то обязана разрушить это напряжение. Стиснув руки на талии, она сказала:
— А теперь, сударь, ступай вместе со своими людьми и докажи, что благородные твои слова не расходятся с делом.
Он медленно встал и подошел к девушке. Его запах окутал ее, запах пыли и пота, а еще какой-то крепкий, мускусный аромат, ей неизвестный. Он возвышался над ней, так близко, так близко, но все равно недостаточно близко…
— Как скажешь, миледи, — вздохнул Бор. — Я докажу. — Он удерживал ее взгляд еще одно долгое мгновение, пока она, наконец, не уступила, чуть подавшись назад, чтобы прекратить эту сладостную муку.
Бор печально улыбнулся, и, повернувшись, окликнул своих людей.
Со стонами и недовольным ворчанием те начали подниматься, пошатываясь со сна, а тем временем их обходил поваренок с бадьей и черпаком. За ним следовал другой с корзиной булочек. Разбойники подставляли кружки, брали булочки и, с благодарностью глядя на Корделию, бормотали слова признательности.
— На здоровье, — надменно отвечала Корделия, с отчаянием, граничащем с паникой, впервые в жизни гадая, почему же на помощь ей не пришли отец с матерью.
Бор выкрикивал приказы, пытаясь на пути к воротам навести среди разбойников хоть какой-то порядок. Но прежде чем его поглотила тень, он бросил на Корделию долгий прощальный взгляд, и глаза его сверкали, как угли.
Затем он повернулся и скрылся с глаз ее.
Все, кто был в наружном дворе, издали единый вздох облегчения.
Все, кроме Корделии. Она, застыв как изваяние, провожала взглядом атамана разбойников.
Наверху, в окне террасы, лучезарно улыбалась ее мать и хмурил брови отец.
— Она неплохо справилась, муж мой, — сказала Гвендилон.
— Неплохо, — отозвался Род, — и он, к сожалению, тоже.
— Ах, да. — Голос Гвен звучал совершенно невозмутимо. — Он, похоже, добился ее внимания. Тем не менее, ей не повредит отыскать и другого воздыхателя.
— Ну… если ты так считаешь. — Род вовсе не казался убежденным в ее правоте. — Но этот тип мне совсем не приглянулся.
— Он сам или то, как он глядел на нашу дочь? Не могу сказать, что удивлена. Но успокойся, муж мой, она защищена от подобных посягательств не хуже любой другой девушки.
— Но и не лучше. Почему же ты не спустилась помочь ей?
— А почему ты этого не сделал?
— Главным образом потому, что ты хватала меня за руку, как только я порывался выйти.
— Действительно, — улыбнулась Гвен. — В конце концов, их заставили сдаться именно ей, а не нам.
— Все правильно, — согласился Род. — И все же мне кажется, что небольшая поддержка ей бы не помешала.
— Наша девочка знает, как обращаться с теми, кто желает ей зла, и вполне способна сама с ними разобраться. Мы не сможем вечно ее укрывать ее от опасностей, но я признаю, что когда ей приходится иметь дело с подобными людьми, нам лучше быть неподалеку.
— О, можно не сомневаться, — пробормотал Род.
Выйдя из ворот, орава головорезов скатилась по извилистой дороге с холма, на котором стоял замок.
Тут была развилка; дорога шла на восток, через лес, к Раннимеду. По ней и двинулись разбойники, но как только оказались под деревьями, тут же поднялся ропот:
— Надо сматываться, лучше ничего не придумать!
— Самое время исчезнуть в лесу, никто нас там не отыщет!
И тут же с обочин полетели камешки. Один угодил по башке последнему из крикунов и сбил с него шапку. Разбойник взвизгнул, схватился рукой за голову, нагнулся за шапкой, и тут же из-за дороги взлетела палка и звучно огрела его по заднице. Он выпрямился с новым воплем и прижал свободную руку к ушибленному седалищу.
— Похоже, Крошечный народец нас не забыл, — заметил Бор. — Пока мы не можем идти, куда вздумается.
— Так что нам делать? — выкрикнул один из разбойников.
— Ну, ты же слышал, что сказала госпожа: уповать на милость сэра Мариса!
Действительно, вскоре дорога вывела их на поляну, где поджидал сэр Марис с дюжиной всадников.
— Госпожа велела нам явиться сюда и уповать на твое снисхождение, сэр сенешаль, — с легким поклоном объявил Бор.
— Правильно сделала, — проскрежетал старый рыцарь. — Мы не думаем, что королевские темницы так уж соскучилась без вас.
— Но вы обещали… — начал один из разбойников, однако другой тут же заткнул ему рот ладонью.
— Да, я дал слово, — согласился сэр Марис, — причем дал его от имени их величеств — так что можете отправляться на все четыре стороны. Но смотрите у меня, чтобы никогда больше не воровать, не грабить, не браконьерствовать!
— Мы больше не будем, сэр, — уверил его Бор, а за ним нестройными голосами принялась клясться и божиться вся шайка.
— А ты, сударь, особенно! — Сэр Марис уставился на Бора. — Ты, сын благородного дворянина, опустился до разбоя на дорогах! Ты должен сгорать от стыда, стоя перед рыцарем! Ты должен трепетать, вспоминая, что и сам когда-то был посвящен в рыцари!
— Мне стыдно, — понурил голову Бор, в том числе и для того, чтобы скрыть ухмылку.
