Я неосознанно сжала пальцы с силой, вонзая ногти в ладонь. Анри погладил мое запястье, стирая желание отнять руку, повернуться к герцогу и обрушить на него всю силу тьмы, которая с каждой ступенькой становилась все сильнее. К сожалению, закончится это тем, что мое скрюченное тельце вынесут ножками вперед сначала из дверей Шато ле Туаре, затем с холма, а потом присыплют землей где-нибудь в Лавуа. Оно мне надо?
– У каждого свой путь, ваша светлость.
– Рад, что леди Тереза выбрала иной.
Не думать. Не чувствовать. Не вспоминать.
Перила с моей стороны являлись одновременно перилами для второй. Я скользила пальцами по мрамору, повторяя его прожилки, Анри шел рядом. Все, о чем сейчас нужно помнить, – зачем я здесь. О том, что это всего на неделю. А еще о том, что мне нужно повидаться с Евгенией. Анри об этом не знает, но оно и к лучшему. Просто хочу наглядно кое-кому объяснить, что, если с головы Софи упадет хотя бы волос, я размажу этого кое-кого по первой попавшейся поверхности. И плевать, что после такого мне прямой путь в Анжельез, главную королевскую тюрьму-крепость.
Мы, наконец, поднялись, и де ла Мер кивнул.
– Сожалею, граф, но разместить вас рядом не получилось. Месье Леан проводит вас и вашего камердинера. Увидимся в Серебряной гостиной через пару часов.
Ну разумеется, среди пятисот двадцати спален Шато ле Туаре случайно оказались заняты все пятьсот восемнадцать, кроме самых удаленных друг от друга. А главное, при таком наплыве гостей нам умудрились выделить отдельные. Поразительно!
– Мне не составит труда сделать небольшой крюк, ваша светлость.
– Я бы хотел переговорить с вашей супругой наедине. Окажите мне такую любезность.
«Наедине» – видимо, Натали за человека не считалась? Браслет так дернуло ледяной яростью и неприятием, что теперь уже мне пришлось гладить Анри по запястью на всякий случай. И этот мужчина будет мне говорить об умении «отключать» чувства? Пожалуйста, пусть у него хватит сил не возражать. Он же прекрасно понимает, что сделает только хуже… Понимает лучше меня. Впрочем, пару мгновений я в этом сомневалась, потому что бушевавшая внутри него буря отзывалась покалывающим холодом на кончиках пальцев. К счастью, обошлось: он сжал мои ладони и коснулся их губами.
– Буду ждать вечера, миледи.
Сердце коротко дернуло, я привстала на носки и, наплевав на правила этикета, легко коснулась губами его губ. Всевидящий, как же не хотелось его отпускать… так глупо. Но так отчаянно, пронзительно… Скорее всего, до бала мы уже не увидимся – беседа в гостиной не подразумевает моего присутствия, а затянуться она может надолго. Да и затянется, скорее всего.
– Хорошего дня, милорд.
Анри улыбнулся, и мы разошлись. На этот раз причин и возможности отказаться от предложенной мне руки не было. Двинувшуюся за нами Натали остановили небрежным жестом.
– Подождите здесь. За вами пришлют.
Замок словно вымер: кто-то еще не проснулся, кто-то уже готовился к балу. Коридор привел в хозяйское крыло, идти пришлось через семейную портретную галерею. Если внизу еще сновали слуги, здесь не было никого. Ковровая дорожка стелилась под ногами, леди и джентльмены всех возрастов, с разными прическами и в самых разных, соответствующих эпохам, нарядах, бесстрастно взирали на нас. Магические светильники застыли в воздухе – неподвижные и темные. Но их бездействие с лихвой искупали другие: роскошные витые бра, в которых сияли… лампочки. Небольшие, но ослепительно яркие. Под их светом краски оживали, словно только что выплеснутые на холст.
– Электричество, – небрежно проронил Эльгер. – Раньше такое сложно было даже представить, правда?
Действительно, необычно. Крохотная стеклянная штуковина со спиралькой внутри – и светится! Впрочем, гораздо более странно было думать о том, что скоро это распространится по всему миру. Спустя пару десятков лет, а может, даже раньше, такие появятся в каждом доме и на каждой улице. Когда-то и газовые фонари казались чудом, но отец всегда говорил, что наука магию до добра не доведет. Я немного читала про электричество, сети и схемы. Все это чем-то напоминало магические плетения, только в науке, но времени разбираться в них у меня особо не было. Поэтому не стала усердствовать.
– Очень интересно.
– Неужели? – сталь в его взгляде сверкала наточенным лезвием. – Ночью мы выключаем лампы. Зато магические светильники будут загораться в нескольких футах от любого гостя и гаснуть, когда останутся за спиной. Не находите, что это гораздо удобнее?
– Возможно, когда-нибудь такое удастся сделать и с электричеством, – я пожала плечами. – К тому же на него не приходится расходовать силы. Не вижу смысла толкать паровоз голыми руками, если можно просто забросить уголь в печь.
– Вы уже простили мужа, леди Тереза?
– Как видите.
Де ла Мер холодно улыбнулся.
– Ваше умение прощать не вяжется с вашими принципами.
– Вы так способствуете укреплению нашего брака?
– Я был заинтересован в этом браке исключительно из-за вас.
Неужели?
