Что еще следует спросить? Разговор единственный в своем роде, такой, которого у нее никогда не бывало прежде и никогда больше не будет: разговор о новой любви ее мужа. Нет, она не собака на сене, она не хочет Милтона, не хочет той жизни, которую он собирается построить с Эли и которая в общем и целом будет повторением его жизни с ней самой. «О, Милтон, – хотела сказать она. – Ты же еще молод. В мире столько всего такого, чем можно заняться, на что посмотреть. Не возвращайся к подгузникам и клоуну Донадио».
– Тебе надо отрастить бакенбарды, – вырвалось у нее.
– Что?
– Мне кажется, они были бы тебе к лицу. – Она действительно так думала.
Его волосы все еще были густы, и в них почти не проглядывала седина. Интересно, как выглядит Эли. Либо она очень похожа на Мэдди, либо ее полная противоположность. Мэдди больше бы польстила противоположность. Если он завел еще одну голубоглазую брюнетку, это значит, что Мэдди всего-навсего одна из женщин его типа, а если Эли, напротив, худосочная блондинка, то он так и не сумел забыть жену, и она останется с ним навсегда, как хроническая болезнь.
Он действительно настоял на том, чтобы проводить ее, и она подумывала позвать его в квартиру и продемонстрировать ему, чему за последние месяцы научилось ее тело. Соблазн пометить его как свою собственность был велик, но она понимала, что это было бы нечестно и мелкодушно.
– Тебе понадобится адвокат, – сказал он. – Я заплачу. И это будет просто, обещаю. Поступлю по справедливости.
Конечно, поступишь. Ведь Эли не терпится выйти замуж. Так что преимущество на моей стороне.
Но она не станет злоупотреблять властью. Мэдди вежливо поцеловала его в щеку, подумав, что из них получится странный треугольник. А может, в конечном счете, и четырехугольник, подумала она и улыбнулась, представив себе Милтона и Эли, себя и Ферди, являющихся к Сету в ключевые моменты его жизни. На церемонию выпуска в старшей школе, на выпускной бал, затем на выпуск из университета, на свадьбу, когда появятся дети. Впрочем, рядом с нею, разумеется, будет не Ферди. Но другой мужчина точно, если она того захочет. Но чего она хочет?
Теперь появятся деньги. Не так уж много, но достаточно. Сможет подыскать квартиру получше и, возможно, попытается найти такую работу, на которой проклюнется возможность карьерного роста.
Когда Милтон прощался, на его лице мелькнуло прежнее выражение преклонения. Но она также заметила смятение. Он ее больше не понимает. И немудрено. Ведь она и сама себя не понимает.
Октябрь 1966 года
Хеллоуин, и Мэдди неприятно поражена тем, что здесь, на углу Малберри и Катидрал, нет детей, требующих сладостей, крича: «Сладость или гадость!» – так что все выглядело так, будто сейчас обычный вечер понедельника. Единственный приятный момент – Ферди, уставший от мелких посягательств на закон и порядок, но воодушевленный.
– Сегодня говорил с Померле. Вскользь. Приезжал на наш участок.
– Ты о новом начальнике полиции? – Когда-то Мэдди была бы не в курсе такого. Но теперь прочитывала всю газету от и до, и у нее было такое чувство, будто разум до отказа набит новостями.
– Сообщил, что в этом году в Полицейском департаменте прибыль кадров выше убыли, хотя в прошлом году ушедших в отставку было больше, чем принятых. И теперь собирается начать продвигать копов-негров. Все изменится, Мэдди. Меня могут сделать детективом, и притом скоро. И, возможно, даже определить в убойный. Уже давно поддерживаю отношения с одним из тамошних парней. Он мне доверяет. И рассказывает важные вещи.
– Это хорошо, – рассеянно сказала она. Разговор напоминал ей разговоры с Милтоном. И это не предвещало ничего хорошего.
Но последовавший за этим секс был очень даже неплох, так что она решила не волноваться. Собственно говоря, благодаря мечтам Ферди о продвижении по службе он сегодня был еще более искусным любовником, как будто стал другим человеком, и этот другой впервые был с Мэдди, а она с ним.
– Детектив, – промурлыкала она, и это возбудило его. Глаза широко раскрылись, и не спрашивая о том, чего она хочет, он перевернул ее на живот и связал руки за спиной поясом банного халата.
– Вас предупреждали не воровать из магазинов, мисс, – сказал он. – Придется арестовать.
Секс для них всегда был чем-то вроде игры – вероятно, потому, что они занимались этим за рамками своей настоящей жизни. Могли позволить себе валять дурака и показывать себя друг другу с такой стороны, какую не видел никто другой.
– Я сделаю все, что вы хотите, – ответила она.
И сделала. Единственная часть ее жизни, где происходят изменения и где она может реализовать потенциал. Ночь была прохладной, но им надо было принять душ, когда они закончили. Вместе забрались в тесную кабину и начали все сначала, так что им понадобилось еще раз помыться. Было уже почти два часа ночи, когда они наконец начали засыпать, вернее, засыпать начала она. Ферди продолжал бодрствовать, гладя ее волосы.
– Мой приятель в убойном рассказал кое-что о деле Тэсси Файн.
– Что именно?
– То, что они наконец узнали, кем была его сообщница. Приехала на машине и увезла его.
