н сочтет смехотворным жарить курицу по газетным советам.
– Что, есть правило, запрещающее встречаться со мной не один, а два вечера в неделю? – спросила Мэдди.
– У меня планы, – повторил Сет.
– Свидание?
– Мам. – Он вложил в это слово такое высокомерие, что Мэдди решила не продолжать. И отпустила его.
А когда к ней явился Ферди и они насытились сэндвичами со стейком, пивом и сексом – в той же статье рекомендовалось поджаривать стейков не ровно сколько нужно, а побольше, чтобы потом класть лишнее в сэндвичи, (хотя на свое жалованье Мэдди не стоило бы покупать стейки), – она спросила:
– Тебе нравится бейсбол?
Чуть менее чем сутки спустя они сидели на Мемориальном стадионе, делая вид, будто познакомились только что и теперь ведут ни к чему не обязывающий приятный разговор. Правда, из них двоих говорила только Мэдди – оказалось, что Ферди любит и бейсбол, и «Ориолз». Он почти все время смотрел на поле, неистово аплодируя и крича. Один раз, когда ему особенно понравился какой-то игровой момент – Мэдди в это время ушла в свои мысли и не знала, что произошло на поле, – он так внезапно вскочил на ноги, что люди вокруг него вздрогнули. Большинство болельщиков предпочитали вести себя сдержанно.
Мэдди заметила, что в их секторе он единственный негр. Но, конечно, на очень хорошем месте. Она окинула взглядом более дешевые места на верхней части трибун. Почти все болельщики белые. Возможно, на поле негров больше, чем на трибунах. Им что, не нравится бейсбол?
Она едва не дотронулась до Ферди, но вовремя поняла, что ей нельзя этого делать. У нее свой билет, у него свой. Чистая случайность, что места оказались рядом. Они болтали, как могут болтать незнакомые люди, вежливо и сдержанно. «Вам нравится бейсбол?» – «Да, учась в Паттерсон-Парке, я играл аутфилдером[98], хотя умел и подавать. А в Политехе центральным аутфилдером». Сейчас она в каком-то смысле узнавала о нем больше, чем когда-либо в постели.
Игрок номер шесть отбил мяч в их сторону, но он приземлился где-то сзади, через несколько рядов. Ферди следил глазами за траекторией, как какой-нибудь подросток, жаждущий получить его. Счастливчик, поймавший мяч, отдал его маленькому мальчику, сидящему за ним, и Ферди кивнул, довольный его великодушием.
Секс в эту ночь был лучше, чем когда-либо прежде, что удивило Мэдди. Она и не подозревала, что он может стать еще лучше. Но Ферди, казалось, был воодушевлен – победой «Ориолз», их озорной игрой – и занимался любовью с таким энтузиазмом, что Мэдди начала опасаться, как бы ее крики не услышали на улице, несмотря на шум коробчатого вентилятора в окне.
– Не нравится мне этот вентилятор, – сказал Ферди.
– Потому что громко шумит? – Она была благодарна за гудение его старомодных лопастей.
– Потому что, когда ты пользуешься им, окно должно быть открыто. Это опасно.
– Ты выбрал для меня район.
– Знаю. Но тогда я в основном думал о себе. Нужно было такое место, куда я смогу приходить и откуда смогу уходить так, чтобы до этого никому не было дела. Тогда мне казалось, что тут безопасно. Зимой, когда я познакомился с тобой, окна запирались, и эта пожарная лестница была важна для меня, потому что только по ней я мог попадать к тебе, пока не установили телефон. Но теперь я беспокоюсь за тебя. Вспомни, как мы познакомились.
Мэдди посмотрела на африканскую фиалку, огромную и бархатистую.
– Но все сложилось как нельзя лучше. Отсюда до «Стар» можно ходить пешком, так что я экономлю на автобусе. А когда приходится ездить на автобусах и такси, выполняя задания, мне возвращают деньги за проезд.
– Я слышал, ты ездила к родителям Клео Шервуд.
Это удивило ее.
– Кто тебе сказал?
Ферди вздохнул.
– Ты можешь пострадать, посещая такие районы. Сейчас везде беспорядки. Они могут произойти и в Балтиморе.
– Это негры страдают. Смотрел новости про Кливленд? Там убили двоих чернокожих и арестовали несколько белых мужчин.
– В убийстве Клео Шервуд нет ничего интересного, из него ничего не выжмешь. Просто еще одна девушка, отправившаяся на свидание с плохим парнем.
– У нее был мужчина. Возможно, он ее приревновал, возможно…
– Бармен во «Фламинго» описал мужчину, с которым она ушла.
– Он не был ее парой. – Она гордилась тем, как уверенно она это сказала, будто непреложный факт, но понятия не имела, так это или нет.
– Бармен из «Фламинго» не является вообще ничьей парой, – сказал Ферди.
– Я имела в виду… – Она не стала продолжать. Ферди знал, что она имела в виду, и нарочно идиотничал.
