– Вы ему рассказали?
– О таком умалчивать не стоит.
– Разве Эльгеру есть дело до Софи?
– Ему есть дело до Евгении. Не переживай, он просто указал ей место, когда представил нас лично и упомянул о случившемся.
– Уверены, что это не разозлит ее еще больше?
– Уверен, что разозлит. Но Софи она больше не тронет, играть против Эльгера – по крайней мере, в открытую, даже для нее перебор.
Что же, заявление герцога заставит злые языки замолчать. По крайней мере, на этом балу.
По залу струилась магия, сквозь плывущую над нами музыку еле пробивался шелест платьев. Тонкий аромат духов и череда плавных, текучих движений.
Справа сливались воедино небо и сталь, за ними мельтешили остальные.
Я не смотрела на Эльгера и его даму, но от их близости веяло холодом.
Скорее всего, Анри прав. Софи теперь в безопасности, Евгения затаится, но только до тех пор, пока не придумает, как ужалить исподтишка. Выбор у меня прост – каждый день ждать нож в спину или использовать подарочек лорда Фрая. Не зря же, в конце концов, я прихватила пластину с собой и даже ладжеру нарисовала. Все самые опасные откровения случаются в спальнях, а если предположить, что мне удастся установить ее в покоях Евгении…
– О чем это вы так серьезно задумались, миледи?
Музыка стихла, я задумчиво коснулась серег. Неосознанно – тут же отдернула руки и невинно взглянула на Анри.
– Пытаюсь понять, хочу ли я танцевать кантрель.
43
Чем дальше я углублялась в коридоры, чем тише становилась музыка, тем сильнее начинало частить сердце.
Нет, Тереза, так не пойдет.
Если хочешь во всем разобраться, нужно оставаться спокойной, сосредоточенной и хладнокровной. Подняться к себе, взять пластину. Узнать, где покои Евгении, наведаться в гости. Сейчас, когда большинство дам разошлись по комнатам, чтобы переодеться к ужину, ничего подозрительного в этом нет. Главное, потом на самом деле успеть сменить платье, чтобы не возникло ненужных вопросов.
Помимо пластины, захватила зеркальце: мало ли, вдруг пригодится. Разыскала дворецкого – он командовал в столовой, которая по размерам немногим уступала бальной зале. Оформленная в темно-сиреневых тонах, растянувшаяся в длину стола, застеленного белоснежной скатертью, украшенная подвесными люстрами, многочисленными картинами и пейзажами на стенах, она являла собой царство суеты. Звякали приборы, крышки расставляемых на дополнительных столах холодных блюд, сверкали бока цветочных ваз. Лакеи в золотых и синих ливреях раскладывали салфетки и проверяли места с именными табличками по спискам. Месье Леан не сразу меня заметил: он что-то оживленно говорил молоденькому парнишке, указывающему в сторону арки-ложи, где предстояло сидеть его светлости. Место хозяйки наверняка достанется Евгении.
– Прошу прощения, – я поймала усталый, но сосредоточенный взгляд, – месье Леан, мне очень нужна ваша помощь. Дело в том, что графиня д’Ортен назначила мне встречу в личной гостиной, но я совсем запуталась… Не могли бы вы подсказать, как пройти к ее покоям?
– Разумеется, мадам Феро.
И как он всех запоминает?
Дворецкий подозвал одного из молодых лакеев – невысокого, в классическом белом парике.
– Жак вас проводит.
– Большое вам спасибо!
– Не за что, мадам.
Он вернулся к своим обязанностям, а я поспешила за молодым человеком. Мы шли так быстро, что я едва успевала запоминать дорогу. На пути снова попалась галерея, на сей раз пейзажей, в которые я даже не всматривалась толком. Поскольку поднялись мы по боковой лестнице, понять, где находимся сейчас, не представлялось возможным. В Мортенхэйме тоже можно заблудиться, если не знать, куда идти, но сейчас меня волновало другое. Евгению поселили в дальнем крыле? Или мы просто зашли с другой стороны?
– Это здесь, мадам. Вас представить?
– Спасибо, мы с графиней д’Ортен давние знакомые. Обойдемся без церемоний.
Жак кивнул и тут же скрылся за поворотом, а я достала зеркальце.
Лучше бы не доставала, честное слово – комната была нашпигована сигнальными заклинаниями, как лацианский пирог вишней. Чтобы создать копии плетений посреди всей этой суеты, потребуется дня два, не меньше. Не говоря уже о том, чтобы войти туда в отсутствие Евгении, – более чем уверена: она меняет защиту каждый день. Оставалось только одно: встреча. Мадам Венуа считает меня вспыльчивой, неуравновешенной и недальновидной, мягко говоря, особой. На том и буду играть.
Сжала в кулаке пластину. Постучала и сразу вошла, заставив отпрянуть даму в цыплячьем атласе: на фоне бледно-голубой гостиной она смотрелась возмущенной красочной кляксой. Звонкие женские голоса стихли в один миг, словно под пологом безмолвия.
Евгения наградила меня насмешливо-пренебрежительным взглядом: она восседала на диванчике для отдыха, подложив под руку подушечку, чтобы не осталось следов от резного подлокотника. Окружали ее дамы в самых разных нарядах, ни одна из которых тем не менее не могла затмить ее красоты. Хотя я бы сказала – не смели, потому как изо всей свиты только одна позволила себе сесть рядом, остальные устроились либо на пуфиках, либо стояли в сторонке и внимали госпоже.
