А я не представляла, что делать и что говорить. Найденный медальон жег карман так, словно в него налили живой огонь. Слова крутились на языке, но все не те и не о том. Как начать разговор о его родителях? Стоит ли его начинать? Слишком много вопросов, ответов на которые пока не было. Я и так подошла к Анри непростительно близко, на расстояние, ближе чем коротенькая нить связавшего нас обручального браслета. Сегодня на развалинах чувствовала его боль как свою, а ночью – исступленную нежность, которая сорвала все замки. Это было неправильно, но как же сладко! Мы словно оторвались от земли, даже от своих тел. Больше того, мы будто стали единым целым, как если бы наша сила сливалась тоже.
Хочу ли я пойти дальше? Имею ли право, ведь рядом с Анри я исключительно потому, что заключила договор с Верховным, подписала его кровью и продала душу… Ну ладно, все гораздо прозаичнее. Рогов у лорда Фрая нет и вряд ли когда-нибудь появятся, потому что верность кому бы то ни было ему не грозит. Договор между нами исключительно на словах, а душа все еще при мне, хотя и просится на волю. Точнее, к мужчине, который едет рядом и молчит. Тем не менее я доведу дело до конца, а после мы разведемся.
И тоскливо сейчас исключительно потому, что я соскучилась по родным, ничего кроме. Когда жила в Лигенбурге, могла их навещать в любое время, сейчас же между нами не просто расстояние – граница. Буквально. Но все-таки стоит добраться до книг про обручальную магию и как следует их изучить. Может, получится как-то замедлить наше с Анри сближение. Хотя сдается мне, ближе просто некуда.
– Судя по цвету камня, занятия прошли замечательно, – негромкий голос и быстрый взгляд.
– Вы даже не представляете, насколько.
– Я рад.
Самую капельку подалась вперед: несколько часов в седле – испытание не из легких. Хотя долгие конные прогулки для меня в удовольствие, после занятий и плотного обеда хотелось только одного – вытянуться на травке и слушать щебетание птиц. В общем-то, с полчаса мы их послушали, а потом стали собираться в дорогу, чтобы успеть вернуться засветло. Хотя что-то мне уже сейчас подсказывало: не успеем. Оставалось еще немногим больше половины пути, а солнце уже торопилось отдохнуть на холмах, чтобы спустя час-другой спешно скатиться за горизонт. Я же, не переставая, думала о находке, силе призрачного графа и отсутствии леди Николь. Сама не знаю, почему, но это не давало мне покоя не меньше, чем то, что творилось в сердце.
– Что тебя беспокоит, Тереза?
Ой, пожалею я об этом потом. Еще как пожалею.
– Ваши родители.
Анри приподнял брови, но боли я не почувствовала. Видимо, она осталась на погребальном пепелище.
– Вы хорошо их помните?
– Детские воспоминания как мозаика калейдоскопа. Яркий кусок там, светлый здесь… Что именно тебя интересует?
– Каким был ваш отец?
– Сильным. Настолько сильным, что ему приходилось постоянно носить кольцо – его магия не была стихийной. Она была самой стихией.
То, что граф обладал безмерной силой, я уже поняла. Неудивительно, что Лига обратила на него внимание.
– Он часто практиковался?
– Не очень. Его гораздо больше увлекала наука… точнее, магия как наука. Он изучал старинные заклинания, перекраивал плетения, создавал новые, экспериментировал с зельями. Все время искал способ остановить влияние золотой мглы на жизнь матери, а когда родился я, и выяснилось, что у меня та же сила… – Анри хмыкнул. – Стал вообще одержим. Пропадал в архивах Эльгера и исследованиях неделями, а порой и месяцами.
– Исследованиях?
– Эльгер оборудовал лабораторию, в которой разрабатывают необычные зелья и заклятия. Или восстанавливают давно забытые старые. Одно время ею руководил отец.
Это объясняет, как покойному графу удалось не только сохранить форму, но еще и обрести осознанность. Вполне возможно, какое-то древнее знание мааджари или эксперимент. Вот только граф никому о нем не рассказывал, даже безумно сильный Аддингтон превратился в самый обычный сгусток ненависти и убивал матушкины цветочки. Пожалуй, призрак Итана был ближе всего к тому, что мне довелось увидеть на развалинах замка, но все равно не дотягивал до сущности лорда Адриана. Эх, попасть бы в эту лабораторию… или хотя бы в архивы Эльгера. Вот только кто же меня туда пустит?
Одно объяснение нашли, зато выпала уйма других вопросов.
Закусила губу, чтобы не спросить, как именно покойный граф перешел дорогу Симону. Если он стоял во главе исследований, значит, был его лучшим ученым. Такими людьми не разбрасываются из-за временного недопонимания. Почему отец Анри отказался сотрудничать с ним, если раньше охотно принял на себя руководство лабораторией?
– Кто рассказал вам о смерти родителей? О том, как они погибли?
Вот теперь на меня посмотрели пристально, в упор.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я видела вашего отца.