Он положил ладонь на ее живот. В модных журналах печатали фотографии девушек в бикини, с выступающими тазовыми костями, с руками и ногами как у скелетов. Мэдди всегда очень гордилась своей стройностью, но по сравнению с этими девицами она выглядела тяжеловесной. Женщиной из другой эпохи. Ей хотелось быть современной и худой, обтекаемой ракетой, построенной для полетов к звездам.
– Я очень хотел бы… – незаконченная фраза Ферди вдруг сделала мгновение моментом невероятных ожиданий, и Мэдди ощутила одновременно и страх, и волнение. Чего он очень хотел бы?
– Я очень хотел бы, – повторил Ферди, – сам поймать тот мяч. Я бы тоже отдал его ребенку. Но все равно хотел бы поймать сам. Было бы здорово, правда?
Номер шесть
Низ третьего иннинга[99]. Во втором мы сделали ран[100], выведший нас вперед. Передо мной Лопес. От него можно ждать чего угодно. В этом сезоне он уже выбил шестерых бэттеров[101]; крепко им досталось. Лопес неуправляем.
Первый болл[102].
Второй. Близко от меня. Чувствую, как мои напрягаются на скамейке запасных.
Первый страйк[103]. Провожаю взглядом.
Второй страйк. Мяч отлетает от биты и летит за линию фола на трибуны.
Мой третий сезон в «Ориолз»; правда, в шестьдесят четвертом у меня по-настоящему не было игрового времени. Один выход на биту, один страйк-аут[104], всего восемь появлений в составе. В прошлом году сыграл в ста шестнадцати матчах. Не очень-то хороший процент попаданий, но лучше, чем у Эчебэррена, а к моей игре в обороне вообще не придерешься. Четырежды получал хит-бай-питч[105]. Я не то чтобы против, чтоб в меня попадали, но вообще так себе способ оказаться на первой базе.
Следующая подача – на сей раз кёрв[106], идет прямо на меня. Замахиваюсь, попадаю, бегу. Вот как надо оказываться на первой. Ведем 2:1.
Фанаты «Ориолз» слишком вежливы, они склонны бормотать, а не кричать от радости, но редко и недовольно вопят, так что, думаю, сейчас они выражают мне поддержку. Хотя наши матчи на Мемориальном стадионе проходят в относительной тишине, видно, что фанаты знают – это лето особенное. Мы творим чудеса. К Матчу всех звезд имеем баланс игр 54:25. Я выбиваю вполне ничего, но не для команды звезд, конечно. Не попаду в нее; видимо, это будет Фрэнк и, возможно, Брукс. Но когда-нибудь удастся и мне, наверняка. Окажусь в команде всех звезд и, может, стану обладателем «Золотой перчатки» или даже двух. Мне двадцать два, я зарабатываю восемь тысяч в год и каждый день просыпаюсь с улыбкой.
Это именно то, чего я хотел всю жизнь, с восьмилетнего возраста. Моим героем был Уилли Мейс[107], но когда я понял, что меня могут принять в команду высшей лиги, то подумал: Надо найти свой собственный стиль, а не ловить все мячи, используя его излюбленный «баскет кетч»[108]. Я не хотел, чтобы люди говорили, что я копирую Уилли. Но я вполне могу защищаться как он, вылавливая практически все мячи. Если не поймал, будьте уверены: это хоумран[109].
После матча сижу в своей машине, «Додж-Дарте» шестьдесят пятого года выпуска, купленном по сходной цене, когда в продажу начали поступать модели шестьдесят шестого, и вокруг толпятся молодые ребята и просят дать автограф. И пока есть хоть один парень, ждущий, чтобы я что-то подписал, я не уезжаю. Ведь фанаты – наши настоящие боссы. Если они не будут приходить на игры, у нас не будет работы. Подписываю бейсбольные карточки, мячи, клочки бумаги, все что угодно. И если какой-нибудь пацан спрашивает, стоит ли ему пытаться стать бейсболистом, отвечаю: да, мечты сбываются. Я – живое тому доказательство.
Сегодня ко мне подходит парень постарше меня. Он не просит ничего подписать.
– Меня зовут Ферди Плэтт, и я хочу пожать вашу руку, мистер Блэр. Вы живете настоящей жизнью.
Мистер; а ведь он на шесть или семь лет старше.
Впрочем, он прав. Я живу по полной.
Июль 1966 года
«Фламинго» немного разочаровал Мэдди, и не потому, что нехваткой великолепия – она с самого начала мало чего ожидала от второразрядного клуба на Пенсильвания-авеню, – а из-за его скучной обыденности, из-за того, что тут не возникало ощущения опасности. Правда, было только шесть часов, слишком рано для падения нравов; но все равно казалось, что «Фламинго» ничем не отличается от загородного клуба.
Мэдди села у стойки и заказала вермут. Бармен оказался белым коренастым малым с темными волосами и набрякшими веками. Интересно, это он дал полиции описание того мужчины, с которым ушла Клео Шервуд? Мэдди не ожидала увидеть белого бармена в клубе, который принадлежал негру и посетителями которого в основном были негры. Ей казалось, что, будучи белым, он поведет себя менее враждебно, чем негр, но он просто сложил руки на груди, даже не пытаясь ее обслужить.