итать что-то еще особо и не было, поэтому просто наскоро сунула их обратно вместе с остальными.
Проверила и перепроверила все – чтобы каждая вещь лежала на своем месте, вплоть до дюйма. Оставалось только надеяться, что вдобавок к заклинаниям он нигде не оставлял скрепляющих волосков или ниточек.
Все это несколько утомляло. Особенно когда я попыталась представить, что будет если Анри узнает про лорда Фрая.
Нет. Лучше не представлять.
Когда внизу захлопали двери и началась суета, буквально пригвоздила себя к кровати, чтобы не броситься вниз по лестнице, как была – растрепанной и в легком домашнем платье.
Месяц выдался насыщенным, но я все равно умудрялась скучать по самому невыносимому мужу на свете, а заодно и во тьме. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Я должна была радоваться передышке, но радоваться не получалось. Стоило вспомнить Эльгера и представить, что Анри каждый вечер садится с ним за стол, ведет неспешные беседы и улыбается своей привычно-отстраненной улыбкой, сердце начинало леденеть. Он жил и работал бок о бок с тем, кто отдал приказ убить его родителей. Поднимал с ним тосты, на глазах остальных разделял его убеждения в то время, как сердце раз за разом сгорало в ледяном пламени ненависти. А может быть, сгорело единожды раз и навсегда, но моему это не мешало отчаянно рваться.
Наверное, поэтому я медлила и оттягивала минуту, когда нужно будет спуститься и снова пройти испытание близостью. Во всех смыслах.
– Миледи? Так что сказать графу?
Мэри пришла, чтобы передать приглашение на ужин, и теперь выжидающе смотрела на меня, сложив руки на переднике, – ее нетерпение выдавали только подрагивающие пальцы да украдкой брошенный на часы взгляд. Кажется, после той маленькой просьбы у них с Жеромом вечерние прогулки стали традицией. Она не могла дождаться, пока я ее отпущу, чтобы урвать час-полтора перед тем, как снова мне понадобится. Это и придало решительности: я поднялась, подошла к платяному шкафу, разомкнула створки. Осторожно погладила синий шелк, повторяя переливы волн. Несколько минут смотрела, не решаясь отпустить, потом отодвинула подарок Анри в сторону и потянула на себя алое – то самое, в котором заявилась к Евгении.
Пора переодеваться и…
Встречать мужа.
36
Как же трудно оставаться невозмутимой! Анри говорил, что не хочет детей, но я ведь и не собираюсь предложить ему стать отцом Софи. В каком-то смысле собираюсь, конечно, но когда Эльгер, Фрай и все политические игры останутся в прошлом, никто не заставит его с ней возиться. Если Софи согласится стать моей дочерью, но мужу это будет в тягость, увезу ее в Мортенхэйм: думаю, Винсент и Луиза не станут возражать. А еще лучше – в новый дом, где-нибудь в Вэлее или Маэлонии. Когда она вырастет, сможет путешествовать, сколько душе угодно, уж я об этом позабочусь.
– Ай! Осторожнее!
– Простите, миледи.
Справедливости ради, Мэри делала все аккуратно, просто я сидела как на иголках. Надеюсь, Анри меня не почувствовал, а если и почувствовал, то значения не придал, потому что к такому разговору надо основательно подготовиться. Когда камеристка вышла, я разбила еще одну вазу: безумно красивую, из цветного лацианского стекла. На сей раз случайно, просто резко повернулась и столкнула ее локтем.
Раздраженно зашипела и обратила осколки в прах. А заодно и стопку листов, исписанных решением задачки лорда Адриана. Неправильным, кстати сказать, у меня так и не получилось открепить его от замка Ларне. Я рассчитывала засесть за книги о призраках в Мортенхэйме, в перерывах между балами и светским общением – вот об этом и буду думать. Да! Напоследок пнула стену, попрыгала на одной ноге. Расправила складки платья, развернула плечи и отправилась вниз.
Помимо глубокого декольте, платье еще могло похвастаться открытой спиной – откровенный полукруглый вырез не скрывал даже лопатки. Поэтому и прическу мы подобрали соответствующую: высокую, но не претенциозно-роскошную, какие принято носить на балах. Собранные на затылке волосы удерживал гребень, легкие пряди обрамляли лицо, а один локон скользил по шее и щекотал обнаженную спину.
Анри ждал меня в столовой – успел переодеться и принять ванну, судя по наскоро высушенным полотенцем волосам, в которых еще темнели влажные прядки. А вот побриться то ли забыл, то ли не захотел – непривычная для вэлейской модной холености мужа легкая щетина придавала ему особенно дерзкий вид. Наряду с расстегнутой на две пуговицы рубашкой. Он шагнул ко мне и притянул к себе, от поцелуя в шею по телу прошла легкая дрожь. Сама не поняла, как руки оказались на его плечах, а дыхание сбилось.
– Прекрасно выглядите, миледи.
Он меня отпустил. Смотрел так, словно не мог наглядеться: взгляд скользил по моему лицу откровенно, жадно и бессовестно. Да и не только по лицу, если быть честной – эта ласка прошлась по плечам и груди, по сгибам локтей и сложенных на платье рук.
– Хотя кое-чего не хватает.
