Висельники
I
Наверное, ни на земле, ни на море никогда еще не заключался подобный брачный союз, но его скрепила страстная любовь каждого из участников. Благородный Эдвин Брэнгвин с поразительной готовностью вступил в пиратскую жизнь. Его жена не настаивала на том, чтобы он плавал вместе с ней, но он сам это предложил. И если раньше пираты не слишком любили нападать на британские корабли, то теперь Брэнгвин настаивал на том, что для них это более законная добыча, чем суда других стран. Он же убеждал свою подругу не ограничиваться морскими столкновениями, но совершать набеги на маленькие, незащищенные колонии на Барбадосе и других островах.
— Нет, любимый, такие развлечения мне не по вкусу. Жирненькие корабли Вест–Индии — когда угодно, но никаких вылазок против наших соотечественников. Король тут же набросится на нас.
— Не вижу разницы. Мы все морские пираты, и наша добыча — золото любой нации.
Но Мэри оставалась непреклонной и напомнила ему, что, хотя он владел ее сердцем, она все–таки владела «Черным дроздом». Похоже, она поняла, почему ее муж так ненавидел королевскую власть. Багамы являлись ленным владением Каролины, и его отец, один из лордов–владельцев и бывший губернатор колонии, предложил своему сыну взять на себя губернаторство. Он отправил его в Англию, чтобы тот обрел необходимые навыки и опыт. И тот уже собирался занять свой пост, когда Адмиралтейство, уставшее от бесплодной борьбы с пиратством в обеих Индиях, послало туда Вудса Роджерса. Такими образом, острова перешли от лордов–собственников королевской власти и превратились в королевскую колонию.
Учитывая темное прошлое Вудса, Брэнгвины, отец и сын, считали, что их унизили — украв весьма ценную колонию. Молодой Брэнгвин приложил все усилия, чтобы нового губернатора сместили, но не добился успеха, и теперь он был просто счастлив хотя бы так помешать Роджерсу проводить свои реформы. Он стремился любой ценой посеять смуту в колониальном правлении, и только нежелание Мэри Рид совать шею в петлю не позволило ей уступить его просьбам.
Любовь полностью завладела пираткой; она делала для своего любимого все, что могла, даже сделала его штурманом, несмотря на недовольство команды. Благородный Эдвин был способен направить «Черного дрозда» по заданному курсу лучше, чем его жена, поэтому она больше не бросалась к штурвалу во время атаки; она могла спокойно доверить его супругу.
Семейная пара продолжала свои налеты, и слава пиратки стала такова, что скоро ей надо было всего лишь дать предупредительный выстрел и поднять свой флаг. Только оснащенные пушками корабли, вооруженные, чтобы преследовать пиратов, не пускались в бегство при виде ее наводящего ужас красно–черного флага. Она любила сражения, ей нравилось состязаться в уме и храбрости с мужчинами. На первом месте для нее всегда был корабль, а потом уже муж.
Команда по–разному относилась к тому, что она вышла замуж за заложника. Прошел всего месяц с тех пор, как корабль Вест–Индской компании был брошен на произвол судьбы, и даже на Тортуге еще ничего не знали об этом Команде «Черного дрозда» казалось, что матросы захваченного судна стыдились рассказать, как двести с лишним человек на хорошо вооруженном судне были захвачены пятьюдесятью пиратами на шлюпках, которыми командовала женщина. Все Адмиралтейство будет помирать со смеху, помирать от долгого, презрительного хохота, а для офицеров это кончится военным трибуналом. Многим придется заплатить за это, и гроза, конечно, падет и на голову непричастного к этой истории губернатора Вудса Роджерса.
Если Баттонс и изменилась после замужества с аристократом, то это выразилось только в особом натиске, с которым она шла в атаку. С момента первой схватки она поняла, что натиск и неожиданность — это ее главные козыри. Она не кружила вокруг добычи, высматривая слабые места, не парировала удары и не пыталась отыскать стратегическое преимущество. Как только вдали показывалась возможная добыча, рулевой поворачивал, а уже потом выкрикивал, что видит судно. Офицеры на палубе доставали подзорные трубы, и к тому моменту, когда они добирались до предстоящего поля боя, они уже знали о неприятеле все, что было можно. Все матросы стояли на своих местах, канониры ждали у заряженных пушек; мушкетеры на вантах были готовы стрелять по команде. Мэри Рид прекрасно знала, какой страх наводит на моряков ее флаг, но она не ослабляла бдительности; никогда нельзя сказать заранее, не является ли вражеский корабль просто приманкой, чтобы заставить ее остановиться, поэтому лучше было сразу уничтожить неприятеля.
Благородный Эдвин восхищался тем, как она готовилась и работала. Даже на борту судов королевского флота он не видел ничего подобного, говорил он. Она врывалась, словно пушечный выстрел, и ее атака оказывалась такой же разрушительной, как и залп ее пушек.
Мэри нравились похвалы мужа, и поэтому она удвоила свою энергию и старалась атаковать корабли больше своего собственного.
— Готов поклясться, что ты не колеблясь пойдешь в атаку на боевой королевский корабль с восемьюдесятью четырьмя пушками на борту, — смеялся Эдвин.
Но в команде поговаривали, что женщина–капитан переменилась. Говорили, что, запираясь в каюте, она переодевается для своего мужа в женское платье, и тот учит ее вести себя как леди. В чемоданах, которые так интересовали боцмана Джонса, оказался широкий выбор кружев, шелка и бархата, шелковых чулок и украшенных драгоценными камнями туфель и ботинок. Один из матросов, который зашел к ней в каюту ночью с докладом об огнях по правому борту, вернулся на свой пост и рассказал товарищам, что видел на борту какую–то незнакомую женщину.
— Разряженная, я такой и не видел раньше. И раскрашена, словно чертова шлюха, на голове парик и вся увешана драгоценностями.
— Она думает, что стала леди и слишком хороша для нас. Она пиратка, наш капитан, и я вам скажу, ничего хорошего не выйдет из того, что она связалась с аристократом.
Тут другой матрос вышел на палубу и объявил, что черт с ними, с огнями, и что «Черный дрозд» не свернет со своего курса, который лежит обратно на Большой Кайкос.
За время отсутствия «Черного дрозда» поселение еще выросло, и не только потому, что Мэри Рид отправляла туда захваченных рабов, но за счет отбросов общества, которые появляются везде, где чуют легкие деньги, которые с таким трудом добывают пираты. Они открыли лавки и притоны, игорные дома и прочие заведения, чтобы как можно скорее и с меньшими усилиями оставить пиратов без гроша. Единственная улица, в начале которой пиратка построила себе дом, уже была застроена разнообразными зданиями, от приличных, построенных из бревен с захваченных кораблей, до соломенных негритянских хижин. Кое–кто занимался и легальным бизнесом, но таких было мало.
Губернаторский сын расположился в доме жены й каждое утро в шелках и кружевах выходил на прогулку. Он не общался с пиратами; у них не было ничего общего с ним и его аристократическими манерами. Если он хотел выпить, то ему приходилось довольствоваться компанией жены или своих товарищей офицеров, которые по своему развитию не отличались от прочих пиратов. Благородный Эдвин чувствовал себя самым одиноким человеком во всем поселении и постоянно упрашивал жену снова выйти в море. Но она знала своих людей и никогда не забывала о том, что обязана им своим положением и что как только они перестанут доверять ей, так тут же сменят и найдут другого капитана на ее место.
