Оставалось, сцепив зубы, наблюдать за поединком.
Удар в плечо – и меня снова обожгло злостью: дикой, животной, сметающей остатки разума. Браслет пульсировал, словно жил от меня отдельной жизнью, Анри с рычанием бросился на Ивара. Слишком быстро, слишком неосторожно, пропуская удар под ребра, от которого воздух с шипением вырвался сквозь сжатые зубы. Перед глазами потемнело, словно это у меня за грудиной сейчас разливался огонь, но я опомниться не успела, как блок Раджека смело обманным маневром. Резкий выпад в солнечное сплетение – и Ивара отбросило назад. Он не сложился книжечкой только благодаря сильному прессу, но преимущество уже было потеряно.
Второй удар Анри пришелся точно в ребра.
Хруст был такой, словно кто-то с размаху наступил на сухую ветку.
Внутри меня что-то дернулось, сердце глухо бумкнуло, как новенький мяч о стену.
Но Анри не остановился – следующий удар швырнул Раджека на землю, опрокидывая на спину. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы, подскочила и бросилась к нему. Опустилась рядом на колени, вглядываясь в лицо: располосованное ссадинами, с кровоподтеком во всю правую скулу, рубашка в бурых пятнах, почти полностью прилипла к телу от пота.
– Зачем вы…
Ивар тяжело приподнялся на локте, заглянул, казалось, в самую душу:
– Все в порядке.
– В порядке?! Довольны?!
Я вскинула голову. Анри, тяжело дыша, вперил в меня ледяной взгляд, я же буквально ощупывала каждую мышцу, стараясь почувствовать каждый пришедшийся на него удар. Растрепавшиеся волосы выбились из хвоста, несколько прядей налипли на лицо, потемневшее от пота и крови. Хотя по сравнению с Иваром выглядел он хоть сейчас на королевский бал.
Но… как он нас нашел? Я ведь специально встречу в лесу назначила!
– Более чем.
Мой невыносимый муж с небрежностью подал мне руку, словно они с Раджеком всего лишь перекинулись парочкой колких фраз. Жесткий взгляд говорил: или пойдешь по-хорошему, или поедешь поперек лошади. Я спокойно встретила его, хотя внутри бушевала тьма, алаэрнит сиял, как льдины на солнце. Я растерянно посмотрела на кольцо. Неужели камень мага? Но больше нечему. Следящая магия, чтоб ее! Поперек горла встал ком, мешающий сделать вдох, глаза защипало. На Ивара Анри, разумеется, было наплевать, в частности на то, что ему еще до города добираться, хотя он еле стоит на ногах. Точнее, даже не стоит пока. Но мне не было.
Гордость сжалась в комок: просить было сложно. Особенно его.
– Помогите месье Раджеку добраться до гостиницы, – произнесла негромко, – а я подожду вас здесь. Обещаю.
– Месье Раджеку, – Анри резко вздернул меня на ноги, бесцеремонно подтолкнул к лошади, – я даю два дня, чтобы убраться с моих земель. И если честь, о которой зашел разговор, в том числе ваша, для него не пустой звук, он так и поступит.
Каждое слово, сказанное негромким и от этого казавшимся еще более властным и жестким голосом, вонзалось в сердце ледяной иглой. В них чувствовалась угроза, словно шевеление змеи в охапке листьев. Внутри рвались невидимые струны одна за другой – натянутые с того самого дня, как я вышла к нему после нападения Эрика. Пальцы Анри, сжавшиеся на предплечье, напоминали кандалы. Ивар медленно поднялся, опираясь о дерево: стоять ему и правда было тяжело. Едва уловимо кивнул – уезжай сейчас же.
– Никуда я с вами не поеду! – рванулась, вцепилась ногтями в смуглое запястье, но Анри с силой перехватил мою руку. Сжал крепко, не вырваться.
– Не искушайте судьбу, миледи. Вы же не хотите ехать поперек лошади?
Злая насмешка стала последней каплей. Сбежать, раствориться, рассыпаться прахом, только чтобы больше никогда не видеть и не слышать. Я бросилась к Искорке, подхватила поводья и взлетела в седло. Оглянулась напоследок на белого как первый снег Ивара, пустила лошадь рысью, и вывела ее из-под ажурной занавеси ветвей на дорогу. Из-под копыт летела пыль, глаза слепило утренним солнцем, а в горле першило только потому, что я слишком глубоко вдохнула. Полной грудью.
– Вы не можете так поступить, – пробормотала сбивающимся шепотом, когда Анри меня догнал. – Не имеете права выставить человека из Лавуа только потому, что…
– Еще как могу.
– О да, вы могучий! – Слезы замерзали еще на подходе и ссыпались в самое сердце, я сглотнула подступивший к горлу ком, стараясь расслабиться. Не хотелось даже случайно причинить Искорке боль, неосторожно натянув поводья или слишком сильно сжимая бока. – Когда я приехала в Ольвиж, вы первым делом сказали то, что каждая женщина мечтает услышать, – велели мне убираться! Потом заявили, что будете делать со мной все, что захотите, а когда я все-таки решила развестись, забрали себе бумаги, а меня посадили под замок.
Доведись лорду Фраю услышать эту пламенную речь, он лично повязал бы мне на шею петлю и ногой выбил стульчик. Но на лорда Фрая мне сейчас было плевать. Так же, как Анри плевать на моих близких, которые всего лишь разменная монета в играх мааджари или кто они там. На чувства, потому что в нем самом их не осталось. Даже в моей чернючей магии и то больше света, чем в его насквозь промерзшем сердце, которое по странной случайности до сих пор бьется как обычное человеческое.
