– Господа, приступаем к завершающему этапу.
Карты ложились на стол, у меня же было странное чувство… Нечто похожее я испытывала на башне в Мортенхэйме, когда впервые за многие годы позволила себе освободить истинную силу и начертить собственной кровью винехейш, с удивительной точностью определивший мою судьбу.
«Я тебя не подведу».
Не знаю, кому я это сейчас говорила: себе, мужу или камню, который едва уловимо поблескивал тоненькими мерцающими прожилками, тянущимися к моей силе.
Впрочем, камню все равно.
А вот мне нет.
И Анри тоже.
Поэтому я выиграю.
Спасибо Ивару, за несколько партий мне удалось вернуть себе часть карточек. Это позволяло самую капельку свободней распоряжаться проходными ставками. Первой нас покинула виконтесса Луазо: в противоборстве с графом что-то упустила и оказалась вне игры. За ней последовали Рэм, потерпевший поражение в схватке с Альмиром, сам граф – которому Евгения изящно отомстила, прибрав к рукам все его чеки, и Ивар – тоже по ее милости. Мы остались втроем.
Едва взглянув в карты, графиня сделала ставку.
Моя комбинация была тридцать один, но, вспоминая совет Ивара, я весьма достоверно вцепилась пальцами в стол. Собрала часть отыгранных карточек, перекрывая ход Евгении, подвинула в банк. И чудом не закусила губу от восторга, когда Альмир поставил все.
Мы выложили карты: и ведь у него были неплохие шансы – двадцать девять.
Альмир приложил руку к сердцу, что в Намийе означало высшее почтение. Вот только улыбка его – язвительная, холодная, на чувственных полных губах говорила об обратном.
Он был уверен в победе Евгении.
И всем своим видом сообщал, что ждет этой минуты.
Я сгребла карточки поближе к себе: увы, это не отменяло того, что в партии с Евгенией мне придется разыграть алаэрнит. Я сама внесла его в банк, сделав залогом своего участия. Тем не менее наблюдать, как мрачнеет намийец, было приятно. Вдвойне приятно, потому что своими ушами слышала его «комплименты».
Исхода нашей схватки ждали все. Я то и дело ловила на себе внимательные взгляды: не только Евгении, но и вышедших из игры. Даже месье Элуар посматривал временами, хотя дилеру положено оставаться бесстрастным. Впрочем, он и оставался – прочесть по его глазам хоть что-то не представлялось возможным.
Несколько партий мы с графиней мило перебрасывались карточками. В воцарившейся тишине слышались только легкое шуршание да наши голоса, когда мы делали ставки.
А потом Евгения заглянула в карты, и меня обожгло: что-то похожее, едва уловимое промелькнуло на ее лице, когда я поднималась по стеночке в ее спальне. Злое торжество?.. Уверена в выигрыше или очередная обманка? Что, если ей действительно повезло?
Моя рука замерла над картами: какая бы комбинация ко мне ни пришла, она останется неизменной. Загляну в нее – и потеряю последние несколько секунд надежды. Надежды на что?.. Я обвела взглядом собравшихся и облизнула пересохшие губы. Сейчас ход Евгении, и если она поставит все, мне придется ответить всем.
Медленно, точно они весили каждая по десять фунтов, приподняла карты над столом. Словно заглянула в самое сердце тьмы, да так там и осталась.
Не знаю, как я выглядела в те секунды. Не знаю, что сделала или чего не сделала.
– Ставлю все, – раздался над столом мелодичный голосок Евгении.
– Вскрывайтесь, – голос месье Элуара.
Графиня улыбнулась, повернула карты рубашками вверх.
Двадцать три.
Действительно повезло.
Я подвинула свои ближе. Руки неожиданно задрожали.
И медленно выложила на всеобщее обозрение.
Тридцать четыре.
Тише было, только когда Эльгер представил нас с Анри лично. Даже сердце ненадолго остановилось, словно погрузившись вместе со мной за грань.
– Поздравляю, мадам Феро. Вы выиграли.
Месье Элуар даже коротко улыбнулся, но чувств в этой улыбке не было. Зато в глазах Евгении их было море: море пламени, в котором можно спалить не только меня, но и всю Вэлею. Она улыбнулась через силу, взглянула на Альмира, и намийец подскочил, словно ужаленный. Отодвинул графине стул, подал руку, и они вместе вышли из игровой. Следом за ними поспешила виконтесса, взгляд у нее был какой-то потерянный.
– Поздравляю! – Ивар хлопнул в ладоши. – Если никто не возражает, я тоже пойду.
Мне самой отчаянно хотелось вцепиться в его локоть, но где-то на задворках сознания, с которых до меня понемногу начинало доходить, что произошло, понимала: нельзя. Раджек вышел, а Рэм неспешно приблизился ко мне. Тепло улыбнулся.
– Поздравляю, леди Тереза.
Я уже готова была принять его руку, но тут в залу вошел Анри. Загорец отступил, позволяя мужу помочь мне подняться. Комната странно дергалась влево-вправо, в последнюю минуту я все-таки схватила со стола кольцо и сжала так, словно в алаэрните была запечатана моя жизнь.
Только когда мы приблизились к лестнице, меня повело.
Если бы Анри не удержал, свалилась бы прямо на ступеньки, а так просто на них уселась. Муж устроился рядом.