Среди беглецов, которые заходили на Большой Кайкос в надежде найти здесь еще один Порт–Ройал или Нью–Провиденс, пристанище бандитов, оказался корабль, который принес важные новости. Он сообщил, что французы основали новый город на плантациях Луизианы и им нужны были товары и рабы, а этого добра у Мэри Рид было предостаточно. Она уже слышала о новой колонии, два захваченных корабля были приписаны к этому новому порту. Он назывался Новый Орлеан, существовал всего год, но там уже насчитывалось пять сотен жителей, считая рабов. Говорили, что это бурно растущая колония, которая меняет мех и шкуры на еду и инструменты. Кроме того, там добывали золото.
В поселении Мэри было слишком много рабов, и лишь часть из них действительно была занята грязной работой. Остальные же, а всего их было около трех сотен, представляли собой серьезную угрозу запасам продовольствия. Многих из них заставили обрабатывать землю и самих добывать себе пищу, другие же занимались охотой и рыбной ловлей. Но пираты с других островов с охотой приезжали в их поселение и меняли свой улов на ром и прочие предметы первой необходимости.
Пиратке не нужна была женская компания, хотя на острове были белые женщины, англичанки, испанки и француженки. Она одевалась, как и раньше, надевая женское платье только для мужа. И она должна была решить, как себя вести в отношении новой французской колонии. И она решила, что погрузит на «Черного дрозда» все, что сможет, отправится в Луизиану, а там начнет торговлю с французами; ее интересовало золото, меха ей были не нужны. А закончив торговлю, она снова займется пиратством.
Но ей так и не пришлось заняться честной торговлей. Однажды утром наблюдатель доложил, что к гавани направляется парусное судно. Пираты приготовились к атаке, но незнакомое судно направилось прямо к поселению и бросило якорь. Корабль был трехмачтовым и так высоко сидел в воде, что вряд ли представлял интерес для пиратов. К кораблю направилась шлюпка с берега, и Мэри, наблюдавшая из дома, увидела, как на рее поднялся ее собственный флаг, знак того, что это покупатель.
Корабль оказался американским, из Бостона, и его капитан прослышал, что на Большом Кайкосе товары дешевле купить за наличные. Это был грубоватый и добродушный парень, который совершенно не боялся, что пираты его обманут. Ему нужно пятьдесят рабов, сообщил он, а еще он не прочь взглянуть на товары. Он нашел то, что хотел, но пиратов злили его цены, так мало он предлагал. Десять фунтов за раба, в Сьерра–Леоне такие же цены, а если они не хотят, то пусть остаются при своем.
— Если у тебя столько золота, — высказалась Мэри, — то ты и сам можешь представлять для нас интерес, независимо от того, будешь ты что–то покупать или нет.
— Нет, друг, я к этому готов. У меня десять тысяч фунтов, но я их не выложу, пока не буду уверен в своей безопасности.
— Мои люди могут захватить твое судно вместе с деньгами, — продолжала пиратка, — и что тогда?
— Вы можете захватить мой корабль и убить меня, но не найдете золота. Я об этом позаботился.
— Готов побиться об заклад, что это так, — ответила Мэри Рид.
— Это так, — хихикнул янки. — Я зарыл деньги на острове в месте, которое знаю только я. Когда я договорюсь о цене, то возьму двоих ваших людей и шлюпку и вернусь с деньгами.
— Но откуда я знаю, что тебе можно доверять? Какая нам будет выгода, когда ты развернешься и удерешь, да еще и посмеешься над нами?
Янки вздернул подбородок.
— Я благородный человек, подобные проделки недостойны меня.
Так и было на самом деле. В конце концов сделка была заключена, он взял двоих пиратов на свой корабль и позволил еще шестерым следовать за ними на маленькой яхте, отвел их в небольшую бухту к северу от Кайкоса, а там показал место, где зарыто золото. Золота оказалось столько, сколько он и сказал, поэтому деньги забрали на яхту, забрали и двоих пиратов с американского корабля, и сделка была совершена.
За свои десять тысяч фунтов янки получил отличный стэнфордширский фаянс, лионские шелка, манчестерскую металлическую посуду и почти сотню здоровых рабов. Он сказал, что отправится в Филадельфию и Нью–Йорк и продаст, что сможет. И пираты и покупатель прекрасно знали, что при самом плохом обороте дел он получит пятикратную прибыль, а может, и больше.
С пиратами, которые были у него на борту, шкипер велел передать командиру пиратов, что он вернется осенью и надеется, что им удастся заключить еще одну выгодную сделку.
Поделив между пиратами десять тысяч фунтов, Мэри Рид стала советоваться с мужем по поводу Нового Орлеана. Она слышала о новой колонии и ее богатстве, но почти ничего не знала о местных портах, поэтому она прошлась по поселению, расспрашивая вновь прибывших. Большая часть информации была далека от истины, но все же у нее зародилась мысль, что выгоднее совершить набег на новый город, чем торговать с ним. Она слышала о Джоне Jloy и о том, как он обращался с богатыми, о том, как французы наполнили его сундуки золотом, но Мэри Рид усвоила и то, что в Луизиану попадает лишь малая толика золота. Англичане и голландцы стремились прибрать торговлю к рукам и заработать как можно больше для себя и для своей страны; было известно, что у них полно золотой монеты, и именно на них она и имела виды.
II
Занятая любовью и семейными проблемами, делами поселения и тысячей других важных дел, Мэри Рид так и не собралась в Новый Орлеан до наступления 1720 года. Ее нелегальные склады на Большом Кайкосе стали широко известны, и многие американские и колониальные купцы совершали там выгодные покупки. Еще двое пиратов использовали этот порт для распродажи и дележа добычи; это были Барт Роберте и Чарльз Вейн. Ситцевый Джек Рэкхэм навестил Мэри Рид, но она не предложила ему принять участие в ее бизнесе, потому что не доверяла.
Когда Мэри объявила о своем намерении ограбить новый порт в Луизиане и стала набирать желающих, то обнаружила, что из ее людей откликнулось только пятьдесят человек, а все остальные боялись опасностей и считали, что добыча окажется слишком ничтожной. Она и сама чувствовала, что риск велик, знала и кое–что другое, о чем предпочитала никому не рассказывать. Дурная слава Кайкоса уже широко распространилась, еще несколько мес и Вудс Роджерс узнает об этом месте и вышлет корабли, чтобы уничтожить его. Мэри казалось, что в такой колонии, как Луизиана, она вместе с мужем и еще несколькими доверенными лицами может найти гавань, бросить якорь и какое–то время отсиживаться там, наслаждаясь всеми удовольствиями жизни.
Благородный Эдвин все еще занимал второе место в ее помыслах, а на первом был «Черный дрозд». Для пиратов снова настала черная полоса, только Вейн, Рэкхэм и Роберте и немногие другие еще плавали. Капитан Йитс завязал и принял помилование, хотя и несколько запоздавшее, остальные доживали последние
дни. Да и ее дальнейшая судьба была покрыта мраком неизвестности, а она сейчас была слишком богата, чтобы рисковать. Если сложить ее долю, унаследованную долю Джонса и долю Эдвина, то у супругов на руках было почти четверть миллиона фунтов; на это можно было жить в роскоши.
В этом году Мэри Рид должно было исполниться девятнадцать, и она все еще оставалась самым молодым членом команды, если не считать двух мальчиков–рабов. Она плавала на свой страх и риск уже три года. Вначале такая жизнь вызывала у нее отвращение, но теперь она полюбила ее и не желала признаться, что конец пиратства уже близок. И дело не в том, что у купцов теперь стало меньше денег, и не в том, что торговых судов стало меньше. Порты вроде Нового Орлеана появлялись на всем американском побережье, британская корона основывала все больше новых колоний, разрастаясь все дальше вширь, для такого передвижения людей нужны были еда и товары, и корабли со всем необходимым являлись для пиратов самой лакомой добычей. Но Вудс Роджерс, в чьем округе Мэри Рид устроила свое логово, настроен решительно и собирался покончить с пиратами в водах своего района. Все суда, не занятые в торговле, от кечей до бригов, были вооружены и охотились за мародерами; небольшие суда, которые перевозили товар между островами, были хорошо вооружены и имели указания стрелять без предупреждения. Постепенно прославленные пираты были либо убиты, либо вынуждены уйти в другие воды. Бартоломью Роберте отплыл к Мадагаскару; Вейна скоро повесят в Порт–Ройале; Фрэнк Сприггс бесславно спасался по всем морям от преследования, а потом искал спасения на суше, в лесах, и до сих пор живет там отшельником. Другие ушли в Тихий океан или далеко на юг в Атлантический, но большинство оказалось на виселице.