Церемониями муж никогда не заморачивался, но я все равно удивленно посмотрела на него, а потом на тонкий квадратный футляр, что лежал на столе. На темно-красном бархате красовалось кольцо с огромным бриллиантом – эмблема магазина «Колье Арджери» из Лигенбурга. Один из самых известных и дорогих ювелирных салонов, там каждое украшение отличается неповторимой изюминкой… и ценой до небес.
– Вы были в Энгерии?
Самый глупый вопрос, который только можно себе представить.
Анри рассмеялся, а потом раскрыл футляр и протянул мне.
За время, что я провела вдали от него, на украшения и наряды насмотрелась так, что мало не покажется. Но от колье, застывшего на темном бархате, не могла отвести взгляд. Пальцы почему-то дрожали, когда я дотронулась до цветов-снежинок, в которых сверкали бриллианты. От него веяло удивительно теплой зимой, а в центре, в обрамлении узорчатых «бриллиантовых» листьев, застыл огромный сапфир – сердце этого украшения.
– Когда увидел его на витрине, сразу подумал про тебя. И про предстоящий нам зимний бал.
Вздрогнула, когда его пальцы коснулись шеи, повторили путь бешено бьющейся жилки.
– Серьги и браслет они сделают на заказ. Ты не против?
Он погладил меня по шее и мягко развернул спиной.
– К этому платью не очень-то подходит… – украшение легло на грудь, негромко щелкнул замок, – но время определиться с нарядом еще есть. Тебе нравится?
Я сглотнула и подняла глаза, изучая идущую вдоль потолка лепнину. Помнится, Мэри как-то заметила, что узор здесь предпочитают более тонкий, чем в Энгерии. Вот уж не сказала бы.
– Очень.
– Что случилось, Тереза?
– А что-то случилось?
– Меня то и дело бросает в холодный пот, иногда хочется плакать, а иногда что-нибудь разбить.
Ой.
– Хотелось бы верить, что ты и впрямь настолько рада моему приезду, но…
– Но?
– Но ты надела самое красивое платье и упорно избегаешь моего взгляда.
Правда?
Самое красивое осталось наверху. И это колье к нему подойдет идеально.
– Вам не приходило в голову, что это потому, что я женщина?
– А еще у вас любимая отговорка – женский недуг.
Анри отодвинул для меня стул, мягко облокотился на соседний. На сей раз мое внимание привлекло вино в узорчатом графине: по стеклу бежала виноградная ветвь, украшенная тонкими завитками, под ней распростерлась огромная полукруглая чаша.
– Я хочу… вам кое-что рассказать, – заметила тихо, разглаживая лежащую на коленях салфетку.
Анри замер. Он как раз собирался садиться, но я заметила, что руки его напряглись на спинке стула.
– Я сам поухаживаю за женой, – рыкнул он на вошедшего в столовую лакея.
Легкий щелчок за спиной возвестил о том, что мы остались одни. Услышала, как скрежетнул стул, но глаз не поднимала. Муж сидел рядом со мной, моя рука почти касалась его. Пока Анри наполнял бокалы и тарелки, рассматривала его запястье, на котором под тонким белым батистом угадывался обручальный браслет.
Тереза, прекращай трястись, как тушканчик в сугробе!
– По поводу коньяка, – сказала я и наконец-то подняла глаза на мужа. – Никогда не пила ничего крепче вина.
– Это я сразу понял. И?
Анри пристально смотрел на меня и ждал.
– Но сейчас мне, пожалуй, нужно выпить. Для храбрости. За ваше возвращение!
Я подняла бокал, и Анри последовал моему примеру. Ножка под его пальцами чудом не хрустнула. Напряжение, которое он испытывал, передавалось и мне, и это все осложняло. Наш брак как-то очень не вовремя продолжает развиваться, а значит, что он меня тоже чувствует: и страхи-сомнения, бурлящие под коркой невозмутимости, и даже рвано колотящееся сердце. Или так глубоко наша связь еще не зашла? Почему я начала с правого стеллажа, а не с левого? Хватило бы время и книги изучить.
– Тереза.
Рука Анри накрыла мою.
– Ты хотела что-то сказать.
Кажется, я выпала из реальности на пару минут. Ковырнула вилочкой жаркое и покосилась на пузатый, слегка вытянутый кверху бокал, в котором вино играло на свету всеми оттенками красного – подобно переливам алого на платье. Облизнула губы, терпкий виноградный привкус мгновенно отрезвил.
Зайду-ка лучше с другой стороны.
– Пока вас не было, Жером учил меня играть в карты.
– О. – Анри взглянул на меня и добавил чесночного соуса к гренкам. – Ты проиграла весь пуговичный запас Мариссы? Сомневаюсь, что это способно повергнуть тебя в душевное смятение.
– Ошибаетесь! – вскинула подбородок. – Я выиграла! И кое-что поважнее!
– Пряжки от поясов?
От возмущения поперхнулась вином и закашлялась. Муж ощутимо расслабился – возможно, потому, что я только что отрезала последние пути к отступлению, и дышалось уже спокойнее. Подвинул ко мне тарелку и с аппетитом принялся за еду. Он поглощал мясо и овощи с такой скоростью, что ему могла бы позавидовать сама «смертельная бездна» – заклинание, создающее воронку тьмы, за пару минут способную вытянуть жизнь из небольшого города или деревушки. Угнаться за ним даже не старалась, наспех проглотила несколько кусочков, когда Анри уже взялся за салат. Понимая, что жаркое в меня вряд ли полезет, решила последовать его примеру.