Вот те выгоды, которые достигаются применением ледоколов к исследованию Ледовитого океана, если действительно ледокол в состоянии побороть полярные льды и прокладывать себе через них путь по желаемому направлению. Следовательно, весь вопрос в том, можно ли или нельзя с ледоколами следовать через льды Ледовитого океана.
Мысль о том, что полярные льды можно побороть, зародилась у меня в 1892 г., а в 1897 г. я выступил с ней как в Географическом обществе, так и в Академии наук. Оба эти ученые учреждения не признали эту мысль верной, а потому и не поддержали меня своим авторитетом. Академия наук постановила, что в моей записке она не нашла доказательств правильности моей мысли, Географическое же общество хотя и не формулировало своего мнения по этому предмету, но отдельные лица на бывшем совещании высказывали, что лед Ледовитого океана разламывать невозможно, что лед от продолжительного пребывания в больших массах подвергается метаморфозе, а потому ломать его будет не под силу никаким машинам.
Ваше Высокопревосходительство, однако же, нашли возможным дать мне случай публично изложить мою мысль об исследовании Ледовитого океана при посредстве ледоколов в большой аудитории, что и дало толчок делу. Я предложил построить большой пробный ледокол для коммерческих целей, а посему деньги были ассигнованы не для научных целей, а для коммерческих, и, следовательно, постройка ледокола не отняла от денег на научные исследования ни одной копейки.
Предположения мои относительно льдов Балтийского моря вполне оправдались. Ледокол, вопреки мнению многих, в самое суровое время года прошел через все льды Финского залива до Кронштадта, оказался удобоуправляемым и вполне годным для проводки коммерческих судов в каких угодно льдах. Многие корабли он уже спас от верной гибели, дал толчок зимней торговле Риги, поддержал зимнюю коммерцию в Ревеле и, выручив броненосец „Генерал-адмирал Апраксин“, с лихвой вернул государству те деньги, которые на него затрачены. Ввиду этих фактов никто не посмеет упрекнуть меня в том, что я ввел казну в непроизводительный расход.
Относительно ломки полярных льдов оказалось следующее: лед полярный даже при своей огромной толщине ломается лучше, чем пресноводный, но местное давление, обнаруживаемое им при быстром набеге, оказалось далеко превосходящим то, что мы имели в Балтийском море. Лед, почти пресноводный, Балтийского моря при прикосновении к нему крошится, а соленоводный обминается и при этом в уплотненном состоянии может обнаружить большое местное давление. Есть, однако же, и предел этого сопротивления, который мы прощупали путем практическим, а именно: при первом входе ледокола во льды, сравнительно слабые, от 4 до 7 фут., корпус ледокола так вибрировал, что я, пройдя 2 мили, решился вернуться обратно. Подкрепив носовую часть наскоро, сколько возможно было в один месяц, я вторично вошел во льды, и уже с этим небольшим подкреплением, усилившим связи в носу всего на 20 %, ледокол мог пройти 230 миль, встречая тяжелые сплошные льды до 14 фут. и торосы до 22 фут. в вышину и до 50 фут. в глубину, т. е. всего около 70 фут.
После этого носовая часть переделана с иным распределением металла, и теперь она надежнее, чем была, но одновременно с этим на всякий случай подкреплен весь ледяной пояс в средней части корабля и подкреплена корма. „Ермак“ в теперешнем его виде гораздо крепче, чем он был прежде, и, кроме того, у него снят передний винт, отчего упразднилась та часть корпуса, где имелись вертикальные обводы, принимавшие нормально, а не под косым углом давление льда.
Есть все основания надеяться, что ледокол теперь выдержит удары в полярный лед со значительного хода, но форсировать полярные льды таким образом нет никакой нужды. Можно двигаться с осторожностью, тогда как в наше плавание в 1899 г., когда я испытывал качества ледокола, мы форсировали, и помещенный на стр. 282 моей книги „„Ермак“ во льдах“ кинематографический снимок показывает набег с полного хода на торосистое поле, чего делать никогда не потребуется.
„Ермак“ во время своего пробного плавания в 1899 г. не заходил в большие широты, но лед в этих местах прибрежного образования, а потому гораздо более тяжелый, чем тот, который образуется на просторе. Фотографические снимки и обмеры, которые Ваше Высокопревосходительство найдет в моей книге, показывают, что мы имели дело со льдами гораздо более тяжелыми, чем те, в которых находился „Фрам“ (стр. 278, „„Ермак“ во льдах“). Трудно пробиться сквозь эту область тяжелого льда, образовавшегося от напоров на берега Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа, но „Ермак“ и в прежнем своем виде проходил эти льды даже в период сжатия.
В будущее плавание нужно принять за правило пережидать, когда периоды сжатия проходят, ибо таковые бывают непродолжительны, а когда лед находится в периоде ослабления, то „Ермак“ идет вперед чрезвычайно успешно, действуя машинами самым тихим ходом и применяя свою большую силу лишь тогда, когда нужно раздвинуть два больших поля в несколько миль в поперечнике.