Люди женщины–пиратки ощущали настоятельную потребность найти где–нибудь постоянное убежище. Не один раз вооруженные купцы сами нападали на них; дважды после такой атаки им приходилось отступать и бросать добычу.
Мэри знала, что пятидесяти человек ей не хватит, поэтому она решила остановиться на Тортуге и там, где набирал матросов Ситцевый Джек; но если ей не повезет в этих портах, то она пойдет на Пиньос и наберет там самых отъявленных бандитов. На Тортуге она набрала пятнадцать матросов, а в Пуэрто–Принсипе столкнулась с Ситцевым Джеком Рэкхэмом, который не собирался никуда двигаться с места, и большинство его людей находилось в таком же настроении; тем не менее ей удалось убедить пятерых его головорезов присоединиться к ее команде.
Ситцевый Джек смотрел именинником, и на это были причины. Его подруга родила ребенка, насчет отца которого были некоторые сомнения, но меньше чем через год она снова родила двойню. И достаточно было бросить на них один взгляд, чтобы сразу убедиться в том, что это достойные отпрыски своего папаши. Энн Бонни показала Мэри свое потомство, за которым теперь присматривала миссис Фулворт, и стыдливо призналась Мэри, что она ждет еще одного. Они с Ситцевым Джеком уже решили бросить пиратство и вернуться в Каролину, чтобы потребовать наследство Энн.
Другим поводом для хорошего настроения пирата было то, что он, наконец, отомстил капитану Дику Тернли, тоже пирату, который перешел на службу к королю и часто доносил Вудсу Роджерсу о местопребывании Рэкхэма. Два пирата встретились у Тортуги, и Рэкхэм потопил корабль Тернли, высадил его на берег и забрал себе уцелевших матросов из его команды.
Джек всегда был ленив, к тому же у него появились новые обязанности, как у главы семьи, поэтому теперь он находил пиратское ремесло чересчур опасным и рискованным и лишь ждал подходящего случая, чтобы все бросить.
Проникнувшись глубоким презрением к Рэкхэму, Мэри Рид, ее муж и семьдесят пять членов команды отплыли не на Пиньос, а прямо в Новый Орлеан. Она
решила напасть на порт с такой маленькой командой, хотя благородный Эдвин и возражал.
— Если тебе нужен богатый порт, детка, — говорил он, — то почему не выбрать испанский город или сам Нью–Провиденс, это даже еще лучше. Мне так приятно будет встретиться с этим мерзавцем, Вудсом Роджерсом, его честью, королевским губернатором. Я давно уже хочу поквитаться с этим выскочкой. А потом мы можем захватить Новый Орлеан.
— Нет, любимый. Вначале то, чего хочу я, а потом уже твои планы. — И Мэри указала курс рулевому и ушла в свою каюту.
В ее команде был один матрос, которого она нашла на Тортуге и который был в Новом Орлеане в этом году, и она позвала его в каюту, чтобы он рассказал ей о городе. Но от него она узнала только то, что в городе водились деньжата, и что население увеличилось с нескольких сотен до почти двух тысяч, почти в пять раз за прошлый год. Губернатором был некто Жан Батист ле Мойен, сеньор де Бьенвилль. Он извлек полезный урок из того, как Джон устроился на Миссисипи, и сумел получить немало хороших концессий от французской королевской власти. В город стекались деньги и товары, не менее трех кораблей в неделю прибывали в порт и привозили рабов и прочий ценный груз.
Уже был конец лета, когда «Черный дрозд» вошел в устье огромной реки Миссисипи. Он остановился в заливе с британским флагом на мачте, чтобы осмотреться. Общий вид местности не особенно располагал к себе. Маленькие островки, расположенные в дельте реки, были покрыты пышной, нетронутой растительностью, а побывавший в Новом Орлеане матрос рассказывал, что до нового поселения всего шесть или восемь лиг. Пиратке эта местность казалась ловушкой, и ей не хотелось совать шею в петлю, особенно во французскую. Мэри все еще казалось, что она сумеет избежать этой общей для всех пиратов участи, она все еще верила, что сумеет посмеяться над виселицей.
Рид поставила на носу двух матросов с лотами и медленно двинулась вперед. Мэри была так осторожна и так боялась западни, что велела всем оставаться на своих местах, но пока спрятать оружие. Ей понадобилось два с половиной дня, чтобы добраться до города, и когда она увидела его, то коротко и резко рассмеялась. Вряд ли стоило нападать на него.
Ей тут же нанес визит сеньор де Бьенвилль, которого интересовала цель ее поездки, а также груз и судовые документы.
— Я пришел торговать, милорд. Что вы продаете или меняете? — В глазах пиратки светился хитрый огонек.
— Значит, вы англичане! — произнес де Бьенвилль. — Кое–кто из ваших матросов смахивает на настоящих пиратов. Прошу вас, сэр, выпускать их на берег небольшими партиями. Мы не в состоянии принять много гостей сразу.
— Хорошо, мне и не надо много человек на берегу, — ответила пиратка. — Скажем, треть.
— Мерси, месье. Если у вас будет время, я буду счастлив показать вам наши лавки, — предложил губернатор.
— Меня бы вполне устроило сейчас, — ответила Мэри. — Я возьму с собой нескольких сопровождающих.
— А ваши бумаги? — Это было сказано чрезвычайно вежливо.
— Ах, да, бумаги. Пройдите сюда, милорд губернатор.
Мэри провела его в свою каюту, кликнув по дороге двоих своих самых крепких ребят, предложила де Бьенвиллю садиться и велела подать вина, а потом сама уселась за столом.
— Принесите мне, — приказала она здоровякам, — вон тот сундучок. Поставьте его на стол, осторожно.
Когда тяжелый сундучок оказался на столе, она отперла крышку и резко перевернула его. На стол хлынул поток золотых луидоров, они падали на пол, катились и звенели. Де Бьенвилль, человек богатый по рождению, никогда еще не видел столько золота сразу. Мэри Рид поклонилась и с улыбкой произнесла:
Да, милорд, я вижу, что мы с вами говорим на одном и том же языке. Это — то, что заменит любые бумаги таким людям, как мы с вами.
Глаза де Бьенвилля блеснули. Он забыл об обязательных документах, забыл о присущем ему чутье на опасность. Он мог так много продать владельцу этого корабля неизвестного происхождения, который привез золото его страны.
— Если месье пожелает воспользоваться моей шлюпкой, мы можем немедленно приступить к делу.
Пиратка позвала с собой мужа и двоих самых приличных на вид мушкетеров. Велев матросам ждать ее на корабле, она переоделась в самый лучший костюм. Потом она спустилась в лодку де Бьенвилля и отправилась в город.
Мэри увидела, что это поселение расположено удачнее, чем ее деревня на Большом Кайкосе, и в нем много добротных домов, а склады гораздо больше, чем это требуется небольшому городу. На набережной на западной стороне реки стояли столы в тени пальм. Там пиратка уселась, и городские торговцы, почти все такие же устрашающие на вид, как и ее свита, принесли ей товары, в основном меха и пресноводный жемчуг. Мэри много расспрашивала торговцев прежде, чем отпустить их, и обратила внимание, что де Бьенвилль, говоря о ней купцам, начинал с того, что «у капитана полно луидоров». С трудом объясняясь по–французски, она сообщила купцам, что она католичка и что ей нужны хорошие товары, которые можно выгодно продать в Англии и колониях. Они уверили ее, что у них самые выгодные цены, и она попросила ночь на раздумье. Такому богатому покупателю они ни в чем не могли отказать; пусть думает столько ночей, сколько пожелает.