Анри прорычал что-то неразборчивое, кажется, выругался, а я пустила лошадь в галоп. Пусть злится, пусть хоть отравится своей злобой. Прохлада осеннего утра перетекала в напоенный мягким теплом воздух, ярость переплавлялась в темную тягучую ненависть. Нет, ненависть – слишком громкое слово.
– Тереза, остановись!
Даже не взглянула на него.
Десять раз я тебе остановлюсь, изувер! И еще десять раз пожалела, что взяла Искорку – гнать бы лошадь так, чтобы ветер свистел в ушах, срывая со щек злые слезы. Уйти от него, оторваться, оставить позади, как и все, что с ним связано, но малышка почти не отдыхала. Нельзя.
– Нам нужно поговорить!
Да неужели?
Огонек тоже устал и долго не продержался бы, поэтому, когда Анри вырвался вперед, натянула поводья. Вряд ли понимала, что творю, просто спрыгнула с лошади и бросилась к лесу. Тут и бежать-то недолго было – через поле, а бегать в мужской одежде в разы удобнее. Ничего не мешается, ни в чем не путаешься, только расступаются полоски нескошенных трав, звенит тишина, прерываемая лишь глубокими вдохами и прерывистыми выдохами. А главное – никакой аламьены и никакой лаванды. Анри догнал меня непростительно быстро, налетел как ураган, подхватил за талию. Рванулась, забилась в капкане захвата, и мы едва не повалились на землю многоруким и многоногим кульком.
– Тереза, пожалуйста, – горячее дыхание опалило затылок. Он развернул меня лицом к себе и не успел увернуться от кулака. Не успел или не захотел. Насладиться бы, но сама ахнула от непривычно острой режущей боли в пальцах, которая перетекла в кисть. Схватилась за запястье, запылавшее, как поднесенное к масляной горелке. Да он точно из камня, истукан ходячий!
Гм…
Он сказал: «Пожалуйста»? У меня после бессонной ночи точно что-то со слухом.
Вскинула голову, чтобы встретить жесткий взгляд и выслушать очередной приказ, но вместо этого наткнулась на незнакомую, ничем не прикрытую усталость. Прорезавшиеся в уголках его губ морщины стали глубже, а сам он словно за пару минут постарел лет на десять. Воздух сгустился, стал вязким, как если бы я попыталась дышать под водой, когда Анри потер ушибленную скулу. Потянулась к нему, провела пальцами по наливающемуся красным следу и отпрянула.
Он усмехнулся, уже привычно-отстраненно.
– Давай вернемся в поместье.
– Не хочу, – неожиданно для себя всхлипнула я и вытерла нос рукой.
Лицо Анри слегка вытянулось, как если бы у него на глазах у меня выросли заячьи ушки.
– А чего хочешь?
– Спать, – честно призналась я. – И есть.
Оказавшись на руках мужа, привычно уже рванулась, но меня только крепче прижали к себе.
– Вы подсунули мне кольцо с магией слежения.
– И оказался прав.
Прав?.. Вот, значит, как.
И тут меня затрясло. Нет, слез больше не было, но чувство было такое, словно я превратилась в закупоренный фонтанчик: дрожит, дергается, но вода вырваться наружу не может. Отчетливо вспомнилось, как меня носили на руках в Лигенбурге. Как это было хорошо, и чем потом обернулось. Как хорошо было еще вчера. Так запредельно близко, так сладко, так правильно: и ужин в ротонде, и звездопад, и… чем потом снова все закончилось.
– Вы отпустите меня. Отдадите мне бумаги и отпустите.
– Нет.
– Я не спрашивала.
– Но я ответил. Поедем домой.
Анри ступал удивительно мягко и так же мягко поставил меня на землю, как если бы я была хрупкой девчонкой с птичьими косточками. В недоумении смотрела, как он снимает с Огонька седло, перекидывает его на Искорку – поверх моего, и закрепляет ремни, чтобы не упало.
– Вы что задумали?
Вместо ответа меня подсадили на коня и взобрались следом.
– Возьмешь поводья?
Я взяла.
Зря: Анри накрыл мои руки своими ладонями, а сама я оказалась прижатой спиной к его груди. Так мы и ехали всю дорогу – неспешно, молча. Ветер шумел травами и листвой, а я не могла думать ни о чем. Вообще. Все мысли испарились, приходилось изредка бросать взгляды на седельную сумку, которую везла Искорка, и напоминать себе о том, что там подарок от лорда Фрая, потому что нынешнее мое состояние грозило оставить подарок конюхам.
Только когда вдалеке показался мост, заметила женскую фигурку: девушка расхаживала туда-сюда вдоль речушки. Светлые волосы, руки сцеплены на переднике… Мэри? Заметив нас, она поспешила навстречу: сначала пошла, потом почему-то побежала. Замахала руками, словно призывая остановиться. Я еще не поняла, что произошло, когда Анри напрягся, стремительно натянул поводья, пожалуй, слишком резко. Мэри подбежала к нам, задыхаясь от быстрого бега: раскрасневшаяся, прядь прямых волос выбилась из прически, грудь высоко вздымается – с непривычки.
– Миледи. Милорд, Жером просил передать, – камеристка перевела дух и выпалила: – Приехал герцог де ла Мер. Он ждет вас. И леди Терезу.