Придерживая полы халата, я тихо направилась к кровати.
– Соскучилась? – голос его звучал хрипло.
От неожиданности чуть не подпрыгнула.
– Вы не спите!
– Не спится.
В темноте он выглядел слегка бледным, но исходящий от него жар я чувствовала, даже не приближаясь. На полу – тазик с подтаявшими льдинками и тряпкой. Наполовину пустая бутыль с эликсиром на тумбочке, рядом с графином, воды в котором осталось на донышке.
– Принести еще? – спросила я.
– Не нужно, это уже четвертый. Я скоро превращусь в аквариум.
– Я готова была ее убить, Анри, – прошептала, присаживаясь на краешек кровати. Он повернулся, сверкнув блестящими от лихорадки глазами, и тьма в сердце заворочалась снова.
– Неужели?
– До сих пор готова.
– Думать об убийстве, когда злишься, и убить кого-то на самом деле – разные вещи.
Не так уж я в этом уверена. И если честно… не уверена, что хочу проверять.
– Как вы? – наклонилась, коснулась губами его лба.
Какой же горячий!
– Согрелся знатно. Жером обещал заколотить окно, если еще раз увидит распахнутым настежь. Откроешь?
– Даже не подумаю. Застудиться хотите?
– У меня такое чувство, что я сижу голым в камине.
Мы замолчали. Неразбитое напряжение жестоких слов сгущало воздух, все больше отдаляя нас друг от друга. Я пыталась представить, как начать разговор, но Анри сделал это за меня.
– Тебе пора решить, Тереза. Мы едем к Эльгеру вдвоем или вместе.
– Вместе, – слово далось с таким трудом, словно я голыми руками ворочала горы. – Анри, сегодня утром я… сказала глупость.
Вместо ответа он протянул мне руку.
Я стянула халат. Подумала немного – стянула и сорочку тоже, обняла его и закрыла глаза. Нырнула за грань, потянула тьму, впитывая ее холод в тончайшие темные кристаллики, позволяя им собираться на коже полупрозрачной мерцающей чешуей. Прохладная «ледяная» корочка не избавит мужа от воздействия мглы, но от жара должна помочь. Уж всяко лучше, чем сквозняки и продирающая до костей свежесть.
– Я должен был догадаться сразу.
Анри поглаживал мою спину, и чувствовать жар его пальцев через невесомую изморозь тьмы было странно.
– Вы не могли знать.
– Она никогда и ничего не делает просто так. Но мадам Арзе рассказала, что Евгения подумывает принять на себя заботу о Софи.
Я замерла. Теперь понятно, почему мадам Горинье так ухмылялась.
– Почему вы ничего мне не сказали?
– Решил, что это уже не имеет значения. Теперь, когда она не сможет ее забрать.
– Забрать? Вы серьезно?
– Через нее было бы легко управлять тобой.
Неожиданно перехватило дыхание.
– Это безумие. Не вижу рядом с ней ребенка.
– У нее есть сын.
Представить себе Евгению матерью в принципе сложно. Но еще сложнее представить ее матерью после того, что она сделала.
Я слегка приподнялась, заглядывая в лицо мужа.
– Они почти не общаются. Флориан с детства был поручен няням и гувернерам, а сейчас… думаю, он вспоминает о ней так же часто, как и она о нем.
Анри прикрыл глаза: жар, обжигающий через браслет, стал помягче. Да и сам он больше не напоминал голема из углей. Все сильнее вжимался в меня, возможно, даже не отдавая себе в этом отчет. Я еще немного подержала тьму и отпустила, позволяя потустороннему льду раствориться без следа, обняла мужа руками и ногами, потерлась щекой о щеку, прильнула к губам.
– Доброй ночи, – прошептала еле слышно и потянула валяющееся на полу одеяло наверх, укрывая нас.
Такой безумно долгий и страшный день…
А ночь уже на исходе.
Кажется, сегодня впервые за последний месяц буду спать как убитая.
41
Только оказавшись у подножия холма ле Туаре, что по-вэлейски скромно означает «великий», я смогла оценить замок с одноименным названием. Снизу виднелись его верхние башни и верхушки деревьев, пытающихся до них дотянуться, а дорога ко дворцу Эльгера вилась широким серпантином. Лошади преодолевали один поворот за другим, и казалось, что этот подъем не закончится никогда. Но все-таки подняться стоило хотя бы ради того, чтобы увидеть Ольвиж как на ладони, словно игрушечный или же макет из музея мира. Поблескивали в утреннем солнце крохотные крыши и колокольни, тонюсенькая ниточка Лане протянулась через весь город, разделяя его надвое. Обманчиво-близкий, ехать до него значительно меньше, чем от Мортенхэйма до Лигенбурга, но все-таки ощутимо. И разумеется, даже с самой верхней башни нашего замка не разглядеть столицу Энгерии.
Я видела ле Туаре де ла Мер на картинках и невольно сравнивала с Мортенхэймом. Теперь, глядя на эту громадину снизу вверх, понимала, сколь разительно они отличаются. Круглые башенки и высоченные шпили, мягкие скругленные формы в отличие от привычно резких. Постройки для слуг с внешней стороны отделены дорожками и небольшим садиком, сам замок окружает искусственный пруд, огибающий парк по прямоугольному каналу. Просторный внутренний двор, внутри – белый камень и мрамор, от чего высота и пространство кажутся еще больше. На стенах – гобелены с изображением сюжетов легенд армалов, повсюду магические светильники.