— Я хотела бы осмотреть ваш город, милорд губернатор. У меня тоже есть поселение, но не такое большое, как ваше. Мое расположено на Багамах, где милорд Вудс Роджерс пытается изображать из себя губернатора.
— Конечно, месье, мы будем счастливы показать вам Новый Орлеан.
В городе было несколько таверн, банк, лавки, базары, склады и вездесущие шлюхи.
— Моим матросам здесь понравится. Сегодня вечером я разрешу сойти на берег двадцати ребятам. Они немного грубоваты на вид, но в основном они просто слишком шумные. Не обращайте на них внимания, когда они будут развлекаться, милорд.
— Да у нас своих таких полно, — значительно ответил де Бьенвилль. — Я не боюсь, наша городская стража сумеет справиться даже с самыми буйными.
Мэри Рид внимательно рассмотрела все интересные и представлявшие наибольшую ценность места в городе, расположение банка, лучшие базары и лавки. У нее уже начал появляться план спустить на берег столько матросов, сколько ей позволят, и по условленному сигналу атаки пушки «Черного дрозда» мгновенно положат конец любому сопротивлению. Она набрала матросов среди испанцев и португальцев, потому что надеялась, что их ненависть ко всему французскому сделает их весьма агрессивными. Она решила захватить пару богатых базаров, банк и рабовладельческий рынок. Больше в городе не было ничего ценного для пиратов, не считая нескольких складов с мехами.
На борту «Черного дрозда» Мэри изложила свой план, указала различные объекты нападения, объяснила, откуда должны начинать атаку матросы на берегу и где им надо дожидаться лодок с корабля, которые отвезут их обратно.
До наступления темноты два человека подгребли к «Черному дрозду» и поднялись на палубу. Они спросили капитана и, когда их провели в ее каюту, сообщили Мэри Рид, что их прислал сеньор де Бьенвилль и что он послал их сказать, что все ограничения на количество матросов, которые могут сойти на берег, сняты.
— Мы пришли к выводу, — сказал один из них, — что сможем принять всю команду. На самом деле, мы бы очень этого хотели; мы хотели бы принять наших друзей так, как они заслуживают. Вы, сэр, наш первый английский покупатель. Месье ле Мойен убедил нас отбросить все сомнения и приветствовать наших английских друзей. А вас губернатор приглашает на ужин в «Веселую красотку».
Говорящий поклонился и отступил на шаг. В этот момент Эдвин, и Мэри Рид должна быть очень благодарна своему мужу за это, выступил вперед и предложил, чтобы почетный прием был перенесен на следующий вечер, по крайней мере, вечеринка с капитаном. Сегодня в город сойдут почти все матросы, но многие из них вынуждены будут остаться на корабле, потому что они могут понадобиться.
Посланные удалились, сообщив, что за местными торговцами посланы гонцы и что многие смогут задержаться здесь всего на один вечер, после чего им придется вернуться на свои плантации и к своим лесам на рассвете, но раз уж нельзя принять капитана как следует, то они постараются, чтобы команда ни в чем не знала отказа. Уже у поручней, перед тем как спуститься в шлюпку, они привели последний и самый убедительный, с их точки зрения, аргумент:
— Будет много французских девушек, а мы знаем, что английские моряки их очень ценят.
— Смотри–ка, девочка, — произнес Эдвин, когда посланные покинули корабль, — что, по–твоему, значит это приглашение?
— Ничего, любимый, просто французы увидели, как блестит наше золото. Они из кожи вон лезут, чтобы угодить нам.
— Ты права, девочка. Они увидели, как блестит наше золото, и я прошу тебя, будь настороже. Я останусь на корабле. Я чую подвох.
— Брось! Чем нам может угрожать кучка несчастных французов? Но если ты останешься на борту, то и я останусь.
Число покидающих корабль матросов было увеличено до сорока, и им были даны те же инструкции. Они должны были собраться в одной точке наверху города и по сигналу броситься в атаку на Новый Орлеан. Позже подойдут шлюпки и заберут их обратно на «Черного дрозда».
Стемнело, и отобранные для нападения на суше люди расселись по шлюпкам и отправились на берег. Там их приветствовали жители, высоко поднимавшие факелы, чтобы осветить им дорогу. Мэри и Эдвин наблюдали за происходящим и ничуть не удивились, когда не заметили на берегу губернатора; вряд ли в его обязанности входило встречать матросов. Они узнали тех посланных, которые приходили утром, и других известных в городе людей.
Когда пробило две склянки, то есть девять вечера, одна из пушек по правому борту «Черного дрозда» выпалила по городу. Это был сигнал, ни одно здание в городе не пострадало, и с капитанского мостика ей было видно, как ее люди выскакивают из таверн. Но, похоже, не одна она подала сигнал. Впереди раздался крик, жуткий крик человека, которого зарезали прежде, чем он успел оказать сопротивление.
Раздался вопль:
— Спускай сходни!
Мэри велела свистать всех наверх. Слишком много людей толпилось на борту, и схватка была слишком короткой, значит, в ней участвовало много людей. Выхватив саблю и приказав мужу и рулевому следовать за ней, Мэри бросилась на палубу и вступила в бой. Ее клинок разил направо и налево, рубя головы неприятелей. В смутном свете корабельных фонарей трудно было отличить друзей от врагов.
— Канониры по левому борту, по местам! Заряжай и пали куда попало!
Полдюжины матросов отделилось и бросилось к пушкам выполнить приказ капитана. Через мгновение Мэри услышала канонаду, грохот залпов, которые немногие из оставшихся у нее канониров выпустили по городу. Но ее сабля не знала устали; она расчищала себе дорогу, разя всех на своем пути, не разбирая, друг это или враг, раз он оказался перед ней. Рядом она услышала знакомый голос:
— Неплохая работа, детка. Еще одна атака, и мы сбросим их в грязную воду.
— Вперед! — завизжала она. И первая подала пример.
Кто–то из французских поселенцев уже слышал о пиратке и закричал своим товарищам:
— Женщина! Пиратка!
Этого было достаточно, и они поспешно стали прыгать через поручни в Миссисипи. Крик был повторен на берегу, и пушка на набережной начала беспорядочную пальбу по «Черному дрозду».
— Поднять якорь, — скомандовала Мэри Рид и бросилась наверх, чтобы поднять единственный якорь, который удерживал «Черного дрозда» на месте.
Кабестан заскрипел, и через минуту корабль дрейфовал по течению. Без лоцмана она тут же села на мель, даже десяти минут не прошло. Но корабль уже обогнул излучину, схватка кончилась, «Черный дрозд» оказался вне досягаемости выстрелов. Принесли еще лампы и сбросили за борт мертвых, своих и неприятеля. Перекличка экипажа показала, что из сорока матросов, оставшихся на борту, двадцать погибло, а восемь были так тяжело ранены, что не могли драться. Мэри Рид решила, что возможная добыча не стоит того, чтобы продолжать драку, поэтому она уселась на капитанском мостике в ожидании рассвета.
Охватившую ее ярость трудно описать словами. Она винила себя, что привела людей в такое опасное место, что решила атаковать город, не разузнав, что за люди в нем живут; но она так и не поняла, что же произошло. Пиратов не обманули, и они не приплыли в воровской притон под маской добропорядочного города. Они просто стали жертвами банды грабителей, которые использовали запланированную церемонию встречи и празднования как прикрытие для нападения на богатых купцов. Они призывали на подмогу людей сомнительной репутации, один из них и узнал пиратку и некоторых ее людей. Известие о празднестве собрало в городе более ста человек, которые были немногим лучше пиратов, и они собирались накормить пиратов тем блюдом, которым те привыкли потчевать сами.
