– Птичка в клетке, – раздался сухой каркающий голос слева от меня.
– Что?
– Ваша птичка.
Я обернулась: вблизи старик-привратник казался еще уродливее. Правую половину его лица пересекал глубокий шрам, а шея была словно вколочена в плечи. Сучковатый палец уперся в сторону классных комнат, а потом нарисовал перед моими глазами невидимую клетку. С трудом подавила отвращение, отдернув платье, когда проходила мимо него.
В спину мне ударил короткий квакающий смешок.
35
Жером оставался невозмутим. Я пыталась прочесть по его глазам хотя бы что-то, но он выглядел так, словно мысленно был безумно далеко и от игровой комнаты, и от Лавуа в целом. Лицо расслаблено, руки лежат на столе, придерживая доставшиеся ему карты рубашкой вверх. С таким выражением он мог гулять с Мэри где-нибудь на побережье. Собственно, выражение его лица больше уже ничего не решало – я только что взяла последнюю из допустимого количества карт, и… не сказать, что комбинация меня порадовала.
Точнее, это была одна из лучших комбинаций, которую только можно себе представить, но я упорно гнала от себя мысли об этом. Вот если бы к моим прибавить еще одиннадцать очков… А если у Жерома они есть? Три выигрышные комбинации – двенадцать, двадцать три и тридцать четыре, перебить которые они могут только сами по возрастанию, все другие числа им не соперники. В любом случае в предыдущей партии все было совсем ни о чем, но я все-таки выиграла. Терпеть не могу игры, в которых от тебя почти ничего не зависит, а если зависит – исключительно при участии его величества случая.
– Открывайте, миледи.
Я облизнула губы и почувствовала едва уловимый привкус соли. Кажется, вырез платья прилип к коже. Выложила карты на стол и сложила руки на груди. Жером хмыкнул. Время, которое он смотрел на меня, тянулось невыносимо. Мне казалось, что целая вечность прошла, пока рубашки коснулись затянутой в темное сукно поверхности. Сглотнула ставшую неожиданно вязкой слюну и поняла, что… выиграла. Я. Выиграла! Выиграла! Выиграла!
Стыдно прыгать перед камердинером по комнате и хлопать в ладоши, поэтому просто сидела на стуле, вцепившись пальцами в край стола. Надеюсь, воплощая собой истинное достоинство победительницы. Недолго, впрочем, все-таки подскочила и порывисто его обняла.
– Спасибо! – прошептала одними губами. Опомнилась, отстранилась и выпрямилась. Добавила уже спокойнее: – Спасибо.
Не знаю, как так получилось, что мне начало везти. Не знаю, как получилось, что начала выигрывать. Возможно, потому что Жером предложил серьезную игру. Честно говоря, почти ни на что не надеялась, поэтому думала только о том, как уговорить его не рассказывать Анри и не попытаться ли сделать это через Мэри. А потом все вышло само собой. Относительно – через долгие часы игры, создания бальзама для искусанных губ после проигрышей и упорства, с которым я снова и снова садилась за этот стол.
– Не за что, – он улыбнулся, собирая карты, – чистая победа, миледи.
– Если бы не вы, я бы так ничему и не научилась.
– Но вы научились.
– Если бы я проиграла… вы бы пошли к Анри?
Он пожал плечами и подмигнул:
– Этого мы уже не узнаем.
– А если я очень-очень попрошу?
Жером положил ладони на стол, поднялся.
– Какая разница, миледи?
– Для меня разница есть.
– Что ж… – он приблизился. Смотрел мне в глаза, не отводя взгляда. – Я хотел, чтобы вы научились играть – и вы научились. Хотел, чтобы у вас был выбор – рассказать графу обо всем или нет, и он у вас есть. Да, я очень хочу, чтобы вы рассказали сами, и случись мне победить, я все равно попросил бы вас это сделать.
– Но я же пообещала, что расскажу.
Уголок его губ приподнялся: кажется, мне ни капельки не поверили.
– Почему? – просто спросила я.
– Потому что это важно для вас. И я думаю, что граф имеет право об этом знать. После всего.
К дням, когда тьма чуть меня не убила, я мысленно возвращалась снова и снова. Не из-за того, что осталось в прошлом, а из-за того, что совсем недавно наконец-то свела в таблицу состав найденного эликсира. Или как это еще назвать… Жидкость в бутылке из кабинета Анри, которую я откупорила с помощью магии, оказалась настойкой из иньфайских трав и растений. Причем настолько редких, что я с трудом опознала некоторые компоненты даже по проявляющему зелью. Большая часть из них росла в горах и ущельях, а некоторые даже считались исчезнувшими – по крайней мере, так было написано в книгах. Например, лаоньская черная трава и ягоды ази использовались в целебных зельях при отравлении магией – после случая с тьмой я перечитала об этом все, что нашла в библиотеке Анри.
Но магии в микстуре не было. Совсем.
А значит, настойка связана с силой хэандаме, и Анри становится хуже. Последние несколько дней это не давало мне покоя наряду с мыслями о Софи. Отравляло меня так же сильно, как золотая мгла – мужа.
– Это правда, – тихо сказала я.
Направилась было к двери, но все-таки остановилась.
Обернулась, пристально посмотрела на Жерома. Мне кажется или мы сейчас думали об одном и том же?
