Демонов алаэрнит! Почему я его не сняла?
Симон смотрел холодно и жестко: за очаровательной светской беседой скрывалось нечто гораздо большее, чем лежало на поверхности. Не знаю, что за игру он затеял, но сдается мне, Анри чем-то умудрился его разозлить. Причем разозлить не на шутку, что совсем не вяжется с планами мужа. Да если говорить честно, оно вообще ни с чем не вяжется. Перспектива остаться один на один с главой Лиги меня совсем не радовала, но если это не прекратить сейчас же…
– Ваша светлость, – мой голос можно было добавлять в сладкие пироги вместо масла или пекарского порошка для мягкости, – сочту за честь. Если мой супруг не будет против и я не стану для вас обузой, с радостью сопровожу вас в Равьенн.
К сожалению, кринолины здорово осложняют жизнь. Особенно когда надо наступить кому-нибудь на ногу под столом: сжатые губы Анри и залегшие у них складки меня немного смущали. Подозреваю, что и Эльгера тоже, потому что витающее в воздухе напряжение грозило развеять по ветру столовую со всем содержимым. В итоге все, на что меня хватило, – это легкий пинок по носку ботинка. По лицу мужа прошла тень, словно он неожиданно очнулся от морока. Я очаровательно улыбнулась и наклонила голову, выразительно глядя на него.
– Если вы того желаете, – негромко отозвался Анри и наконец-то вернулся к образу выразительной небрежности.
Холод в глазах Эльгера смягчился: от морозной боли в костях до мягкого пощипывания щек – и то ладно. Дальнейший обед проходил в менее напряженной обстановке, все разговоры сводились к теме благотворительности и около того, поэтому я позволила себе немного расслабиться. Но облегченно вздохнула, только когда муж пригласил герцога погостить в поместье на время визита в Равьенн, и тот приглашение принял. Что бы между этими двумя ни произошло, это осталось за гранью моего понимания.
Впрочем, сейчас у меня были проблемы посерьезнее: обед я пережила, но главное мне еще только предстояло.
Завтра.
28
Надежда быстро заснуть не оправдалась. Весь оставшийся вечер Анри провел с Симоном, и о чем они говорили, оставалось только догадываться. Я успела посидеть в спальне, побродить по парку, отказаться от ужина – после такого обеда кусок в горло не лез. Поставила в комнате щиты и немного позанималась, точнее, побродила по грани и попробовала освобождать и запирать глубинную тьму на скорость. По щелчку пальцев раскрыть грань, позволяя собираться на кончиках пальцев, и мгновенно отрезать.
Разрыв, холод, скольжение вязкой смерти сквозь ладони.
Оттолкнуть, сжать пальцы, запечатать, почувствовать тепло.
Снова и снова, до тех пор, пока комната вокруг не зарябила калейдоскопом – то приграничным серым пеплом, то всеми цветами жизни.
Когда начало получаться более-менее сносно, вытащила блокнот. Мне бы сейчас проработать запрещенное заклинание по привязке призрака: попробовать начертить схему плетения, а после ее воспроизвести. Выходить из комнаты не хотелось, но за пером и чернильницей нужно спускаться вниз. Может, даже получится написать письмо в Мортенхэйм: я откладывала это занятие день за днем, стараясь не думать о близких. После переезда в дом Анри в Лигенбурге я могла навестить их в любой день, но совсем этого не ценила. Сейчас мне остались только воспоминания и бумага, которой придется доверить скупые слова о том, как скучаю.
Я никому не писала писем.
Но надо же с чего-то начинать.
Дом словно вымер: прислуга ходила по струнке и на цыпочках. В отличие от Энгерии здесь было в порядке вещей, что горничные негромко переговариваются, если это не мешает хозяевам. Сейчас попадающиеся мне на глаза двигались бесшумно, точно призраки, вокруг царила тишина, как в нашем фамильном склепе. Даже прохладно стало, словно над домом растянули «ледяную клетку». Жером куда-то подевался, Мариссы тоже не было видно, но в библиотеке чернильница и перья должны найтись. Поэтому первым делом я направилась туда.
На полу и стенах темнели сеточки окон, все нужное и впрямь оказалось на столе. Кажется, впервые в жизни не хотелось оставаться наедине с собой в безмолвном царстве теней и книг, поэтому я запихнула под мышку папку с бумагой, подхватила письменные принадлежности, обернулась, и… оказалась лицом к лицу с Вероник. От неожиданности дернулась назад, вместе со мной дернулся стул, ножки проскрежетали по полу.
Когда она успела подойти?
А главное – беззвучно, без малейшего шороха. Как кошка.
В темноте черты бледного лица стали резче, глаза воспитанницы Эльгера полыхали: так могли бы выглядеть изумруды над пламенем свечи. Она подобралась, словно и впрямь была кошкой, заметившей мышь и готовящейся прихлопнуть хвост обманчиво мягкой лапой. Я неосознанно потянулась к тьме: только почувствовав в ладонях привычную колкую пульсацию, выдохнула.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Молча.
Вероник и впрямь была очень молода – слишком гладкая кожа, слишком юные черты. Но в самой глубине глаз светилось нечто такое, о чем я знать не хотела. Что-то мрачное, темное и злое. Смертоносное и стремительное, как бросок змеи, ядовитое и столь же болезненное, как ее укус. От сводной сестрицы Эрика пробирала дрожь. Впрочем, неудивительно, у них вся семейка такая. Или правильнее будет сказать, вся Лига?