Де Бьенвилль, почтенный человек, не участвовал в этом набеге; его срочно отозвал на плантации человек, который был в сговоре с бандой. Но даже если бы
Мэри знала об этом, это не ослабило бы ее жажды мести.
«Черный дрозд» сидел на грязной отмели, и с капитанского мостика казалось, что кораблю не сойти с этого места, пока он не сгниет. Приказав матросу бросить линь, Мэри сама обследовала отмель и обнаружила, что корабль легко столкнуть обратно на глубокое место. Это заняло почти час, и ее гнев только возрастал с каждой минутой.
Когда рассвело, Мэри принялась вглядываться в смутную дымку в поисках матросов, которые остались на берегу. Никого не было видно, и она уже собралась отправить на их поиски шлюпку, когда Эдвин показал ей человека на берегу, который размахивал руками, чтобы привлечь их внимание. За ним выслали шлюпку. Это был один из людей Ситцевого Джека Рэкхэма, и он поведал им грустную историю.
Все сорок человек, которые остались на берегу, были либо убиты, либо взяты в плен, все, кроме него. Они выполнили приказ и по сигналу прямиком направились к банку и сломали двери; но если там когда–то и было золото, то его вывезли. Тогда они отправились на базар, который им велели разграбить, но и он оказался пуст. А когда люди дошли до «Веселой красотки», то оттуда вывалилась толпа охотников. Их было более ста пятидесяти человек, и они перерезали всех матросов, словно тростник рубили. Только ему каким–то чудом удалось ускользнуть. Этот ад продолжался полчаса, он и представить себе не мог, что такое бывает.
Благородный Эдвин отправил матроса спать, дав ему вначале добрый стаканчик чистого рома. Он сообщил жене, что на борту осталось примерно двадцать человек; вряд ли они сумеют отбить целенаправленную атаку. Но Мэри его не слушала.
Пиратка предвидела, что когда–нибудь она проиграет; она слишком часто играла, чтобы понимать, что не может выигрывать каждый раз, когда швыряет кости. Но поражение от банды голодранцев–французов, грязных воришек, которые были слишком трусливы, чтобы открыто заниматься пиратством, которые сидели и поджидали жертву, а потом нападали на нее под покровом тьмы, это уж слишком. У нее не было иллюзий относительно своих собственных поступков; она сама грабила, и так же поступали и ее люди, но они нарушали закон отважно и открыто. Они сражались, не прятали оружие и сразу давали понять жертве, что ее ждет.
Мэри легла в дрейф к югу от нового города и принялась реорганизовывать свои силы. Вначале она хотела разграбить поселение и забрать все, что представляет ценность для нее и команды. Но сейчас она жаждала отомстить за бесцельную гибель своих людей; кроме грабежа будут еще убийства и изнасилования. Она сожжет город.
Эдвину она сказала:
— Они перевезли золото из банка ради безопасности. Теперь они отбили нашу атаку и вернут его обратно. Ты меня понимаешь?
Благородный Эдвин понимал. И он принялся подсчитывать силы изрядно потрепанной команды корабля. Двадцать боеспособных матросов! Двадцать матросов против пяти сотен жителей. Это невозможно. Даже если действовать с ошеломляющей неожиданностью. Но если его жена хочет, то она все равно так и сделает.
Мэри отвела «Черного дрозда» на глубину и спрятала в полумиле от поселения. Оставив корабль под командованием мужа и взяв с собой пятнадцать человек, она высадилась на грязный берег. Там она повела свой маленький отряд в обход города, и до рассвета они оказались на его северной окраине. Пиратка хорошо знала своих людей, и прежде, чем послать их грабить поселение, она раздала им тройную порцию рома.
— Сорок отличных моряков и добрых товарищей погибли от рук этих поганых французов. Вначале мы пробьемся к банку, захватим золото, а потом вернемся на судно. Убивать любого, кто осмелится мешать нашим замыслам. Убивать всех, кто окажется в пределах досягаемости ваших клинков. Вперед за Черным Питером.
Пираты бурей набросились на город, в котором уже погасли все огни. Лишь немногие жители еще бодрствовали, охотники вернулись в леса. Те, кто не спал, в основном сидели в «Веселой красотке». Люди пиратки рубили всех, кто попадался им на пути. Но они обнаружили, что банк был все еще пуст, как и большинство базаров. Только таверны были открыты.
Упрямая Мэри сказала своим людям:
— Мы не можем потратить всю ночь, выясняя, куда они запрятали золото. Сам черт не поймет, что на уме у француза, когда тот берется за кошелек, поэтому мы направимся в поселок рабов и вытащим оттуда всех негров. Это будет им уроком.
В это время в Новом Орлеане было более двухсот негров, и три четверти этого количества, мужчин, женщин и детей, вытащили из хижин и погнали впереди. Французы пытались оказать сопротивление, но боялись стрелять, чтобы не попасть в своих рабов. Как только кто–нибудь появлялся на глаза флибустьерам, на него набрасывались, разоружали и заставляли нести награбленное. Пираты гнали их вдоль берега, пока не добрались до того места, где на якоре стоял «Черный дрозд». Белых загнали на судно, а черных оставили на берегу под охраной.
Когда наступил рассвет, Мэри Рид спустилась на берег рассмотреть своих пленных. Потом она велела вывести на палубу белых пленных, десять мужчин и шесть женщин. Женщины, кроме одной, оказались проститутками, и их тут же использовали по назначению. Единственная честная женщина оказалась женой одного из захваченных мужчин, немца, который производил впечатление состоятельного человека. Пиратка коротко изложила ему свои требования.
Она пришла за золотом, и она его получит. Чертовы французы запрятали его в лесу, а у нее нет времени искать его. Она продаст им захваченных рабов по десять луидоров за голову, белых по сто луидоров, и торговлю можно начинать прямо сейчас. Муж должен был отправиться на берег для переговоров, и Мэри была уверена, что ради своей фрау он постарается.
— Но, майн герр, — воскликнул тот. — Клянусь, что в городе нет столько денег.
— Ты слышал мои условия. Отправляйся и перескажи их губернатору, и скажи, что я тороплюсь. За каждый потраченный зря день я буду добавлять по луидору за черного и по десять за белого. Быстрее. Даю честное слово, что ни один матрос из моей команды не покусится на твою жену.
— Йа, майн герр! Я бегу.
— Минутку. Если вы попытаетесь хитрить или отобрать пленных силой, то я расстреляю их из пушек. Давай.
Мужчина перевалился через борт, спрыгнул в шлюпку и погреб к берегу.
— Любимый, — сказала Мэри Рид своему мужу, — ты говоришь на их языке, поэтому вести переговоры придется тебе. Постарайся заключить выгодную сделку. Тех черных, кого они не смогут выкупить, мы возьмем на корабль, и они будут помогать нам. А теперь пойдем сюда в тень, и поцелуй меня.
Благородный Эдвин сделал то, о чем его просили.
— Ты выбрал себе простую женщину, но и ей нужна любовь.
— Это верно, дорогая. Но я не променял бы тебя даже на самую благородную женщину во всей Англии. Ты лучше всех, и я рад, что ты у меня есть. — Он снова поцеловал ее, но она резко оттолкнула его.
— Ты меня волнуешь, а сейчас я этого не хочу. Скорее договорись обо всем и спускайся ко мне в каюту.
