Под магическим воздействием этого взгляда силы начали возвращаться ко мне. Я, превозмогая постыдную, но объяснимую слабость, сел и начал проверять свою целостность. Внешних разрушений на теле не обнаруживалось, как и следов крови и мозгов на голове. В недоумении я взглянул на своих спасителей и только тут заметил сидящих невдалеке двух потрёпанного вида джентльменов со следами истязаний на лицах синюшной расцветки. Поймав мой изумлённый взгляд, мистер Хломс, кивнув на сидящих, произнёс:
– Господин Жлобс и Джопс, собственными персонами, – и продолжил: – А это инспектор Клейстерт и сержант Мэгги Попкинс, они же сестра и брат Дралсексы.
От обилия столь неожиданной информации моя бедная голова вновь пошла кругом, и, не найдись у предусмотрительного инспектора глотка виски, я бы точно отправился в путь по известной дороге предков.
Видя моё плачевное состояние, мисс Розалинда, она же сержант Мэгги, что менее влекуще, обратилась к присутствующим со вполне разумными словами:
– Господа, – сказала она, подходя ко мне и помогая подняться, – доктор ещё очень плох, не утомляйте его разговорами. Лучше проследуем в сторожку. Кофе и капля джина не помешают нам всем.
Скоро я с помощью Мэгги и остатков инспекторского виски уже уверенно продвигался по тропе, путаясь среди не в меру разросшихся хвощей. Мистер Хломс по-мужски, но дружелюбно и ощутимо корректировал направление моего движения, а развеселившиеся собачки, со свежими подпалинами от неосторожного обращения с огнём, видимо, пекаря, предупредительно кружили возле ног, вспугивая болотную дичь.
По прибытии в Трах-Бич я забился в лихорадке и вынужден был слечь в постель с признаками бреда от нервного истощения. Мужчины с собаками под вечер отбыли в Ваучервиль-холл к сэру Гарри с докладом, я же остался на руках у Мэгги, не отходя от неё ни на шаг.
Джин и ежевечерние беседы с сержантом в постели больного, не затрагивающие криминальную тему, позволили мне уже через месяц цепко встать на ноги и быть готовым к дальнейшим сыскной и писательской деятельностям. Лечение можно было бы и продолжить, ибо Мэгги оказалась большим знатоком анатомии и физиологии, а мой индийский опыт служил хорошим подспорьем при искусных способах древнейшей терапии. Однако запасы провианта и прохладительных подошли к концу. Долг призывал к обязанностям, да и силы были на исходе. Поэтому, заколотив сторожку, мы отбыли в Лондон, так и не затронув в разговорах тему Ваучервиль-холла. Мне было как-то недосуг разъяснить сержанту полиции очевидные факты этого запутанного для несведущего человека дела. Тем более что Мэгги, занятая хозяйством и собственным мнением, не приставала ко мне с расспросами.
По прибытии в столицу, мы нежно распрощались на вокзале Ватерлоо. Я обещал Мэгги руку и сердце чуть ли не к следующей встрече, она же – хранить верность, насколько хватит сил. Ещё раз поцеловав избранницу, я поспешил на Брокер-стрит, унося в своём сердце теплые воспоминания и оставляя под ее сердцем ощутимую тяжесть, если возлюбленная оказалась права, хотя лично мне верилось в лучшее. Но такова суровая правда будней и праздников сыска. Со слабыми нервами и здоровьем здесь делать нечего!
Спустя года полтора, в суровые крещенские морозы, я сидел перед пылающим камином в нашей уютной квартире на Брокер-стрит, отдыхая после трудового для народа дня. Мой друг мистер Хломс курил трубку и проводил химические опыты, я же потягивал молочный коктейль, любезно приготовленный миссис Хватсон, и просматривал последний номер «Таймс». На глаза мне попалась заметка о сэре Гарри Пройддохе, владельце Ваучервиль-холла. Он уже заседал в парламенте и под его председательством готовился новый билль о правах ирландских квакеров. Я порадовался за политические успехи старого знакомого, а его имя, помимо воли, вновь вернуло меня памятью в далёкие дни ваучервильского расследования.
– Дорогой Шуррик, – обратился я к Хломсу, отрываясь от газеты. – Редактор «Морнинг Стар», мистер Гуго Шпингельсон, давно намекает мне о возможности публикации каких-либо воспоминаний о наших былых расследованиях. Хотя я до конца и не закончил свои наброски о Чёртбыбральских болотах, не будете ли вы столь любезны, чтобы прочесть мои черновики об этом деле и осветить некоторые тёмные, уже ускользнувшие из моей памяти, стороны его?
– Любезный Ваксон, – немедля откликнулся мой друг, пробуя какой-то реактив на вкус. – В третий раз вы пытаетесь отвлечь меня от работы своим литературным опусом, который по полёту фантазии сравним разве что с трудами барона Мюнхгаузена. Однако, – минут через десять продолжил он, приняв что-то болеутоляющее, – я в третий раз готов ответить на все вопросы, видя ваш серьёзный подход к проблеме молочных коктейлей добрейшей миссис Хватсон уже на протяжении почти что десяти дней. Тем более, что в первый раз, поднимая очередной бокал за здоровье сэра Гарри, вы опустили его на стол вместе с собой и всей нашей картотекой, пролежав затем с неделю на вытяжке. А во второй – не дослушав до конца, бросились на вокзал Ватерлоо в поисках мисс Розалинды, и вас потом месяц разыскивал весь Скотланд-Ярд. Правда, однажды вы сами изложили мне суть тех событий, перенеся их в Индию и увязав с поисками мальчика Маугли в непроходимых джунглях. Но это всё в прошлом, потому смело задавайте ваши вопросы.
