этому продукту лесной жизнедеятельности.
Вот, к примеру, что в грибе самое главное? Простой любитель сразу скажет, что вкусовая категория, а на другой день сам же и отравится этим подарком леса. Потому как хоть и по науке собирает, но простого понятия не имеет, что главное в грибах – это разумное наличие червяка! И чем этого паразита больше, тем категория выше. Иной гриболюб его из продукта выколупывает, словно на рыбалку собирается, а в толк не берёт, что это смирное животное, когда в кастрюле с кипятком за жизнь борется, непременно само на поверхность выныривает. Тут-то его, любезного, хватай голой рукой и за порог. Да ведь если этого слизняка внимательно понюхать, то и с дефектом обоняния можно определить, что перед тобой не опарыш непотребный. И даже если этот червяк заблудится в тарелке, то проскакивает в организм так стремительно, что никакого урона человеку не приносит.
А вот ежели эта беззащитная тварь в грибе отсутствует, то сразу бей тревогу и проходи мимо, избегая соблазна отравления. Я всегда так поступаю, поэтому обхожусь без больничного присмотра почти весь урожайный сезон. Ведь это ушлое насекомое, из-за отсутствия высшей материи сознания, что ни попадя жрать не будет!
Словом, раз гриб полез, то мне на сельских работах особо прохлаждаться не приходится. Да и не рожь молочу. А когда дожди зарядят, на травостое даже работать сподручнее – укос хороший. Так что, как говорится, перо в зад и через Нюшкин брод, только меня и видели. Я уже с утра по чащобам круги нарезаю.
Однако, сбился я тогда с правильного пути, как и внутренний голос предсказать не мог.
Поднасобирался я в тот горький день изрядно и стал лагерем под сосной, чтоб в светлое время не мотаться по деревне и не напрашиваться на лишнюю работу. Только закусил, как на моё становище выперлась баба не нашего уклада. Видать, гостила в наших краях. По годам в меня, не перестарок, а в самом призывном возрасте, до сорока не дотягивает. Да и постороннему глазу есть на что опереться. Что спереди, что сзади не соскальзывает. У меня прямо руки зачесались дойти с ней до полного телесного контакта. Тем более, что языком молоть я мастер. Газету читаю, как псалтырь по покойнику. И если тебе время не жалко, обшелушу любой вопрос до голого ядра. Вот, думаю, возьмусь да и уговорю женщину к склонению, и начал с положения дел на местах. Но не успел дойти до международной обстановки, как она, не клюнув на мой кругозор, перевела разговор на грибные места. Мне-то всё едино, что сбор грибов, что выборы президента – одна надежда на удачу, поэтому сразу переключился на сказки о засилии даров природы на дальних валежниках. Лишь бы, мыслю, молодицу подальше от жилья заманить для своих законных интересов в качестве проводника и охранника. Собеседницу мою лесная жизнь заинтересовала, но, однако, не настолько, чтобы сразу под кусты. Наоборот, она вдруг завела теоретическую беседу про малину.
Тут-то и я сообразил, что ягоду будет собирать повеселее, по причине кучного произрастания, а, значит, и нам гоняться друг за другом по зарослям не придётся. Чтобы даром времени не терять, решил сразу же увлечь ягодницу в какой-нибудь малинник, но подальше от лесных троп. Чувствую, женщина попалась грамотная, поэтому со мной не пропадёт. Однако и тут новая знакомая не загорелась мгновенным желанием сразу же топтать малиновые угодья, а пригласила меня в следопыты на следующий день с утра пораньше. Да и правда, спозаранку-то разгона больше, и до вечера можно столько наворотить, что за год не расхлебаешься. Я и согласился с пониманием момента нашего обоюдного согласия.
На другой день, с первым рассветным лучом, я уже поджидал свою спутницу на краю леса. Весь в волнении, как засидевшаяся невеста или лиходей под следствием. Даже красненького прихватил, чтоб залётную подругу к месту угостить. Словом, ухажёр да и только! Хоть я не крупного помола, но и не поскрёбыш из последних сортов.
И не подвела меня лебёдушка, а даже наоборот, все ожидания превзошла. Явилась к сроку, как ружейный штык, да ещё с сопровождением в виде попутчицы в самом разгуле пенсионных лет. Я, было, тут же разгорячился оглобли назад повернуть, так как на решения скор. Вон, дома, утром как встану – сразу за молоток и по хозяйству порядок навожу, чтоб потом весь день в спокойствии пребывать. Однако, как не раз женатый человек, тут же о прикрытии хвостов подумал. Ведь не зря моя подорожница этого жилистого ветерана прихватила. Тоже, видать, о грядущих последствиях подумала. А затеряться в малиннике всем места хватит. И до чего же бабий ум изворотлив, когда шлея под хвост попадёт или на чужое хозяйство позарится! Прямо иной раз диву даёшься ихней, не к месту для мужика, сообразительной пакостливости.
Словом, так и повёл я свой выводок гуськом по бездорожью подальше от жилья, хоть сам-то и не большой знаток бабьего ягодного промысла. А кругом сосна стеной стоит, птица по кустам в полный голос поёт – иди нетоптаной природой в любую сторону и горя не знай!
Час идём и не знаем, а малинником и не пахнет.
На другом часу собирательницы в сомнение впадать стали. Но я ихнее томление ума, как истинный местный житель, пресекаю на корню, хоть рук и не распускаю. Да и малина не подберёзовик какой-нибудь, где придётся не растёт. Даст бог, со временем и на её злачные места наткнёмся.