К полудню на отмели появилось несколько жителей поселения, но де Бьенвилля среди них не было. Эдвин спустился на берег и кратко изложил требования пиратов. Он указал на «Черного дрозда» и обратил внимание на заряженные пушки по правому борту.
— Не пытайтесь обмануть нас, друзья. Капитан Рид и так расстроен гибелью своих людей, поэтому он с удовольствием вернется и разнесет весь город на мелкие кусочки.
Вся эта история, о которой обычно умалчивают.
кончилась тем, что Мэри Рид отплыла к дельте реки с одиннадцатью тысячами луидоров и несколькими десятками негров, которые вели «Черного дрозда».
III
Ситцевый Джек Рэкхэм приветствовал Мэри Рид громким хохотом. Так, так, значит, из тех матросов, что он ей одолжил, она возвращает только одного, который сумел вовремя убраться с поля боя.
— Ты организовала храбрую вылазку, детка, но с пиратством покончено. Гораздо лучше сойти на берег, и пусть денежки сами на тебя работают. Вон стоит «Злой», он готов хоть завтра отплыть, и я хотел попробовать добраться до твоего поселения. Испанцы здесь объединились с англичанами, и лучше бы нам было убраться отсюда.
— По–моему, ты трусишь, Рэкхэм. Я собираюсь набрать новую команду и осмотреться. Пока тут осталось достаточно богатых купцов, с которыми я еще не познакомилась поближе.
— Помнишь, как ты похвалялась, что виселица не для тебя? Мне кажется, что сейчас ты суешь шею в петлю, которая уже затянута.
— Нет, веревка не для меня. Мне нужна новая команда. Могу я набрать ее здесь, или мне придется плыть на Пиньос?
— Бери, кого хочешь, детка. Чем меньше народу нам придется кормить, тем лучше.
Но пиратка не смогла набрать новую команду в Пуэрто–Принсипе. Люди Ситцевого Джека с комфортом устроились на берегу, они взяли себе в жены метисок, обосновались своими домами и завели ребятишек, которых становилось все больше.
— Твоя хваленая команда заплыла жиром, Рэкхэм, я иду на Пиньос.
При этом известии в ее собственной команде началось волнение, не открытый мятеж, но недовольство и ворчание. Люди хотели вначале зайти на Большой Кайкос, а не поворачивать обратно. Они были категорически против того, чтобы большинство их команды составили отщепенцы с Пиньоса. Во–первых, требовали они, давайте наберем людей на Большом Кайкосе. Пиратке пришлось согласиться, но при условии, что сама она останется в Пуэрто–Принсипе. Она не собиралась появляться в поселении после разразившейся в Новом Орлеане катастрофы. Она вернется с триумфом или не вернется вообще. Она упаковала свои вещи в яркий кожаный сундучок с оловянными застежками. Туда она положила свои лучшие костюмы и деньги, которые могут ей потребоваться на необходимые расходы; потом она передала «Черного дрозда» и хранящиеся на его борту сокровища благородному Эдвину и перешла на борт «Злого», где ей выделили каюту рядом с каютой Энн Бонни. Энн уже перестала ревновать; она была на пятом месяце и теперь уже не сомневалась в преданности своего любовника. Мэри стояла на капитанском мостике своего прежнего судна и смотрела, как ее горячо любимый «Черный дрозд» выходит в море.
Не успел еще он скрыться из виду, как приплыли какие–то метисы в каноэ и сообщили Ситцевому Джеку, что неизвестный английский фрегат направляется вдоль побережья к западу. Рэкхэм мог считать себя в безопасности, если неприятель не знал о его убежище; его корабль мог спокойно стоять на своем месте, и его не обнаружили бы даже самые любопытные. Но если о его тайном убежище стало известно, то он оказывался в западне, из которой был один выход — бежать на сушу. Но слишком много пиратов погибло в кубинских джунглях, и суша не манила к себе разбойников. Посоветовавшись с Мэри Рид, Рэкхэм решил бежать. «Злой» — быстроходный корабль, его недавно привели в порядок; на всех парусах он сумеет обогнуть Кокосовый мыс до приближения фрегата.
Были подняты все паруса, все матросы заняли свои места и были готовы к любому обороту событий. Что бы ни случилось, «Злой» не сдастся. До мыса было пять лиг, там они встанут на якорь в бухте и подождут до утра, а на рассвете бросятся наутек, пронесутся мимо побережья Багам, пройдут по Флоридскому каналу, обогнут острова и пойдут вниз на Кайкос. Когда стемнело, они начали действовать по задуманному плану. Были расставлены дополнительные наблюдатели, чтобы сообщать о всех замеченных огнях, но ничего подозрительного не было видно.
Когда на Карибах рассвело, ужас охватил все сердца, потому что в проходе, закрыв дорогу «Злому», стоял военный корабль с восемьюдесятью четырьмя пушками. Пушки по левому борту были нацелены на пиратский корабль, команда была наготове. Раздался выстрел, ядро просвистело над палубой пиратского корабля, но ответного выстрела не последовало. Посовещавшись, Рэкхэм приказал поднимать якоря и ставить паруса; он кричал, что все–таки попробует прорваться. Либо он выберется отсюда, либо они умрут. Он взглянул на двух женщин и приказал Энн Бонни идти в свою каюту.
— Я позову тебя, девочка, если придется высаживаться в лодки, — сказал он ей.
Мэри Рид он сказал:
— Вон там висит твоя петля. Возьми на себя командование пушками и не позволяй канонирам расслабиться. Мы им не дадимся, пока цел наш корабль. — Он улыбнулся, но веселее от его улыбки не стало.
Задача «Злого» была убежать, а задача «Бесстрашного», приписанного к военному флоту Британии, — помешать этому. Ситцевый Джек поднял черный флаг и сам встал к рулю. В ответ на это неприятель открыл огонь и начал маневрировать, чтобы подойти поближе и зацепить врага; королевский капитан хотел захватить и пиратов и корабль. Пушки «Злого» выстрелили, но в ответ раздался залп орудий фрегата, имевший печальные последствия для пиратов. Мэри Рид понукала канониров быстрее перезаряжать, но точность выстрелов противника начисто выбила из них боевой дух.
— Давай, заряжай, огонь! Быстрее! Неужели от пары залпов у вас уже поджилки дрожат от страха? Заряжай! Огонь!
Она выкрикивала команды, стараясь своей яростью подбодрить матросов. Но после каждого залпа фрегата замолкала одна или больше из ее пушек.
Взглянув в сторону, чтобы увидеть, не будет ли других приказаний от Рэкхэма, Мэри был поражена, увидев, что Черный Питер упал на палубу. Только потом она узнала, что флаг не был спущен, просто веревку перерезало выстрелом.
— Готовсь отразить атаку, — крикнула она, выхватив пистолет и саблю.
Где же Рэкхэм? Его больше не было видно на капитанском мостике, и Мэри, решив, что он убит, бросилась туда, чтобы занять его место, не переставая выкрикивать команды матросам на палубе. Когда она добралась туда, то застала там Энн Бонни с охапкой пистолетов и саблей в руке.
— Да, детка, мы им зададим жару. — Две женщины хотели пожать друг другу руки, но в руках у них было оружие. — Плечом к плечу, и нас не сумеют взять живыми.
Но команда «Злого» не оказала ни малейшего сопротивления нападающим. Королевские солдаты заполонили палубу и лестницу, ведущую на капитанский мостик. Мэри и Энн палили из пистолетов и отшвыривали солдат, но их место занимали другие; когда кончились патроны, они взялись за сабли. Выпад, парирование, снова выпад. Мэри считала удары. Вот с ней дерется мужчина — мечта любой женщины, красивый парень, джентльмен и хорошо владеет саблей, но сейчас нет времени на любовь и свидания. Вот он упал с пробитой головой, и еще один искатель неприятностей занял его место. Не успел он еще сказать «привет», как его грудь окрасилась кровью, и он грузно осел на ее клинок, вцепившись в него обеими руками. Не успела она вытащить клинок, как остальные набросились на нее, повалили на палубу и разоружили.