Несколько обескураженный цепкой нетактичностью памяти старого друга, я вознамерился было воздержаться от дальнейшей беседы и удалиться к себе в комнату для принятия, может быть, какого-либо решения. Однако природное любопытство литератора взяло верх, и я спросил:
– Дорогой друг, так как воспоминания о мисс Розалинде с постоянством морских приливов терзают мне душу тоской неизвестности, то не изволите ли вы приподнять занавес над полицейским маскарадом незабвенной мисс и инспектора Клейстерта?
– Всенепременно, – откликнулся великий сыщик. – Однако сначала позволю себе заметить, что если бы не ваши непомерная жажда и неукротимое упрямство, вы уже после первого моего инструктажа должны были постичь цель и задачи нашего пребывания в Ваучервиль-холле.
– Какой инструктаж и иные цели, помимо спасения жизни дорого сэра Гарри? – справедливо возмутился я.
– Сэр Гарри тут ни при чём, – огорошил меня мистер Хломс. – Его визит был навеян бредовой идеей воссоединения с родственниками в Южной Америке и отсутствием материальных возможностей для достижения этой цели. И я его ещё тогда направил на истинный путь, послав подальше в департамент к моему брату Майнкафтану. И только лишь усилиями дипломатов всех рангов удалось вернуть хозяина Ваучервиль-холла в лоно церкви родного ему графства и направить его стопы в парламент через лечебницу и беспроцентный кредит.
– Тут я ничего не понимаю, – невольно вырвалось у меня.
– И не мудрено, – грустно улыбнулся Шуррик. – При вашем усердии, достойном лучшего применения, нам бы давно следовало вывесить жёлтый фонарь перед домом. А вам, как никому должно быть известно, что иные напитки пагубно отразились не только на литераторах и врачах, но и на многих полицейских чинах любого ранга.
Я очень не люблю, когда начинают обсуждать маленькие человеческие слабости в моём присутствии. Поэтому довольно резко оборвал разглагольствования сыщика на далёкую от него тему.
– Хломс! – гневно воскликнул я. – Мне не до сплетен вашего прихода! Поэтому я попросил бы вас вернуться к нашим баранам.
– Чудесно! – невесть чему обрадовался сыщик. – Вы уже склонны воспринимать критические замечания. А посему продолжим. Итак, как раз во время бредовых идей сэра Гарри, в Йолкпалкинской каторжной тюрьме, что на противоположной стороне Бредбрехских болот, намечалась амнистия в связи с близящимися именинами одной из царствующих ныне особ. И в этой праздничной неразберихе из тюрьмы сбежала, чего вы вероятнее всего не помните из газет, шайка местных матёрых преступников.
– Надо же, – невольно вырвалось у меня, – такая ложка дёгтя к королевскому столу.
– Вот именно, – воскликнул Хломс, как всегда радуясь моей врождённой сообразительности, – и даже более чем дёгтя. Ведь руководил этой бандой не кто иной, как внебрачный сын кухарки Саломеи и скотника Джопса Хулио Амадей Геноссе. А ведь они из окружения достопочтенного сэра Гарри.
– Это скандал, но откуда такие анкетные подробности? – перебил я подозрительно плавное повествование друга.
– От верблюда, – уточнил сыщик и продолжил: – Многие местные крестьяне, почти все из числа секретных сотрудников полиции, не раз ставили в известность Скотланд-Ярд о посещении Ваучервиль-холла праздношатающимися лицами с явными уголовными признаками. А задолго до этого, те же источники настойчиво оповещали о тайной связи Саломеи со скотником, а также о появлении наследника их скудных богатств. И хотя местное население эту связь не осуждало, уважая права человека, но всё же, когда малютка дорос до срока, своевременно помогло полиции упрятать за решётку этот плод любви.
– Прекрасный образец народного сыска, – не удержался я от похвалы тамошних земледельцев и скотоводов.
– Полностью с вами согласен, – поддержал меня и Шуррик. – Однако продолжим. Исходя из вышеизложенного, любой здравомыслящий человек был бы способен сообразить, что с помощью свободно гуляющих до новой отсидки правонарушителей, между нерадивыми родителями в Ваучервиль-холле и преступным сынком в Йолпалкинской тюрьме была налажена хорошая связь. Следовательно, зная заранее сроки побега и место сбора шайки головорезов, Саломея, как детородная мать, должна была направить Джопса на болота, чтобы тот провёл через гиблые места беглецов по одной из возможных троп или к Ваучервиль-холлу, или к Трах-Бичской сторожке. Что и попытался сделать скотник, прихватив с собою в качестве ночного проводника пса Ворфаломея. И как только полиции стало об этом известно, мы с вами и выдвинулись к старой дороге торфодобытчиков. Чтобы там, помаячив на виду у всех, направить преступников по тропе в Трах-Бич к месту более удобному для засады.