Бытовой магией в наше время мало кто пользуется, поэтому сейчас я просто смотрела на парящие под потолком вереницы шаров, рассыпающие мягкий свет. Их полупрозрачные стенки, под которыми пылали искры, играли бликами друг от друга и напоминали плафоны газовых ламп с той лишь разницей, что ни к чему не были подключены. Некоторые парили пониже, некоторые повыше, точно неровно брошенные и зависшие в воздухе бусы. Или огромные лесные светлячки, чье сияние стекало каскадом в холл.
Из-за случившегося мы приехали поздно, без запаса – первый бал состоится сегодня вечером. Анри попросил Жерома остаться в поместье, за что я была ему очень благодарна: Софи под защитой камердинера ничего не грозит. Повинуясь какому-то странному порыву, предложила Мэри остаться тоже. Попросила ее заботиться о Софи, как обо мне, и она выглядела невероятно довольной. Хотя для вида несколько раз переспросила.
– Интересно, нас все еще ждут? – спросила у мужа, слегка подавшись к нему.
– Скоро узнаем.
– Граф. Мадам Феро.
Темноволосый дворецкий в синей ливрее приветствовал нас, при этом оставаясь столь же незаметным и обязательным, как любой из гобеленов на стене. Внимательное почтение, с которым он принял плащ Анри и мою накидку, напомнило мне о Барнсе. Этот мужчина много моложе, а еще у него были длинные кисти – не такие широкие, как у дворецкого в Мортенхэйме, и гораздо более изящные. Расторопные лакеи уже волокли наш багаж наверх, причем с такой легкостью, словно сундуки были картонные, а внутри – одни сплошные обертки от конфет.
Встречать нас вышел сам Эльгер: спускался по широкой винтовой лестнице из белого камня. Не знаю, как архитектор умудрился так сделать, но захода на нее было два, и эти коридоры поднимались ввысь по спирали, внахлест, но не пересекаясь один с другим, должно быть, чтобы во время таких вот мероприятий не возникало столпотворения. Одна лестница, но как бы сразу две… удивительно!
– Если не ошибаюсь, это место старше Мортехэйма на пять столетий, – шепнула я Анри, пока мы шли навстречу герцогу.
– Пятьсот двадцать три года, если быть точным. Эти земли и дворец предку Эльгера пожаловал его величество Мариан V.
– За победу под Вальери, кажется.
– Верно. Ваша светлость, – Анри склонил голову.
– Ваша светлость, – я присела в реверансе.
Надеялась, что спустя столько времени не буду вспоминать случившееся в Равьенн, но стоило оказаться под прицелом жесткого взгляда, сразу все вернулось. И боль, и бессилие тьмы, и холодный голос, а заодно и моя маленькая победа. Что же, надеюсь, ее он тоже вспомнил. Я едва уловимо улыбнулась, когда герцог поднес мою руку к губам и легко поцеловал пальцы. Сегодня Эльгер был в темно-красном, темные борты фрака наводили на мысли о мундире. Впрочем, ему шло, равно как и зачесанные назад волосы до плеч: в отличие от Анри, он не собирал их в хвост.
– Добро пожаловать в Шато ле Туаре. Я вас провожу.
Лично проводит? Как бы такая честь боком не вышла.
Его светлость подал мне руку с таким видом, словно я была его женой. Или просто его.
– Прошу меня простить. Я не слишком хорошо себя чувствую и не хочу обременять вас.
Оперлась о руку мужа и склонила голову, выражая явное сожаление, что не могу принять это более чем щедрое предложение. Анри накрыл мою руку своей, погладил по затянутому в перчатку сгибу локтя. Де ла Мер приподнял бровь, но лишь хмыкнул, и мы направились в сторону лестницы. Дворецкий, лакей, которому предстояло заменить Жерома, и Натали безмолвно следовали за нами. Когда горничная узнала, что ей предстоит меня сопровождать в качестве временной камеристки, лишилась дара речи. Впрочем, сейчас она с любопытством озиралась по сторонам, разглядывая все это великолепие. Когда думала, что никто не видит.
– Как добрались? – Вопрос был адресован мужу, хотя смотрел Симон исключительно на меня. – Слышал, что не все хорошо переносят поезда.
– Постоянные путешествия и переезды немного утомительны для моей жены. Тереза к такому не привыкла.
Ширины лестницы хватало, чтобы мы поднимались втроем, а я не переставала удивляться этой странной конструкции: она разделялась надвое, как легендарный Матаахаш – гигантский змей, яд которого – чистый огонь. Он убивал человека одним укусом, после которого любой мгновенно воспламенялся и сгорал заживо, оставляя после себя лишь горсть пепла. Однажды один из воинов-героев разрубил его пополам от головы до хвоста мечом, наполненном магией самых сильных чародеев. Тогда две половины обвились друг вокруг друга и превратились в монстра, уничтожившего несколько городов перед тем, как исчезнуть бесследно. Очень хочется верить, что эта легенда окажется просто легендой, потому что она тоже была моей любимой. Как и страшные сказки о мааджари, которые вовсе не сказки.
– В Мортенхэйме всегда было слишком спокойно, – произнес Эльгер. – Де Мортен живет достаточно замкнуто, несмотря на отметившую его силу. Отдает предпочтение семейным ценностям, хотя Биго могли бы быть вершителями. Все как один.