— Это девка, — крикнул один, держа ее за плечи, — клянусь, это женщина.
— Да, — ответил другой, — пиратка, капитан Баттонс Рид с «Черного дрозда». А где другая, на которой было женское платье?
— Там, у шлюпок. Приведите ее! Такая добыча порадует губернатора. А где Ситцевый Джек, глава шайки?
— В трюме. Нам понадобятся дымовые шашки, чтобы выкурить его оттуда.
Энн и Мэри держали крепкие руки, а солдаты на палубе решали, как им выкурить наружу Рэкхэма и матросов. Мэри молчала, поглядывая, не будет ли шанса перепрыгнуть через поручни и сбежать; Энн грязно ругала всех и каждого.
— Да, ну и храбрецы! Я виду, что вы просто … Да. Отличные … и правда. Эй ты там, с золотым кружевом, ты, наверное, адмирал или капитан этой шайки, судя по твоей … одежде!
Понадобилось более полудюжины дымовых шашек, чтобы команда «Злого» появилась на палубе с поднятыми руками. Их собрали вместе, и теперь Энн ругала не захватчиков, а своего трусливого любовника.
— Отважный Джек Рэкхэм, герой, участвовавший в тысяче сражений, да, сражений в постели с девками. Да, мой бравый Джек. Теперь у твоей шеи будет новый воротник, как раз тебе по размеру, готова поклясться.
Пленных перевели на «Бесстрашного» и выстроили перед командующим. Мэри Рид, которую сочли главной зачинщицей, Энн Бонни и Ситцевого Джека Рэкхэма было приказано доставить в Порт–Ройал на Ямайку и судить там. Остальных на месте признали виновными и вздернули на реях, всех шестьдесят четырех матросов, а их жен–метисок и ребятишек отправили на берег без гроша.
— Такая участь ждет всех мерзавцев, — сказал офицер, сопровождавший оставшихся пленных в лазарет. — Такая же участь ждет вас в Порт–Койале.
— Говори, что хочешь, — ответила Мэри. — Я всегда говорила, что виселица не для меня, и не собираюсь отступаться от своих слов.
В Порт–Ройале троих пленных провели по всему городу, а потом отвели в крохотную тюрьму у воды, и там Мэри и Энн заперли в одну камеру, а Ситцевого Джека в другую. Из ее камеры Мэри было видно и море, и виселицы, на которых повесят ее и ее товарищей. Британское правосудие превыше всего; поэтому сначала их будет судить королевский судья, хотя приговор уже известен заранее; судья всегда приговаривал к смертной казни, жалость была ему неведома. Отчеты о судебных процессах отправлялись в Лондон, и если станет известно, что он оправдал хотя бы одного обвиненного в пиратстве преступника, не важно, виновен он или нет, то его потребуют к ответу и вынудят передать суд в ведение менее милостивого судьи.
Состоялся допрос. Джек Рэкхэм отвечал на все вопросы, признал свою вину, но утверждал, что обе женщины не были пиратками, а были просто его любовницами. Но только в случае с Энн Бонни это можно было принять во внимание. Мэри Рид отказалась отвечать на вопросы.
— Очень хорошо, мадам, — учтиво произнес королевский советник, — но не беспокойтесь, мы найдем способ развязать ваш язык. Вначале я повешу остальных, а к вам мы вернемся потом.
Мэри Рид доставили в суд, и там она выслушала, как Ситцевого Джека Рэкхэма объявили виновным по его собственному признанию; вместе с ним к виселице приговорили и Энн Бонни. Судья, краснолицый, в парике, заставил их встать и с высоты своей кафедры взглянул на них и громко прочел приговор.
— Вы грабили вместе, спали вместе, а теперь волей всемогущего Господа будете висеть вместе. Я приговариваю вас обоих к смертной казни через повешение. И пусть Господь сжалится над вашими душами.
Но Энн Бонни дали отсрочку из–за беременности.
Когда она в последний раз прощалась со своим любовником, он умолял ее сказать ему хоть слово на прощание, слово, которое он унесет с собой в могилу.
— Нет, Джек. Ни слова. Потому что, если бы ты сражался, как мужчина, то не пришлось бы тебе подыхать, как собаке.
На следующее утро тюремщик вошел к Мэри Рид и принес ей записку от человека, которого сегодня казнят. Он просил у нее крону, монетку, чтобы заплатить палачу. Она раскрыла кошелек и послала ему одну, две, три монетки и просила передать, что она жалеет о нем.
— Но, — добавила она, — это почтенная смерть, и она подходит настоящему мужчине.
Позже она увидела, как мимо ее окна проехала маленькая тележка с Джеком, тюремщиком и монахом–доминиканцем. На нем был лучший костюм, хотя он знал, что после смерти все его имущество достанется палачу. Маленькая тележка проехала к началу верфи на мысе виселиц и остановилась под перекладиной. Тюремщик накинул петлю ему на шею, монах еще несколько секунд шептал молитвы, а потом сошел. Палач, видя, что все готово, резко хлестнул лошадь, и яркие бриджи задергались в воздухе, тело дернулось два или три раза и повисло неподвижно.
Мэри Рид отвернулась от окна, но ее даже не подташнивало от этого зрелища. Зря она хвасталась, что виселица не для нее. Два часа спустя она, глядя в то же окно, видела, как палач, уже в костюме Ситцевого Джека, отправился в таверну. Там он за выпивкой расскажет, как умер известный пират, и будет повторять свой рассказ каждому, кто угостит его стаканчиком, пока не надерется так, что и говорить не сможет. А через несколько дней он, наверное, будет носить ее старые кожаные штаны и рассказывать, что не каждый день выпадает повесить бабу. Но если ей и не уйти от виселицы, она все–таки сможет обмануть палача.
Энн Бонни не вернулась в тюрьму. В те дни женщины часто объявляли себя беременными, чтобы избежать смертной казни. Но Энн действительно ждала ребенка, и кончено.
Почему королевский советник решил повесить Мэри Рид отдельно? Может, он хотел устроить жителям Порт–Ройала дополнительное развлечение? Это так и осталось неизвестным, но отсрочка могла быть вызвана тем, что она отказалась признать свою вину и не просила помиловать ее по беременности, хотя ей была предоставлена возможность сделать это.
V
Мэри подружилась с женой тюремщика, славной женщиной, которая относилась к ней с пониманием и всегда была готова оказать услугу своей известной пленнице. Целыми днями жители Порт–Ройала приходили к тюремным окнам и разглядывали пиратку, обсуждали ее молодость, ее одежду, поднимали детей повыше, чтобы они потом тоже могли похвастаться, что видели знаменитую пиратку в тюрьме. Ее предстоящая казнь уже будоражила все умы, и королевский прокурор, жаждавший получить награду или продвижение по службе после этого зрелища, собирался обставить казнь как можно пышнее.
Единственным свидетельством против Мэри Рид было заявление команды «Бесстрашного», которая рассказывала, как она сражалась, убила и ранила много их товарищей до того, как ее удалось взять в плен. Но ведь Энн Бонни, которая была виновна в том же, избежала наказания, потому что была беременна. К тому же в пользу Мэри говорило то, что Ситцевый Джек принес клятву, что Мэри Рид — всего лишь одна из его любовниц, а ведь трудно повесить женщину за то, что она влюбилась в такого галантного кавалера.
В Порт–Ройале обычно было принято, чтобы при допросах присутствовали свидетели, но Бартоломью Ламли, королевский секретарь, не собирался позволить кому–либо усомниться в правильности его приговоров. Каждый день он один приходил в камеру Мэри Рид и пытался убедить ее признаться в своих преступлениях. Он даже рискнул пообещать ей более мягкий приговор, если она признается, что занималась пиратством и силой захватила корабль.