Трогательный клубочек.
Не зря в качестве смертельного заклятия для Луизы граф Аддингтон выбрал змею.
– Вы что-то хотели, мадемуазель Мерсетт?
– Убирайтесь из Вэлеи, – низкий голос стелился по библиотеке шелестом, как туман по городскому кладбищу. – И забирайте свою смерть с собой, пока она не пришла за вами.
Они с Евгенией точно нашли бы общий язык. Может статься, и нашли, если я не ошибаюсь по поводу кузины его величества.
– Его светлость знает, что вы не рады меня видеть?
Вероник развернулась едва уловимым текучим рывком, как могла бы двигаться шаровая молния. Полумрак смазал подтянутую женскую фигуру, а спустя миг она уже исчезла за дверями.
Бр-р-р! Ну и девица.
Надо будет поинтересоваться у Анри, почему герцог таскает воспитанницу с собой. Это вообще прилично?.. Разумеется, они приехали вчетвером: камердинер для него, камеристка для нее, но с ними не было ни охраны, ни компаньонов. Магу уровня Эльгера защита не требуется, а скромная воспитанница его светлости вполне может обойтись без фрейлин, особенно в дальних поездках. И все равно что-то с ними не так.
После такой душещипательной беседы настроиться на письмо родным никак не получалось, а вместо плетения для освобождения призрака получалось непонятно что. Я злилась, начинала снова и снова, но добилась только того, что испоганила с десяток листов на разные варианты плетений и в конце концов решила оставить до лучших времен. Злость на Ивара отступила, теперь я думала о том, как он сейчас. Сам, конечно, напросился – лучше сразу прыгнуть в яму со скорпионами, чем заявить такое Анри, вот только легче от этого не становилось. Можно было отправить запрос лорду Фраю, но после его очередного поручения общаться с ним нет ни малейшего желания. Что уж, теперь подожду – если Раджек не объявится в ближайшее время сам, тогда буду искать другие варианты.
Предстоящая поездка с герцогом тоже не внушала радости: если Вероник с Эриком вызывали желание поставить паутину защиты попрочнее, то рядом с ним даже этого не хотелось – бессмысленно. Разумеется, если все пройдет хорошо, я смогу избавиться от браслета и работать уже непосредственно рядом с Симоном. Собирать информацию о его окружении.
С этой, пожалуй, единственной благостной мыслью я собралась спать.
Вот только попробуй засни, когда изнутри тянет стылой тоской. И ведь если бы только своей! Я крутилась с боку на бок, но лишь сбила простыни в пенку. Подушка стала колючей и неудобной, одеяло жарким, а ветер слишком холодным. Раздражало все, что только могло раздражать, поэтому я погрызла уголок наволочки, обругала себя последними словами и поднялась. Уже около двух часов ночи, надеюсь, его темнейшая светлость де ла Мер изволят спать, а если нет – его проблемы. Будет ему явление графини де Ларне а-ля призрачное бесстыдство.
Завернулась в халат и снова спустилась. На сей раз в кабинет мужа.
Хотела постучать, но вспомнила, что в прошлый раз мне даже не позволили заглянуть. Поэтому просто потянула дверь на себя.
– Вы не могли бы бодрствовать не так проникновенно? – мрачно поинтересовалась прямо с порога и осеклась.
Анри стоял спиной к двери, расправив плечи. С широко раскрытых ладоней стекала золотая мгла, пропитывала паркетные полы и таяла под ними. В мерцающей дымке отчетливо виднелись сбитые в кровь костяшки. После драки с Иваром? Нет, я видела его руки, когда мы возвращались домой, но сейчас ранки снова раскрылись и дымящийся шлейф полыхал алым. На столе лежал раскрытый медальон, который я нашла на развалинах.
Вошла, осторожно прикрыла за собой дверь.
– Почему gaernare forioe? – спросила негромко. – Что мешало им быть вместе?
Муж обернулся.
– Мама могла стать герцогиней де ла Мер.
От неожиданности замерла. Ничего себе новости.
– Когда она выбрала отца, дед рвал и метал. Грозил лишить ее наследства, вышвырнуть из дома… Возможно, так бы и поступил. Но отец сказал, что будет счастлив назвать ее своей, несмотря ни на что. Супругой Эльгера стала дальняя родственница матери.
Я приблизилась к столу, глядя на застывшее счастье лорда Адриана и леди Николь. Ее лицо еще в первый раз показалось смутно знакомым. Жена Эльгера была ее дальней родственницей… Пристально вгляделась в черты, и меня прошиб холодный пот. Всевидящий! Отдернула пальцы, словно медальон мог ужалить. Вспомнилась мягкая линия подбородка, нежные губы, пламя безумия в прищуренных глазах.
Эрик.
– Вероник не просто его воспитанница, верно?
Муж усмехнулся.
– Личный страж. Ее второе имя Черная Лоза.
– Черная Лоза?
– Ребенком она попала под заклятие магии искажений. Ее тело изуродовано узорами черных вен, поэтому она всегда носит закрытые одежды.