– Какая бестактность… – начала было виконтесса – а именно она сидела рядом с графиней, но Евгения вскинула руку, и та мгновенно осеклась.
В этот миг я поняла, что даже не придется притворяться: о каком хладнокровии может идти речь, когда все внутри переворачивается, стоит лишь вспомнить бледное личико Софи? И как она плакала от боли, когда пришла в себя.
Графиня же слегка наклонила голову, тень от длинных ресниц скользнула по слегка тронутым румянцем щекам. Наши взгляды схлестнулись словно «мертвая удавка» и «огненная петля». Несмотря на дам, которые готовы были на меня наброситься по первому ее жесту, – причем не уверена, что слово «наброситься» несло в себе поэтический смысл, – мы остались одни. В глубине ее глаз читались явное удовлетворение от того, что я пришла к ней сама, и холодная злоба. Будь ее воля, Евгения прямо сейчас раскатала бы меня тонюсеньким пылающим слоем по ковру.
– Прошу прощения, что прерываю вашу беседу. Могли бы мы переговорить наедине?
Евгения выдержала паузу, достойную театрального антракта: изображала крайнее нежелание со мной говорить и серьезную внутреннюю борьбу, в которой вежливость все-таки победила внутреннее смятение. Все это время виконтесса дырявила меня взглядом, словно надеялась продырявить насквозь. Другие дамы поддерживали ее изо всех сил: смотрели так жестко, как только могли, пытаясь совместными усилиями заставить согнуться и пасть ниц перед графиней.
Но молчали.
Разумеется, ждали, соизволит ли Евгения до меня снизойти.
И она снизошла.
– Дамы. Прошу меня извинить.
Гусеница негласных фрейлин разноцветным ручейком потекла к дверям, а я сразу перешла к делу.
– Как вы посмели обидеть Софи? – спросила холодно, сложив руки на груди.
Края пластины врезались в ладонь даже через перчатку.
– Не понимаю, о чем вы.
– Все вы прекрасно понимаете, мадам Венуа. Мы с Софи очень дружны, но она сбежала, стоило ей оказаться в нашем поместье. А перед этим – вот ведь удивительное совпадение – вы приезжали в Равьенн. Подозреваю, что это случилось не просто так.
Евгения прищурилась.
– Вы можете подозревать все что угодно. Но если девочка наконец-то прозрела, за нее стоит только порадоваться.
– Как. Вы. Посмели? – жестко повторила я, не двинувшись с места.
– Нет, это просто нелепо.
Евгения поднялась. Глаза ее сверкали, словно она собиралась вцепиться мне в лицо. Вместо этого она вздернула голову и скрылась за дверью спальни. Ну… вот и все. Сейчас или никогда.
Я устремилась за ней, рывком распахнула дверь.
– Что вы себе позволяете? Убирайтесь!
– А вы меня заставьте.
Евгения холодно улыбнулась.
– Мне кажется, мадам Феро, или вы нарываетесь?
Я прищурилась.
– Вам не стоило вмешивать Софи во все это.
– Это вам не стоило ее вмешивать, – лицо ее сейчас напоминало ледяную маску. – Не стоило к ней привязываться и позволять ей привязываться к себе. А еще не стоило ссориться со мной. Признайте, для таких игр у вас маловато опыта. А пешки… на то они и пешки, чтобы слетать с доски.
В груди стало горячо, все жилы словно натянулись разом. Эта змея сейчас говорила о моей девочке, как о ничего не значащей игрушке? Гнев побежал по венам вместе с тьмой, сердце забилось сильнее. Я позволила этому чувству завладеть собой целиком, и оно поползло по телу, пуская свои ростки-крючья в каждый его дюйм. Евгения отвернулась, но я перехватила ее за запястье. Тьма полыхнула под пальцами, встречая тонкий, но прочный воздушный щит, а потом язычки пламени лизнули ладонь – тоже тщетно, наткнувшись на серебряную паутину. Графиня была сильна и без магии искажений: я чувствовала, как огненные искры ввинчиваются в узелки защиты, раздирая ее. Еще немного, и перчатка начнет тлеть – так же, как угли в ее глазах.
– Я в родстве с его величеством, а вы скандальная графиня. Его светлость вас принял, но я по-прежнему могу сделать вашу жизнь невыносимой, – процедила она. – Помните об этом, когда в следующий раз решите перейти мне дорогу.
– А вы помните о смерти, – прошептала я, восстанавливая тлеющую паутину снова и снова.
– Вы мне угрожаете?
– Как вам будет угодно.
Я потянула холодные нити тьмы, оставив лишь маленький зазор в защите – слабое место, куда Евгения будет бить. И ударила первой, от души, мощно, вкладывая всю силу и ярость в устремившиеся к ней хлесткие плети, которые встретил мощный полупрозрачный щит, а в следующий миг потоками воздуха меня швырнуло назад, как следует приложило о стену. На пол я рухнула весьма натурально, впечатала передатчик в самый краешек стены и вклеила его намертво заклинанием слияния. Быстро набросила полог отвода – теперь пластину никто не заметит и снова потянулась к тьме.
– Не советую этого делать.