– Почему так тихо? – спросила, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами.
– Сейчас четыре утра, – негромко произнес он. – Дай руку.
Я протянула дрожащую ладонь, и Анри поцеловал тыльную сторону запястья.
– Теперь вторую.
Мягко и неторопливо раскрыл мой кулак, разгибая один палец за другим.
Алаэрнит сиял так, что хотелось зажмуриться.
– Поздравляю, – произнес муж, повторяя губами каждый холмик и каждую ямочку на ладони.
Уже привычно надел мне на палец кольцо.
А потом подхватил на руки и понес наверх.
Солнечный день разогнал туман, поначалу сбросив его с вершины холма, а затем и вовсе развеял в прозрачном от прохлады воздухе. Я плотнее закуталась в накидку, шагая рядом с мужем по дорожкам ухоженного парка. Белоснежные беседки, разбросанные между тропинок и деревьев, из-за облетевшей листвы было отлично видно даже издалека. Я решила их посчитать – всяко лучше, чем думать о случившемся.
В погожий день все выглядит симпатичнее, даже обнаженные и подстриженные по последней моде высокие кустики. Впрочем, садовники явно постарались на славу – чего здесь только не было: вот этот по форме напоминал набросок распустившейся розы, которую весной придется нещадно ровнять, недавно мы прошли что-то, отдаленно похожее на двух кошек, что сидят рядышком. А вдалеке виднелось настоящее произведение искусства, – замковая композиция, не утратившая своих очертаний даже под беспощадной рукой осени.
Анри тоже молчал, и это молчание уже становилось невыносимым. Нет, он меня ни разу не упрекнул, но я его чувствовала. Проснулась сегодня после полудня с квадратной головой и ощущением, что вчера перебрала крепленого ларнейского, под пристальным взглядом мужа. Сна у него не было ни в одном глазу, зато глаза – его осенние глаза – напоминали тот самый воздух: в них искрилось солнце, но теплее не становилось. За обедом, который подали в мои покои, мы едва перекинулись парой ничего не значащих слов. А после он пригласил меня на прогулку.
Поскольку со счета беседок я уже сбилась, пришлось опустить голову.
Теперь рассматривала свой подол, наши ботинки и гравийный порядок: камешек к камешку. Вчера с головой захлестнуло победой, но сегодня вынырнула на поверхность. А над водой бушевал шторм, вся мощь которого сходилась на моем пальце. Кольцо мягко поблескивало на солнце, рассыпая вокруг себя голубоватое сияние.
Всевидящий, даже подумать страшно. Это же память его отца.
Что на меня вчера нашло?
– Простите, – сказала тихо. – Мне не стоило…
– Не стоило? – Анри остановился и схватил меня за плечи так резко, что я чудом не полетела на него. – Демоны, Тереза! Я не могу постоянно бегать за тобой и держать за руку, чтобы предупреждать все твои глупости.
Вот и извиняйся после этого перед ним.
– Я вас об этом и не прошу, – огрызнулась, сбрасывая его ладони, которые тут же легли мне на талию. – Достаточно того, что вы вчера выставили меня из комнаты, хотя могли бы просто дать денег. И знаете, что? Тогда вам не пришлось бы предупреждать мои глупости и лишний раз волноваться. Вы не верили в меня с самого начала, но я выиграла, так почему бы просто не порадоваться? Хотя погодите… вчера порадовались, и хватит. Я права?
– Тереза, когда ты злишься, начинаешь говорить много и быстро.
– Мне говорить помедленнее? Для особых пометок в досье?
Глаза его сверкнули, браслет дернуло.
– Никаких досье больше нет.
– Потому что вы их отдали Эльгеру?
Анри отдернул руки, словно обжегся. Сжал губы, точно опасаясь собственной болезненной ярости, которая огнем обжигала и мои вены. Глубоко вздохнул и только потом медленно, четко выговаривая каждое слово, произнес:
– То, что я передал Эльгеру, не имеет никакого отношения к твоей семье.
Я вскинула голову и сложила руки на груди, но Анри больше не пытался ко мне прикоснуться.
– Почему ты меня не послушала? Иногда проиграть – значит выиграть. Евгения – единственная женщина в Лиге, ей необходимо чувствовать силу.
– Предлагаете поджимать хвост всякий раз, когда она появляется?
– Предлагаю… прошу прислушиваться к моим советам. Я знаю этих людей гораздо дольше тебя, и мы договорились, что действуем заодно. Эльгеру все равно, сколько человек распрощается с жизнью на его шахматной доске. Софи повезло, но ты же не настолько наивна, чтобы полагать, что он сделал это из расположения к тебе? Ему нужно увидеть, на что ты способна не только в том, что касается магии. Он бросит тебя в самое пекло, чтобы вытащить на свет всю твою тьму, потому что только она ему и нужна. Им всем. Ты даже не представляешь, с чем можешь столкнуться.
В воцарившуюся между нами тишину гулко падали секунды. Секунды, складывающиеся в минуты пронзительного молчания.
– Я многое могу представить, Анри.
Мне не доводилось работать с магией искажений, но ничего страшного, научусь. С магией смерти получится убийственное сочетание, и это единственный способ стать на одну ступень с Эльгером.