко интереснее, это правда.
На что это он намекает? Что я побоюсь играть серьезно?
Ну, так он слишком плохо меня изучил! Или… слишком хорошо?
В жилах закипела кровь, стало душно, в ушах зашумело. Нехорошо так.
– Каковы ставки?
Голос точно принадлежал мне, разве что самую капельку хриплый от предвкушения. Я закусила губу, и взгляд Анри потемнел, словно для него это была не просто очередная игра, одна из многих. Для меня же это было нечто гораздо большее – попытка отвоевать свободу, не отдаляясь от него. Не лишая себя возможности подобраться к его окружению.
– Что ты хочешь получить в случае выигрыша?
Тут я даже не задумалась.
– Бумаги и полную свободу действий.
Анри нахмурился, но потом кивнул.
– Замечательно. Если выиграю я, ты станцуешь для меня харрим.
Я вскинула брови. Не покраснела, и на том спасибо. Нет, что ни говори, а мой муж точно извращенец. Харрим – древний танец, предшествующий брачной ночи. Откровенный, провокационный и соблазнительный, исполняется в тряпочках, которые одеждой назвать язык не повернется. Для нарядов используют намийские шелка, драгоценные камни и полупрозрачные ткани, легкие как газовые облака, летящие во время движений, которые ни капельки ничего не прикрывают… ну, почти. И ведь Анри мог спокойно попросить развода и немедленного отъезда в Энгерию, а вместо этого… Я вглядывалась в мужа, но так и не смогла отыскать ответа. Глаза превратились в ореховые омуты, в которых даже на поверхности ничего не видно, лицо – в маску бесстрастия.
– Пожалуй, я даже могла бы согласиться…
Анри слегка приподнял брови.