Меня подкинуло в седле. Теперь я, не отрываясь, смотрела на мужа.
Тоска отступила, на смену ей пришли странное спокойствие и равнодушие – чувства Анри. Замок, где прошло его детство. Место, где погибли его родители.
Я чувствую его? Почему? Что происходит?
Нужно было что-то сказать, но язык словно прирос к нёбу и отказывался повиноваться. Мы миновали границу жизни и смерти, проехали еще немного и остановились у торчащей из земли погнутой железяки.
– Здесь была беседка, – сказал он поразительно спокойно, как будто к нему это не имело ни малейшего отношения.
Анри спрыгнул на землю и помог мне спешиться. Пока поправлял седла и привязывал лошадей к ржавому обломку, я просто смотрела на него, точнее, ему в спину. А стоило мужу обернуться, шагнула вперед и обняла. Не знаю, как это произошло – один короткий рывок, такой быстрый, что не успеваешь ни понять, ни подумать. Я обхватила его руками, всем телом, не надеясь на ответ. Да и не нужен мне был никакой ответ, я просто хотела разделить с ним память – память, перед лицом которой тускнеет все, что казалось безумно важным. Не знаю, сколько прошло времени, пока его каменная спина под ладонями расслабилась. Анри жадно притянул меня к себе, коснулся губами волос и замер. И в этом жесте было больше близости, чем во всех наших жарких ночах, вместе взятых, чем во всех ласках, что я помнила наперечет.
Ох, как же это было опасно – стоять на самом краешке, в дюймах от доверия.
Глубоко вздохнула и отстранилась.
– Это все я устроила?
Надо же мне было что-то спросить.
– Ты.
– Как вы это остановили?
– Пойдем.
Мы вернулись к границе и пошли вдоль нее – растянувшейся по кругу. От выпотрошенной тьмой кромки до леса приличное расстояние, но как получилась такая четкая грань? Я сложила руки на груди, чтобы даже случайно не дотронуться до его пальцев, а Анри указал в сторону моря, показавшегося из-за развалин. Обманчивая близость, еще шагать и шагать. Черту было видно и на побережье. Вдалеке – там, где золото песка искрилось на солнце, не припорошенное пепельным тленом. За замком пыль смерти уже развеял ветер, но на берегу смешал его с песком, превращая в мутное месиво.
Круг смерти протянулся мили на две. А то и больше.
Скольких же сил ему стоило удержать мою тьму?
– Как вы это сделали? – хрипло спросила я. – Это же…
– Хотите знать, как я это пережил? После того что случилось в Лигенбурге, мгла дается мне значительно проще, да и в себя прихожу гораздо быстрее.
– Но она же вас убивает, – слова сорвались с губ очень некстати: Анри как-то странно на меня посмотрел. Даже не спросил, какое мне дело. К чему бы это?
Мы не задержались, чтобы насладиться морем, облизывающим песок языком белоснежной пены, обогнули замок с другой стороны и дошли до конца границы: круг замыкался там, где беспокойно топтались лошади.
– Может, отвести их к лесу? – предложила я. – Им явно не по себе.
Да что там, мне самой не по себе. Холод бежал по коже, хотя платье было достаточно теплым, накидка – плотной, способной выдержать продувающий ветер. Да и солнце по-прежнему припекало, но только не здесь. За чертой.
– Отведу, – легко согласился Анри, – и даже не к лесу, а в лес. Неподалеку есть ручей, чтобы напиться. Подожду тебя там.
– То есть я тут буду… пытаться совладать с тьмой, а вы – прохлаждаться и попивать вино?
– Ага, – мне показалось или в уголках губ спряталась улыбка?
– Но хотя бы обед мне положен? – попробовала искренне возмутиться, но вышло не очень.
– Заниматься лучше на голодный желудок.
Изувер!
Ладно, мне есть о чем подумать. Например, об узорах, которые ночью расчертили мое тело. Все-таки почему, когда читала о брачных договорах армалов, ничего такого на глаза не попадалось? Внимательно ведь читала, потому что искала любую лазейку, чтобы избавиться от Анри. Странно все это, очень странно. Предположим, ночью он сказал правду и это связано с растущими днями нашего брака, с тем, что магическая связь крепнет. Еще и чувства его поймала сегодня! Раньше запястье дергало, только когда муж заболевал, но что же дальше-то будет?
Вот уж повезло так повезло.
Я вздохнула и направилась следом за ним во внутренний двор. Если так подумать, я здесь даже прибралась: ни поросли травы по колено, ни плотной занавеси дикого плюща. Но что случилось с самим замком? Почему он в таком виде? Камень тьма не тронет, равно как и кошка не станет играть с дохлой мышью. Разумеется, боевой магией смерти можно пробить любую стену и разрушить даже металл, но для этого нужно особое заклинание, а не спонтанное буйство стихии.
– Здесь случился пожар, – пояснил Анри, – стены чистые, потому что твоя магия растворила копоть.
– Пожар? Твой отец все-таки успел…
– Это сделал не отец. Он не успел даже воспользоваться своей силой: его усыпил подкупленный камердинер, потом ему ввели кровь матери. А после их смерти подожгли здесь все.
Если бы под его голос сейчас попала чья-то шея, голова слетела бы с плеч, как от лезвия шиинхэ.