Но та отказалась давать показания, отказалась вообще говорить о своем прошлом. Она всей душой хотела только одного — еще раз услышать о горячо любимом «Черном дрозде» и его штурмане, своем муже. Но о них обоих ничего не было слышно, так что в Порт–Ройале уже стали поговаривать, что и корабль и команда погибли в морских волнах.
Мистер Ламли почти отчаялся получить признание. Хотя он и знал, что судья все равно приговорит ее к смертной казни, он все же распорядился доставить Мэри Рид в пыточную камеру. Она героически выслушала это распоряжение, так как только по слухам знала, что такое пресс или дыба. Но королевский советник уготовил для нее и еще кое–что.
В пыточной камере, расположенной прямо над ее темницей, девушку швырнули на пол, растянули руки и ноги до предела и привязали к кольцам, вделанным в пол. Потом на нее положили доску, а сверху придавили двумя камнями. Каждый раз, когда на доску клали еще камни, ей давали возможность дать показания. Когда у нее уже не было сил выносить тяжесть груза, она потеряла сознание. В себя она пришла только в своей камере.
На следующий день королевский советник пришел к ней и принялся объяснять, как устроена дыба; когда выяснилось, что его красочное описание этого пыточного инструмента не заставило ее развязать язык, ее снова отвели в пыточную камеру и подняли на дыбу, пока природа снова не взяла свое, и Мэри снова не потеряла сознание. Но мистер Ламли все еще не был удовлетворен. И он вытащил из пыльного угла «дочку мытаря», устройство, прямо противоположное дыбе. В этой сферической машине Мэри каталась, словно мячик, а составные части этого устройства постепенно сжимались, пока она не стала визжать от боли.
Но признания от нее так и не добились, она не признавала, что была пираткой, что вообще имела какое–то отношение к джентльменам удачи. Ей понадобилось три дня, чтобы прийти в себя после «дочки мытаря», а потом ее свалила лихорадка.
Чтобы подбодрить ее, жена тюремщика рассказала ей новости о «Черном дрозде». Корабль и его команда были захвачены Вудсом Роджерсом, команду немедленно повесили, всех, кроме капитана, который дал показания, что его заставили занять эту должность после того, как взяли в заложники. И сейчас он в тюрьме ждал, пока команда корабля Вест–Индской компании подтвердит его рассказ.
«Значит, так, — подумала пиратка. — Ее муж, настоящий мстительный и злобный пират, не хуже других, когда его приперло, нашел уловку и думает только о себе. Он воспользуется своим благородным происхождением и спасет свою шкуру». Жена тюремщика рассказала, что он также требует половину сокровищ на борту корабля, утверждая, что содействовал захвату «Черного дрозда». Позже, хотя Баттонс уже не смогла узнать об этом, он возглавил экспедицию против поселения на Большом Кайкосе.
Пиратка была в жестоком приступе лихорадки, когда ее доставили в суд, и она была сильно раздражена. Она стояла перед кафедрой и язвительно отвечала на вопросы его чести судьи.
— Почему, женщина, ты занялась пиратством? — спросил судья.
— Я не говорила, что я пиратка, — отрезала она.
— Ты знаешь, что за пиратство полагается виселица.
— Не думаю, что виселица — это такая уж большая неприятность. Ее боятся, и правильно, потому что иначе каждый трус становился бы пиратом, а в море это не годится, там нужны только смелые люди.
Его честь избрал другую тактику. Он жестко, почти свирепо спросил:
— Почему ты, женщина, явилась сюда в мужской одежде? Это оскорбление благородному суду.
— Это не оскорбление. Я всегда хожу в этой одежде.
— Мне кажется, я должен приказать переодеть тебя в одежду, более подходящую для суда.
Наверное, из–за лихорадки она стала еще более раздражительной.
— Делайте свою работу, приговаривайте меня к виселице, милорд.
Мэри выкрикнула последнюю фразу, и судья тоже потерял терпение. Забыв о том, как будет выглядеть отчет, он прошипел, что ее повесят, а когда она сдохнет, ее тело оставят на солнце, пока оно не иссохнет, и «да проклянет Господь твою развратную душу».
Пиратка даже не дрогнула. Она повернулась и взглянула в лицо тюремщику, а тот по знаку судьи отвел ее обратно в камеру.
Там ее встретила жена тюремщика в слезах.
— Ах, дорогая моя, тебя повесят. Ах! Ах! Это очень плохо, — и она снова зарыдала.
Когда тюремщик ушел, его жена сказала:
— А теперь, деточка, послушай меня. Тебе проще всего сказать, что ты беременна. Я сделаю это для тебя. Меня попросят определить, ждешь ты ребенка или нет, и я отвечу, что да. Что скажешь? У тебя в кошельке много золотых гиней, и они тебе пригодятся, чтобы спасти твою красивую шейку.
— Нет, женщина, если я забеременела, то ребенок умрет со мной вместе. Король сделает его нищим.
И тут Мэри потеряла сознание. Жена тюремщика перенесла ее на койку и ушла, чтобы та пришла в себя. В полночь она забеспокоилась о пленнице и, войдя в камеру, обнаружила, что та все еще лежит без сознания. Жена тюремщика побежала за врачом.
Он поставил диагноз — воспаление легких. Врач напичкал Мэри Рид английской солью и оставил ее на волю судьбы. Но когда утром пришел палач, то он не смог привести ее в чувство. Тогда снова позвали врача, и в этот раз он пустил ей кровь и велел не трогать ее с места. В течение трех дней Мэри находилась между жизнью и смертью, она сгорала от лихорадки и слабела, потому что упорно отказывалась принимать пищу. Жена тюремщика, словно нянька, день и ночь сидела в ее камере.
Вечером 3 декабря 1720 года лекарь снова навестил свою пациентку и дал заключение, что он спас ей жизнь и что на рассвете ее вполне можно будет повесить в расплату за ее грехи.
Мэри Рид молча выслушала его приговор и, когда он ушел, попросила придвинуть ее сундучок к кровати. Потом она попросила, чтобы ее оставили одну.
С огромным трудом она поднялась с кровати и открыла драгоценный сундучок. Там лежал маленький кошелек с сотней гиней, не считая тех трех, которые она отдала Ситцевому Джеку Рэкхэму, чтобы его палач мог освежиться после тяжелой работы. Сверху лежали дорогие костюмы, шелковые штаны и рубашки, расшитые кружевом сюртуки и другие богатые вещи, которые подошли бы любому лондонскому щеголю. Это были лучшие костюмы, которые она отобрала на многих судах. Все это пиратка отложила в сторону и, заглянув поглубже, вытащила платья и юбки, шелковые чулки и вышитые туфли. С самого дна она достала румяна, краски и прочую косметику, редкие духи. Все это она разложила в ногах постели. Это были захваченные на кораблях наряды знатных леди.
Потом она сняла кожаные штаны, грубую рубашку из парусины, холщовые носки и грубые сапоги.
Утром появился палач с капелланом и королевскими чиновниками, чтобы объявить Мэри Рид, что «она приговорена к повешению и что ее тело иссохнет на солнце», а ее душа, по словам судьи, отправится в ад к праотцам. Но они нашли ее мертвой и одетой не так, как подобает ее полу, а в старые кожаные штаны, старую рубашку, холщовые носки и с ярким платком на голове.
В ногах ее постели валялась груда женской одежды, а сверху лежал кошелек, в котором не хватало еще трех гиней. К нему была приколота записка:
«Жене моего тюремщика. Я хотела умереть как женщина, но передумала, и я умираю так, как жила.
Мэри Рид».
Конец