Он вернул мне серьезный взгляд, но больше не сказал ни слова. Подошел и открыл дверь, пропуская вперед. Я вышла из игровой гораздо более в растрепанных чувствах, чем вошла ранним утром. Да что там, вошла я с твердым намерением победить – собранная, натянутая в струну. Такая жесткая, что чудом не сломалась, когда садилась на стул. Сейчас же открывшийся выбор жег меня, как расплавленный металл. Довериться Анри? Поговорить с ним откровенно обо всем: о Софи, о золотой мгле… Или промолчать? Да, это оказалось сложнее, чем проиграть и отдаться на волю случая, который я так ругала еще несколько минут назад.
В спальне царил полумрак: с наступлением холодов и дождей небо все ниже сползало на землю, заставляя леса бесстыдно обнажаться и погружая природу в спячку. Даже светлые стены и легкость полупрозрачных занавесей не спасали – за окном сгущалась тяжесть пасмурного дня, которые в последнее время случались частенько. И все отчетливее напоминали мне об Энгерии.
Винсента, похоже, мои объяснения устроили, потому что в письме, которое я получила, тон был на несколько оттенков теплее. И все-таки мне рекомендовали осмотрительнее относиться к своему окружению, в том числе к неженатым мужчинам, оказывающим мне знаки внимания. Я долго боролась с желанием в письме подробнее расспросить брата про Фрэнка Пирса и о том, чем ученый занимается сейчас, но в конечном итоге решила не рисковать. Вспомнила только, что в прошлом году Хельденберг – известный конструктор, загорский физик Миралович и маэлонский инженер Скриццо завершили какой-то долгоиграющий проект в Загорье, о котором до сих пор ничего не известно. По крайней мере, из газетной вырезки я помнила счастливые лица ученых в зале Молаж-отеля в столице, и слова журналиста о том, что вскоре нас порадуют чем-то интереснее молниеносной «Стрелы».
Лави и матушка написали два отдельных письма: в первом было много вопросов о том, нравится ли мне в Лавуа и не против ли я, если она приедет ко мне погостить после зимних праздников. Но большая часть уделялась восторгам по Майклу Эрдену, который изредка наносил визиты в Мортенхэйм.
«Винсент его терпеть не может, – писала сестренка, – поэтому Майкл все никак не решится сделать мне предложение. Ах, я бы на его месте тоже не решилась, вы же знаете, каким грубым бывает брат, когда ему кто-то не нравится. А вся вина виконта заключается лишь в том, что он виконт».
Я сильно сомневалась, что Винсент до сих пор не простил виконту Эрдену танцы и внимание к Луизе, а вот в последнем замечании здравая мысль была: он уверен, что Лавиния составит гораздо лучшую партию. Не знаю, чем закончится их противостояние, главное, чтобы не рассорились в искры и звезды. Потому что, несмотря на воспитание и видимую хрупкость, Лави – все-таки Биго. А это уже о многом говорит.
Матушка писала о том, как рада будет видеть нас с Анри на зимнем балу, что Майкл Эрден ей совершенно не нравится, а еще о попустительском отношении Луизы к прислуге.
«…А эта ее кошмарная привычка разговаривать с горничными! Разве может так себя вести ее светлость, герцогиня! Она же мне скоро всю прислугу распустит так, что собрать будет уже невозможно. Недавно я слышала, как две бессовестные горничные смеялись в коридоре. Хорошо хоть не в полный голос».
Читая эти строки, я невольно посочувствовала Луизе. Впрочем, Луизу, похоже, матушкины стенания не смущали.
«В Мортенхэйме стало значительно веселее, – писала она, – горничные больше не боятся лишний раз поднять взгляд. Лави стала чаще улыбаться – разумеется, когда не видит леди Илэйн».
Под этими строками была пририсована улыбающаяся рожица с торчащими в разные стороны волосенками.
«По вашей просьбе я навещаю Луни, но ему все равно: он ждет вас. Зато Демон недавно чуть не откусил мне палец, хотя я всего-то попыталась его погладить. Пришлось бинтовать и объясняться с Винсентом. Не представляю, что я сделала не так… но в общем, он очень похож на вас. Такой же внезапный и с норовом».
О ком эта женщина писала – о брате или о Демоне, понять не представлялось возможным. Ее мысль частенько порхала с цветка на цветок как торопящаяся успеть в своей жизни все бабочка.
Впрочем, я и сама не отказалась бы от парочки лишних крылышек.
Магия тьмы окончательно перекочевала в меня. Временами я уже переставала различать, где кончается грань и начинается наш мир. А временами не замечала, как краски плавятся, оседая призрачным тленом, и приходила в себя, только когда кто-то ко мне обращался.
Лорд Фрай действительно попросил присмотреться к Эльгеру получше. Пока что в мягкой ненавязчивой форме дополнительной просьбы, без каких-либо конкретных указаний. Очевидно, все самое интересное приберег для личной встречи на зимнем балу.
Кабинет я обошла вдоль и поперек с зеркальцем Ивара. То ли там впрямь ничего больше не было, то ли Анри умел хорошо прятать. Как еще искать и где? За время недолгих визитов я повытаскивала все книги, простукала стены, понажимала на кажущиеся мне подозрительными камни, но увы. Зато обнаружила пропажу: книги про брачные ритуалы перекочевали в кабинет мужа. К сожалению, нашлись они в самый последний момент – то есть вчера, на самом дальнем стеллаже, на самой верхней полке. Но если честно, времени ч