– Сообщница?
– Его мать. Они считают, что он позвонил ей, и она приехала. Но доказать детективы могут только звонок из магазина. Оба утверждают, что он звонил ей только затем, чтобы предупредить, что вернется поздно. И твердо стоят на своем. Убойщики давят на него, и теперь он хочет заключить сделку со следствием при условии, что его будут судить за непредумышленное убийство. Но этого, разумеется, не будет.
Она села на кровати.
– Это же сенсация!
Ферди схватил ее за руку, как будто опасался, что она рванется к двери.
– Нет, Мэдди. Нет. Ты не сможешь об этом написать. Потому что тогда поймут, что узнала от меня.
– Ты же дал мне наводку по поводу признания Ладлоу.
– Там все было по-другому.
– В каком смысле?
Он отодвинулся от нее.
– Об этом знали человек десять, и любой из них мог сообщить тебе. И о нас с тобой никому не известно.
Мэдди вспомнила, как Диллер сверлил ее глазами в кабинете заведующего отделом городских новостей.
– Если никто не знал тогда, не знает и сейчас. Тут ничего не изменилось. Это сенсационная новость. Мать, покрывающая преступление сына.
– Она никого не покрывает, а пытается спасти свою шкуру. Как и ее сын.
– А могла бы я написать, что полиции наконец стало известно имя его сообщницы? – Мысленно она уже писала об этом.
– Нет, Мэдди. – Он говорил резко, почти кричал. – Это совершенно закрытая информация. Ты не можешь написать, потому что тогда будут точно знать, что ее слил я.
– Но это мое убийство. Это я нашла тело Тэсси Файн.
Он встал и начал одеваться. Хотя обычно ждал, пока она не заснет.
– Не знаю, что связывает тебя и убитых людей, Мэдди, но это заходит слишком далеко. Неужели ты не можешь найти другой способ пробиться?
– А ты? Хочешь ведь стать детективом и работать в убойном отделе.
– Ты хоть понимаешь, как много это для меня значит? Я поступил на службу в полицию почти десять лет назад, но у меня не было возможностей для роста. Не было до тех пор, пока месяц назад начальником полиции не стал Померле. Теперь все изменится, Мэдди. Знаю, ты понимаешь, каково это: иметь мечту. Я бы никогда не сделал ничего такого, что помешало бы тебе осуществить твою. Но ты не можешь вынести эту информацию за пределы спальни.
– Она в моей голове, и я не могу ее забыть. Так что куда я, туда и она.
– Ты понимаешь, что я имею в виду. Никому нельзя об этом говорить. Послушай, если мне станет известно, что они вот-вот арестуют ее, я тебе скажу. Но до тех пор ты не должна об этом писать.
– Я ничего не напишу о том, что происходит в полиции, – сказала она, тщательно выбирая слова.
– Не умничай, Мэдди.
– Я не умничаю. Обещаю – я не напишу ничего такого, что могло бы привести к тебе.
Не прошло и восемнадцати часов, как она постучала в дверь еще одной матери.
Ноябрь 1966 года
– О чем вы думали? – часто спрашивали Мэдди после ее визита к Анджеле Корвин во второй половине дня 1 ноября. Задают ли такой вопрос, если не пытаются тебя в чем-то обвинить? Говорят ли «О чем вы думали?», если хотят сделать комплимент? Мэдди считала, что нет. Однако отвечала на этот вопрос более или менее правдиво.
– Я думала, что миссис Корвин, возможно, захочет поговорить со мной как одна мать с другой и скажет нечто такое, чего не говорила детективам.
Достаточно правдивый ответ. Мэдди оправдывала себя тем, что, если ей удастся заставить миссис Корвин признаться или проговориться, то тем самым она не нарушит обещание, данное Ферди. Она не была уверена, что он расценит ее поступок именно так, но полагала, что в конечном итоге сможет его убедить. Стивен Корвин разоткровенничался с ней, так почему то же самое не может сделать и его мать? Мэдди обнаружила тело Тэсси Файн. Она заставила ее убийцу сообщить ей деталь, о которой он не упомянул на допросе и благодаря которой полиция и начала поиски его сообщника. Она добывала сенсации, а их у нее крали. Нет, эту статью она напишет сама.
И поначалу все вроде шло так хорошо. Миссис Корвин оказалась миниатюрной женщиной с прекрасными манерами.
– О да, помню ваше имя, – сказала она и, пригласив Мэдди зайти, спросила, не желает ли та чаю или кофе. Принесла тарелку с печеньем из кондитерской. Мэдди съела одно бело-розовое и нашла его великолепным. Если бы по-прежнему устраивала вечеринки, могла бы подавать такое гостям, делая вид, будто испекла сама.
– Я люблю своего сына, – сказала миссис Корвин, – но он, знаете ли, совершенно ненормален. Невменяем. Но ему не хотят дать возможность сослаться на невменяемость. Потому что не желают, чтобы эта информация стала известна.
– Какая информация?
– Информация об опытах в Форт-Детрике.
– Ах да. Об этом писал Боб Бауэр. Операция «Белый халат». – Она не стала говорить о том, что раз статья была опубликована, то информация уже известна публике. Мир знает об экспериментах с ЛСД – и ему нет до них никакого дела.