– Она…
– Хэандаме, да. Была.
– Почему вы мне не сказали?
– Потому что это лишнее.
– Тогда почему сказали сейчас?
Анри не ответил, да я и не ждала. Легко сжала его руку и тут же отпустила.
Просторный холл – точнее, то, что им было, сейчас вскинулся руинами под открытым небом. Солнечные полоски лениво переползали с камня на камень, забираясь в полуразрушенную нишу, когда-то бывшую камином. Решетка валялась рядом – смятая словно руками циркового силача или неведомой силой. Центральная лестница разбитыми ступеньками ползла наверх – туда, где должен быть второй этаж, и упиралась в пустоту. Представив, что могу увидеть таким Мортенхэйм, содрогнулась. А ведь могла, пожалуй, реши Симон, что отказ отца достоин более сурового наказания, чем мгновенная смерть. Но была ли она мгновенной, или Эльгер сполна насладился его мучениями, как наемники, убившие родителей мужа? Узнаю ли я об этом когда-нибудь? Да и хочу ли я знать?
– Тренироваться будешь здесь, – кивнул Анри, – раз в неделю будет достаточно. По крайней мере, на первых порах. Потом будем думать дальше. Возможно, придется выставлять щиты прямо в доме, на крайний случай обеспечим тебе укрепленный магией пристрой.
Вот, снова. О чем он сейчас?
Взашей же меня выставлял из Вэлеи. Я пристально посмотрела на мужа, но он словно и не замечал. Сдернул дорожный плащ, привычно расстегнул две верхние пуговицы.
– Сейчас тебе лучше не отвлекаться на защиту. Учись держать глубинную тьму – истинную ее мощь, не сдерживая себя. Не забывай про кольцо, внимательно следи за цветом камня. И если что, сразу зови меня.
– Кричать я умею, – хотела пошутить, а получилось… ну, как уж получилось.
Меня слегка потряхивало, поэтому я сцепила руки за спиной, чтобы скрыть дрожь. Холод смерти словно пробрался внутрь, пришлось сжать зубы, чтобы не начать ими клацать, как череп прогнившей куклы. Интересно, получится его обмануть, сделать вид, что я вроде как позанималась, а на самом деле просто отсидеться где-нибудь на руинах?
– Это точно.
Меня наградили долгим, тягучим взглядом – внимательным, изучающим, словно за плотно сомкнутыми губами застыла невысказанная просьба-откровение, и сейчас он решал, доверить ли ее мне. На краткий миг показалось, что за просьбой последует не менее упоительный поцелуй, за которым никакая тьма не страшна…
Показалось.
Анри коротко кивнул и вышел, оставив меня наедине с припорошенными тленом камнями, собственными страхами и… призраком его отца?!
21
Призраки меня не смущают. Навредить человеку они не могут, разве что заставить почувствовать боль в сердце, головокружение, одышку или испытать приступ беспричинного страха. Исключительно потому, что они это излучают и соседство с ними для обычных людей – не самая приятная штука. Крайне редко призраки пугают кого-то осознанно, но если такое случается, на то есть серьезная причина. Например, если какой-нибудь некромаг, не будем показывать пальцем, поможет ему перенестись с места смерти к убийце. Правда, сил на вторжение в материальный мир у них маловато, но опять же, если кто-то его поддержит…
Я смотрела на отца Анри или на память о нем со смешанными чувствами. Он был силен, сквозь глубину грани прорывались огненные искры, отголоски его магии. Холод, растекающийся от полупрозрачной фигуры, покалывал кожу ощущением присутствия. Поскольку к такому я привыкла с детства, это меня не беспокоило. Беспокоило другое: слишком четкие очертания, я могла даже разглядеть его лицо. Призрак способен обрести форму, только если при жизни был очень сильным магом и не готов отпустить этот мир. Мощная концентрация воли, позволяющая после смерти удерживаться на грани жизни.
Но… такое?
Похожую силу я чувствовала в оранжерее, где остался Итан, только в случае графа Аддингтона это был комок темной злобы и амбиций. Но что столько лет держало отца Анри? Со временем любая призрачная оболочка истончается, теряя любую узнаваемость, если тот осознанно не подпитывается стихией, с которой был связан при жизни. И причина тому может быть только одна: сильная родовая привязка. Незакрытое дело, за которое оболочка цепляется как за проржавевший якорь. Знание, жизненно важное для рода де Ларне. Но огню здесь вроде неоткуда было взяться. Хотя, может статься, на развалинах частенько ночевали бродяги и разводили костры.
Словно отражение моих мыслей, он качнулся над полом и поплыл ко мне.
Все ближе, ближе и ближе.
– Что ты хочешь мне показать?
Если бы он мог разговаривать.
Я смотрела в полупрозрачное лицо, разглядывая черные прожилки, тянувшиеся от его фигуры в разные стороны, как хищные водоросли тянутся к зазевавшимся рыбкам. Гм. Кажется, я знаю, в чем дело. Выброс моей магии уничтожил все живое, даже траву и плющ, а вырваться отсюда призрак не может. Всплеск глубинной тьмы наделил его силой, напитал оболочку. Я ему помогла, предоставила отличную возможность рассказать, что столько лет мешало отпустить наш мир.