Изложив Вашему Высокопревосходительству вкратце причины, по которым я считаю следование с ледоколом через льды Ледовитого океана вполне возможным, я прошу Вас в дополнение к этому ознакомиться с препровожденной к вам книгой и теми значительными научными материалами, которые удалось собрать в весьма короткий промежуток времени. Вполне уверен, что Вы признаете пользу, которую ледоколы могут принести географии неведомой области, покрытой постоянными льдами и считавшейся прежде непроходимой для судов.
Убедительно прошу Вас, как стоящего во главе Географического общества, высказаться о той пользе, которую география приобретает от применения ледоколов к исследованию Ледовитого океана, и тем дать возможность закончить то дело, на которое я затратил последние 4 года, работая неустанно в том же направлении без всякой поддержки научных обществ.
Если мне разрешат идти нынешним летом с „Ермаком“ в Ледовитый океан, то я пойду осторожно и осмотрительно, стараясь не давать ледоколу той работы, которая ему не под силу, и вполне уверен, что с „Ермаком“ можно многое сделать, не подвергая его риску, и своевременно возвратиться в наши воды, чтобы ранней осенью приступить к проводке судов к Петербургскому порту для пользы коммерции.
Прошу Ваше Высокопревосходительство принять уверения в совершенном почтении и преданности.
Готовый к услугам.
Вышеприведенное мое письмо дает те аргументы, на основании которых я хлопотал о посылке «Ермака» в 1901 г. Времени оставалось мало, надо было торопиться, между тем я не ясно видел, в чем заключаются сомнения, и хотел прочесть публичную лекцию, чтобы расположить членов Географического общества к посылке «Ермака». С этой целью я обратился к директору Главной физической обсерватории М. А. Рыкачеву, который всегда относился к моим работам с большой доброжелательностью.
Ниже привожу письмо мое от 9 апреля, написанное в ответ на два предыдущие его письма от 20 и 21 апреля (н. с.), в которых он упоминает о необходимости оказать с «Ермаком» содействие Шпицбергенской экспедиции[201] и советует приняться за обследование северо-западных берегов Новой Земли.
Вот мое письмо:
«Глубокоуважаемый Михаил Александрович!
Я получил Ваши письма от 7 и 8 апреля и спешу Вам ответить, причем пользуюсь любезностью командира ледокола „Ермак“, почерк которого разборчивее, чем мой.
Ответ этот мы составили совместно, и он завтра отправится к Вам, чтобы лично дополнить то, чего в письме нет. Думаю, что Вам также будет небезынтересно поговорить с ним, чтобы о работе ледокола „Ермак“ в полярных льдах Вы знали не от одного меня, но и от него.
Отвечаю Вам на некоторые пункты Вашего письма:
1. Ничего не имею против того, чтобы отвезти Шпицбергенскую экспедицию на Шпицберген к концу мая, но для этого надо, чтобы вопрос был возбужден Академией наук и чтобы она испросила на это разрешение министра финансов.
2. Ничего не имею против того, чтобы обследовать северо-западный берег Новой Земли и пройти к порту Диксон, если состояние льдов Карского моря в конце нашего[202] июня будет хоть сколько-нибудь соответствовать движению коммерческих пароходов, для которых, в сущности, и требуется обследование Карского моря. Если же льды Карского моря в это время года и в этой части его окажутся тяжелы для коммерческих судов, то мне должно быть предоставлено право прекратить этот рейс у северной оконечности Новой Земли и направиться в более возвышенные широты. Видимо, Вы склонялись к тому, чтобы я направился по восточную сторону Земли Франца-Иосифа, и, если состояние льдов в этом месте будет благоприятное, то я ничего не имею против такой программы. Надо идти подальше от этой земли, ибо у нее следует ожидать нажима ледяного потока[203].
Если по избранному Вами пути окажется в конце нашего июня лед тяжелый, то следует повернуть назад и, выбирая область слабого льда (чтобы не тратить много угля), направиться к юго-западной оконечности Земли Франца-Иосифа, а оттуда держать курс по западную сторону Земли Гилли[204] и виденной нами земли[205].
В этом случае мы будем прикрываться названными землями и, следовательно, будем находиться в выгодных условиях для работы в столь ранний сравнительно срок – начала нашего июня.
3. „Дальнейшее следование на север будет зависеть от того, какой лед встретим мы далее и как в нем пойдет „Ермак““.
Из вышеприведенного Вы видите, что я готов уступить на всех пунктах и от души благодарю Вас за все хлопоты, чтобы уладить это дело.
Прошу Вас, глубокоуважаемый Михаил Александрович, поговорить хорошенько с Михаилом Петровичем Васильевым, который, если нужно, может поехать и к академику Чернышеву, и к П. П. Семенову. Также, если нужно, он может съездить и к К. И. Михайлову