— Ладно, может быть, в тебе еще сохранилась капля чести, — проворчал старик, опираясь на посох. — Ступай и постарайся выбрать правильный путь. Распорядись жизнью и судьбой, что даровал тебе Господь, как подобает дворянину! И подумай, если когда-нибудь тебе захочется обобрать тех, кто слабее или оказался в твоей власти, что бы сделали они на твоем месте? Будь благодарен за то, что имеешь, любезный, и не хули Бога за то, что не дал тебе больше.
В глазах Бора вспыхнула досада — и негодование, тут же, впрочем, скрытые. Он снова поклонился.
— О, как близко к сердцу я принимаю ваши слова, сэр сенешаль.
— Заруби себе на носу! Прощай — и никогда не приходи ко мне с жалобами на совершенные по отношению к тебе злодеяния! Прочь, прочь, все как один — в лес! Вы прощены и можете искать себе честное ремесло во владениях короля! Идите и больше не грешите! — И он распростер руки, отпуская разбойников.
Те не заставили себя ждать и тут же скрылись среди деревьев.
В том числе и Бор. Он продрался через кусты и быстро зашагал по прошлогодней листве, пока не оказался в ста футах от дороги. Здесь он остановился и прислушался. До него донеслись неясные звуки: похоже, его люди снова сбивались в стаю. Бор направился в противоположную сторону. По крайней мере, он избавился от этой обузы. Наконец-то не надо думать о них! А если им так уж хочется, чтобы он и дальше верховодил, пусть сами ищут его.
Он надеялся, что этого не случится. Он снова хотел обрести свободу, быть самим собой и постараться еще раз начать все сначала. Он решил прислушаться к словам сэра Мариса и на этот раз получше использовать дарованный ему шанс. Бор зашагал по лесу к замку Гэллоугласов, и перед глазами его стояли гибкое тело, прекрасное лицо и золотистая грива.
Он решил завоевать Корделию.
Глава седьмая
— Ален? Але-э-э-н! Ален!
Ален открыл глаза, и яркий свет, будто огненная стрела, пронзил ему мозг. Он крепко зажмурился, а потом заставил себя чуть-чуть приподнять веки. Свет по-прежнему причинял боль, а в ушах, раскалывая череп, гудел этот нечеловеческий голос:
— Ален! Хвала небесам! Я боялся, что совсем тебя потерял!
— Я тоже, — с трудом выдохнул Ален. — Умоляю, Джеффри, потише! Незачем так орать!
— Я не ору. — Джеффри ухмыльнулся, поняв состояние приятеля. Он встал на колени и, просунув руку за спину Алена, осторожно приподнял его. — Вот, выпей. Пора тебе разговеться.
— Похорони меня, — простонал Ален, — потому что я, кажется, умер. — Тем не менее он взял кружку и отпил. Но, распробовав содержимое, выпучил глаза и сплюнул. — Тьфу! Этим мерзким пойлом ты вчера уничтожил меня!
— Это добрый деревенский эль, — все так же ухмыляясь, возразил Джеффри, — и он мигом приведет тебя в чувство. Но куда ты подевал… A-а, вижу.
Ален нахмурился. О чем это он? Проследив за взглядом Джеффри, он обнаружил, что не мог примять папоротник на столь обширном пространстве в одиночку, а еще увидел чулок, забытый девушкой, прокравшейся на рассвете домой. Ален мутным взглядом уставился на этот чулок:
— Но я… но я ведь не мог… — Затем проснулись воспоминания, он закрыл лицо руками и простонал: — Это было!
— Ну так радуйся! — Джеффри хлопнул его по плечу, слегка. — Ты победил чудовище, ты лихо напился и улегся с девицей! Ты живешь, Ален, ты сейчас живой, как никогда!
— Я мертв, как никогда, или близок к тому. Тебе не понять, Джеффри.
— Отчего же? Все понятно.
— Ничего ты не понимаешь! Я принц, и это обязывает меня заботиться о подданных, печься об их благе, а не использовать и не совращать их!
— Сомневаюсь, что ты кого-нибудь совратил, — медленно проговорил Джеффри.
— Да ведь ты сам это сказал!
— Ничего подобного я не говорил, — резко отозвался Джеффри. — Я сказал и могу повторить, что ты должен только радоваться случившемуся. Девчонка не просто была согласна, она страстно тебя возжелала! Я сам видел, как она сперва заигрывала, потом завлекала и совсем тебе голову вскружила. Что там было, когда она тебя увела, сказать не могу — не видел, но, припомни, ведь она и дальше подгоняла тебя и ни разу не сказала: «Хватит!»
— Нет, сказала. — Ален прижал ладонь ко лбу. — Теперь вспоминаю, она сказала: «Милорд, это грех! Вам не пристало!»
На губах Джеффри заиграла улыбка.
— И как же ты поступил?
— Ну, как всякий дворянин на моем месте: отпрянул и убрал руку.
— И что она на это сказала?
— Она взяла мою руку и вернула на прежнее место со словами: «Нет, продолжайте, если желаете». Я стал уверять ее, что очень даже желаю…
— И потом она сама объясняла тебе, куда положить руку.
Ален покраснел, как свекла.
— Да, хотя необязательно словами.
Джеффри покачал головой:
— Ты зря терзаешь себя муками совести. Она сама этого хотела, а ты был слишком пьян, чтобы уклониться или сдерживать собственные желания. Тебе не в чем винить себя, кроме, разве, того, что выпил лишку, так это ведь я тебя подначивал и готов разделить ответственность.