Пальцы Анри с силой сжались на поводьях и тут же расслабились. Он прекрасно знал, что призрака ему не увидеть, а пообщаться с ним даже через меня не получится. Точнее, не получилось бы, если бы лорд Адриан оказался обычной тенью – как все, кого я видела до него. Но обычным призрак графа точно не был, а я пока не была уверена, что готова об этом рассказать. Да и не представляла, как это сделать, чтобы даже случайно не подарить напрасную надежду.
– Но леди Николь я не видела.
– Мама всегда была светлой. Она умела прощать, забывать, отпускать. Думаю, она ушла сразу. Надеюсь. А он… умел быть резким, – голос Анри звучал глухо, – жестким и даже жестоким порой, но это никогда не касалось меня. И тем более матери.
– Они любили друг друга?
– Настолько, что о них даже при дворе ходили слухи. Это непристойно – быть настолько увлеченным собственным мужем, – Анри усмехнулся. – И еще более непристойно смотреть на жену, словно она твоя единственная любовь. Мне едва исполнилось пять, когда я это услышал. В замке давали бал, и меня, как полагается, отправили спать, но спать мне было неинтересно. Дождавшись, пока няня заснет сама, я выбрался из комнаты и отправился навстречу приключениям. В одном из коридоров и услышал такое. Мадам, которая это сказала, до сих пор меняет любовников как перчатки. Поток желающих скрасить суровые будни не иссякает, поскольку она щедра на подарки.
– А вы злопамятны, – фыркнула я.
Наверное, лет через десять то же самое будут говорить о графине Уитмор.
Гм… Чего это я? Сдалась мне эта графиня!
– Ты даже не представляешь, насколько.
Я улыбнулась раньше, чем поняла, что мне ответили моими же словами. И это было странно, неправильно, опасно! Чего он добивается?
Украдкой взглянула на Анри, но муж смотрел на дорогу. И улыбался: небо, как светло он улыбался! Не знай я о его силе, решила бы, что солнце приняло человеческий облик и решило прогуляться по миру. Меня затопило странной приглушенной тоской и радостью – сродни той, которую испытывала, когда вспоминала о ярмарке, карамельных яблоках и леденцах. О море и улыбке матушки, которая просила не замочить платье: еще не указывала, понижая голос до холода полюсов, именно просила. А яблоки и леденцы нельзя было есть при всех, потому что я – юная леди, поэтому не могла дождаться минуты, когда мне принесут их на расписном блюдце с птицами и цветами. Как же сладко они пахли тогда!
– Их называли самой красивой парой и вечными молодоженами.
Я дернулась, понимая, что снова поймала его.
– О них не оставили даже воспоминаний. Две жизни – разом и в пепел.
Стало холодно, но не от моей тьмы. От его.
– Не все. – Слова вырвались прежде, чем я успела их остановить. – Вы вполне себе живы и пеплом рассыпаться не собираетесь. К тому же…
Сейчас мной сам Верховный управлял, не иначе, а еще вселилась парочка его подручных, чтобы наверняка. Анри нахмурился, я же запустила руку в карман амазонки и протянула ему медальон.
– Вот. Нашла случайно.
Я видела мужа разным, и вряд ли могла сказать, когда именно он был настоящим, да и был ли вообще. Но то, что сейчас на миг мелькнуло в его глазах – какая-то детская растерянность, подделать нельзя. И даже упавшая поверх заслонка небрежного недоверия, свойственного ему куда больше, уже не могла этого отменить. Я не убрала руку, когда его пальцы коснулись моих. Не отдернула, когда он сжал мою ладонь перед тем, как забрать медальон. Просто смотрела в глаза – непростительно долго, а сердце в эти мгновения, кажется, даже не билось.
– Спасибо.
Обволакивающий искренностью голос, как теплое море, играющее на поверхности бликами. Манящее глубиной, в которой не разглядеть ничего, пока не уйдешь на дно с головой.
– Пожалуйста, – буркнула я, уже понимая, что натворила: только что отдала единственную улику непонятно к чему, непонятно зачем своему непонятному мужу. А он едва на нее взглянул – просто убрал в карман, выпрямился так, словно проглотил палку, и теперь мы молчали гораздо более многозначительно, чем несколько минут назад. Ближе к дому золотой закат сменился зыбким полумраком, затем загустел синевой сумерек. Когда Анри подал мне руку, чтобы помочь спешиться, просто ее приняла.
– Поужинаешь со мной? – спросил негромко.
Один короткий взгляд достал до самого сердца. Дыхание перехватило, но улыбнулась я как можно более небрежно.
– Если вы настаиваете, граф.
– Через час?
Я кивнула.
Поднимаясь по ступенькам, старалась унять бешено бьющееся сердце. Попеременно хотелось то надавать себе пощечин, то прыгать как в полуразрушенном коридоре, когда справилась со страхом возвращения магии. Влетела к себе в комнату, захлопнула дверь и хотела было уже позвать Мэри, когда взгляд случайно упал на пирамидку. Верхушка едва уловимо сияла – не зная, не заметишь, – просто игра света на гранях. Отрезвило похлеще ведра ледяной воды, выплеснутой на голову.
Надела серьги, легко провела пальцами по острым краям и подставила пластинке ладонь.
«У Раджека для вас все готово. Найдите время и возможность с ним увидеться».