А на третьем часу и гриб пропадать стал. Мхи пошли. Даже я призадумываться стал, но вида не подаю, а всей харей в такую позу встал, что и не подступись с глупым вопросом, ну чистый якут на шаманстве. А с другой стороны – не в городе и находимся, блудить особо не приходится. У меня хоть и ориентир в голове с измальства слабый, но наш народ заблудящего никогда в беде не оставит. Ведь в прошлом году даже под снегом нашли, когда я за зайцем пойти отчаялся. А сейчас-то, думаю, чего в волненьи колотиться? До первых заморозков, как до монголо-татарских выгонов. Чёрт-те знает, как далёко.
Однако всё же решил – пока не поздно, надо стать табором и одуматься.
Выбрал место повыше и объявил привал перед скорым сбором обильной ягоды. Девки мои повеселели, но красненького не приняли, в чём я и без них преуспел, перед тем, как умом пошире пораскинуть. Но как ни раскидывай, куда-то двигаться надо. Решил не отступать. День-то длинный.
Идём дальше. Я впереди, как путеводная звезда северного сияния, подруги сзади след в след. Болото, как-никак. Будто на минном поле – головой идёшь, а ноги лишь для опоры тела. Но обратной дороги нет, как и впереди не просматривается.
Правда, мои сударушки пару раз возвернуться нацеливались. Да куда там! Сей путь, считай, во мраке и мне самому не ведом. Так и прошли без памяти топкие места. Слабенькое болотце оказалось. Вот в позапрошлом году меня за клюквой соблазнили. Так потом всей ватагой во мшаннике вылавливали и всю дорогу до дома берегли как кусок золотого запаса, забывши, зачем и в лес-то пошли. Но зато уж, когда мы с нынешними сборщицами на твёрдое место вышли, я и вовсе полным командиром стал. Бабьё самостоятельно и пикнуть не смело, так как совсем в природе запуталось. А я без оглядки вперёд шпарю. Даже интерес взял – куда ещё вопрёмся?
Ближе к вечеру и впёрлись. На этот раз в малинник, хотя я его из головы давно выкинул. А тут и ягода не тронута – собирай, не хочу!
Ну, это я не хочу, а у моих приятельниц глаз загорелся, и вся усталость слетела, как первоцвет в заморозки. Пенсионерка и передохнуть себе не позволила, а как ударница каждодневного труда в малинник трактором въехала, только её и видели.
Тут уж и я, не чаявши узреть таких видов на урожай, гордым индюком перед приотставшей, как оказалось, Лидией, прошёлся. Мол, знай наших, и мы не подведём! Мол, для своего семейства это место припасал, а тут нате вам – задаром отдаю, не считая будущего женского внимания, да ещё и собирать помогу ради ускорения тесного знакомства.
Лидия, видя собственными глазами моё твёрдое слово, тоже развеселилась, мол, за ценой не постоим и, понятное дело, от них не убудет, но сначала урожай снять надо. Оно понятно, куда в глухом месте спешить, тем более, что от старой перечницы я и вовсе ничего убавлять не собирался.
Пошла Лидия в кусты, а я помогать стал и, отойдя в сторону, залез на дерево, чтобы обозреть стороны света и незнакомый горизонт.
Глядел долго, но кроме беспросветной пропасти лесного богатства ничего не увидел. Ни тебе лесоповала, ни другой дороги к человеческому жилью. И окуляра никакого под рукой нет, такой вот кругозор полного затмения. Часа два сидел я, как глухарь на суку, аж сам себе надоел, но так никакой людской жизнедеятельности и не приметил. А когда слез, укрепившись сознанием, что навеки заблудился, мои подруги уже затарились, и даже с расчётом на мою тягловую помощь, о чём при уговоре не было сказано ни слова.
Ладно, пошли домой. Я дорогу прокладываю, вроде, как по старому следу. А со стороны посмотреть, так ни за что не угадаешь, что у меня в голове и по какому плану иду. Иду себе и иду. Так до ночи и двигались без особых происшествий. Конечно, если бы я все бабьи нападки близко к сердцу принимал, то ещё до захода солнца лапти откинул от неестественной смерти, а так выдюжил. К тому же, путешественницы с темнотой малость приструнились, да и я свои потери ориентира ко времени разъяснил повсеместной мелиорацией почв и незаконным самообразованием болот и трясин. А бабам на ночь глядя деться некуда, кроме как поверить моему слову и смириться с природой.
Вскорости стали на ночлег.
Я шалашик разбил, костерок раздул, а на ужин малинки с остатками красненького приготовил. С тем и полегли. Я обочь Лидии. Жду ответной женской благодарности и тёплого слова. Думаю, особо стесняться не приходится, да и ей выбирать не из кого. Условия походные, не до перин с подушками.
Лежим, притаившись. Ночь самая русалочья, месяц сквозь шалашик проглядывает, я звёзды пересчитываю, а мои труженицы бессловесно отдыхают. Утоптались после перехода в пешем строю.
Сколько-то времени прошло, и начал наш старый тетерев переходить на носовое песнопение, да так яростно, словно на все свои воздуховоды осердилась по причине их многолетней непроходимости. Прямо душу рвёт. Я когда сам этим делом увлекаюсь, и то себя осаживаю, до срока просыпаясь. А тут никакого самоконтроля. Редко такой талант и у мужика встретишь. Ежели, думаю, теперь на нас какой зверь и польстится, то, услыхав эту иерихонскую трубу, убежит в страхе прочь, запутавшись в собственных лапах.