Я спокойно встретила его взгляд.
– Что ж, в таком случае мне остается только поблагодарить вас.
Он усмехнулся.
– И вы совсем непохожи на леди, которой вас представил граф Аддингтон.
Даже так…
– Как ни прискорбно, граф Аддингтон постоянно ошибался. И это плохо для него закончилось.
Эльгер негромко рассмеялся.
– Рад, что мы с вами можем говорить об этом спокойно.
Попытавшуюся подняться волну гнева я разбила прежде, чем она набрала силу. А решение пришло до того, как я успела его осознать. Анри связан с ними, и от них ему никуда не деться. Допустим, я сейчас выложу Фраю все имена и сбегу в Мортенхэйм. Дальше-то что? Слоняться по замку, где в каждом углу призраки воспоминаний: в подземелье у Луни, на крыше, в библиотеке… Где из каждого камня будет звучать солнечный смех и низкий, влекущий голос мужа? Просыпаться, зная, что в огромном и пустом Лигенбурге его нет. Он будет за тысячи миль, один на один с Эриком и его отцом, со всеми ними. А я даже не буду знать, что с ним.
Ну уж нет.
К тому же чем ближе я подберусь к Совету, тем лучше для моей семьи – я смогу предупредить любой заговор, когда настанет решающий миг. А лорд Фрай на радостях сгрызет пенал и малахитовые часы.
– Не вижу причин постоянно оглядываться на прошлое.
– Ценное качество. Особенно для женщины, которой предстоит принимать серьезные решения.
– Я лишь надеюсь, что наше сотрудничество будет гораздо более плодотворным и оградит мою семью от всякого рода… недоразумений.
– Времени даром вы тоже не теряете?
Я пожала плечами.
– Не люблю ходить вокруг да около.
Перед глазами мелькнули медовые кудри, треугольное личико, освещенное мерцанием электрического светильника. Заточенная в раму молодая женщина, застывшая на холсте, заставила вспомнить о медальоне, найденном на развалинах. Я остановилась, вгляделась в черты: худенькая до прозрачности особа. Только глаза светятся – огромные, темные, как спелые шоколадные маслины. Отчаянно похожа на леди Николь, и цвет волос, и даже улыбка. А вот черты Эрика в ней угадывались смутно, если присмотреться – у матери Анри более плавная линия подбородка и губы мягче. Все-таки странная штука дальнее родство.
– Ваша супруга?
Де ла Мер кивнул:
– Катарина Арсель Эльгер де ла Мер.
Мне очень жаль, что все вышло именно так, Катарина. Безумие – самое страшное, что только можно себе представить.
Мысль была искренней, пришла быстро, чтобы столь же быстро ускользнуть.
Перевела взгляд на герцога и поняла, что все это время он изучал меня: под толщей льда непроницаемых глаз скрывалось что-то мне неведомое, как в глубинах океана на полюсах. Покойная супруга, казалось, его не беспокоит. Равно как и ее память.
Тем не менее до комнат мы дошли в полном молчании. Де ла Мер распахнул передо мной двери, пропуская вперед.
– Надеюсь, вам понравится в Шато ле Туаре, леди Тереза.
– Уверена, – я склонила голову, – благодарю за гостеприимство, ваша светлость.
Он коротко кивнул и направился назад, чеканный шаг эхом разносился по коридорам, вспыхивали и гасли искры огоньков в темных волосах. Я закрыла дверь, прошла в комнату, прислонилась к стене. Просторная гостиная в серебристо-серых и черных тонах – видимо, дань моей силе. Облицовка камина сверкала сталью в непривычно ярком электрическом свете, ручки и подлокотники на мебели отливали в серебро. Интересно, какие комнаты у Анри?.. Как далеко его разместили? Хотя, по сути, это не так уж важно. Мы с ним связаны гораздо крепче, чем всеми брачными клятвами мира, вместе взятыми.
42
Бальной залы, в которой на постой можно разместить целый полк, мне видеть еще не доводилось. Два огромных полукруглых помещения разделялись полупрозрачной стеной с арочными проходами. Сама стена напоминала лацианское стекло или горный хрусталь, внутри которого магические вихри подхватывали опадающие листья и рассыпали вокруг них золотистые искры – такое своеобразное прощание с угасающей осенью. Освещали залу электрические люстры вроде той, что в опере Руале, многоярусные, с тысячами переливающихся светом хрустальных подвесок. Начищенный паркет сверкал так, что было больно глазам, а белоснежные стены создавали ощущение, что пространство здесь бесконечно. Колонны с классическими капителями и окна высотой в два замковых этажа – запрокинешь голову, и она кружится.
Впрочем, у меня голова и так постоянно кружилась: от многоголосья и количества людей. Казалось, здесь собрался не весь высший свет Ольвижа и аристократия из других стран, а полмира. Я видела намийских шейхов в длинных белоснежных одеяниях и загорских князей в кафтанах. Среди них особенно выделялся один – в черном, с золотой оторочкой, с длинными разрезами на рукавах и в черных перчатках. Светлокожий и темноволосый, с резкими чертами лица, он обладал той отталкивающей притягательностью, когда вроде и не хочешь смотреть, но смотришь. При среднем росте выглядел внушительно за счет гордого разворота плеч и цепкого взгляда. Этот мужчина напоминал хищную птицу, обернувшуюся человеком.