В ту же ночь по той же железной дороге Москва – Минск намечалось перемещение в западные районы страны руководителей Народного комиссариата обороны, НКВД, Наркомата государственного контроля и других важнейших правительственных учреждений Советского Союза.
К тайной поездке к западным границам СССР готовились народный комиссар внутренних дел, кандидат в члены Политбюро Генеральный комиссар государственной безопасности Л. П. Берия, член ЦК ВКП(б), нарком государственного контроля армейский комиссар 1-го ранга Л. 3. Мехлис, кандидат в члены ЦК нарком обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и другие лидеры сталинской империи. Не исключено, что к тайной поездке на запад готовился и сам товарищ Сталин.
Еще до нападения Германии некоторые члены советского правительства выехали на войну против Германии – на войну, в которой германское вторжение не предвиделось.
При каждом руководителе очень высокого ранга была создана оперативная группа из представителей наиболее важных в войне наркоматов. 21 июня 1941 года создание оперативных групп было завершено. Каждая группа ждала только своего руководителя, который находился в Кремле на последнем совещании у Сталина[50].
Совещание было открыто в 19 часов 5 минут. На нем, кроме Сталина, присутствовали Молотов, Маленков, Берия, Вознесен-ский, Кузнецов, Тимошенко, Жуков, Будённый и Мехлис. На совещании обсуждались какие-то военные вопросы, связанные с Германией. Никаких других вопросов там не обсуждали – об этом мы можем судить по такому факту: с начала и до конца совещания, с 19:05 до 23:00, в кабинете Сталина находился военно-морской атташе в Берлине (и резидент военной разведки) капитан 1-го ранга Воронцов. Если бы был поднят какой-то иной вопрос, который не касался Германии и войны с ней, Воронцова попросили бы выйти.
Все члены оперативных групп уже 21 июня догадывались, что предстоит поездка на войну. Правда, они не знали истинного места назначения и считали, что едут в Минск, а не Вильнюс, – что, впрочем, тоже недалеко от истины, поскольку от Минска до Вильнюса рукой подать. Все члены групп догадывались, что Советский Союз уже фактически вступил в войну против Германии, хотя об этом еще официально не объявлено, хотя пушки еще не заговорили.
Но вот что удивительно: никто из членов оперативных групп, включая руководителей групп, заседавших в кабинете Сталина, не подозревал о готовящемся германском вторжении. Более того, когда вечером 21 июня сообщения о готовящемся на следующее утро нападении посыпались одно за другим, высшие советские руководители отказывались в них верить. Из Кремля, из Наркомата обороны, из Генерального штаба на границу полетели директивы и грозные телефонные окрики: не поддаваться на провокации!
Вот тут возникает вопрос: если советские руководители не верили в возможность германского вторжения, на какую же войну они собрались?
Ответ один: на войну, которая должна была начаться без германского вторжения.
Группы сопровождения проводили томительные часы в ожидании своих руководителей, и наконец в шесть часов утра 22 июня им сообщили, что поездка к западным границам отменяется: Гитлер сам начал войну.
Если бы советские вожди собирались ехать на тайные командные пункты у западных границ, чтобы сдержать германское вторжение, то, получив сигнал о таком вторжении, они должны были поспешить на запад, но они отменили свои поездки на войну. Они готовы были появиться у границ и руководить войной, но такой, которая начинается не по германским сценариям, а по советским. Гитлер их этого удовольствия лишил.
Вот типичное свидетельство. Свидетель, Давид Иосифович Ортенберг, на 21 июня 1941 года занимал пост заведующего организационно-инструкторским отделом Народного комиссариата государственного контроля. Он сам описывает свою должность так: «по военным понятиям – вроде начальника штаба». Генерал-майор Ортенберг, вам слово:
Иногда меня спрашивают:
– Ты когда на войну ушел?
– Двадцать первого июня.
– ?!
Да, это было так.
…Утром меня вызвали в Наркомат обороны и сказали, что группа работников Наркомата во главе с маршалом С. К. Тимошенко выезжает в Минск. Предупредили, что я поеду с ней. Предложили отправиться домой, переодеться в военную форму и явиться в наркомат. <…> В приемной наркома обороны полным-полно военного народа. С папками, с картами, заметно возбужденные. Говорят шепотом. Тимошенко уехал в Кремль. <…> 22 июня около пяти часов утра нарком вернулся из Кремля. Позвал меня:
– Немцы начали войну. Наша поездка в Минск отменяется (Ортенберг Д. И. Июнь – декабрь сорок первого. М.: Советский писатель, 1986. С. 5–6).
Неизвестно, где родилась легенда о том, что 22 июня 1941 года Гитлер начал боевые действия на востоке, чуть ли не насильно втянув Советский Союз во Вторую мировую войну. А если мы послушаем тех, кто находился рядом с самыми главными советскими вождями в те дни, часы и минуты, то все выглядит совсем по-другому: 22 июня 1941 года Гитлер сорвал сталинский план войны и перенес войну на территорию, где 19 августа 1939 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение начать Вторую мировую войну. Гитлер не позволил советским лидерам вести войну так, как они намечали, заставив их импровизировать и делать то, к чему они не готовились, – защищать собственную территорию. Гитлер, конечно, не мог остановить натиск мирового коммунизма, но осадил, задержал, ослабил его.
Все это не я придумал. Об этом говорят сами советские генералы.
Глава 52К какой войне готовилась Красная Армия?
Поскольку Сталин не разъяснял и не излагал своих точек зрения и планов, многие думали, что он их вообще не имел, – типичная ошибка болтливых интеллигентов.
В своих мемуарах Жуков сообщил: «Оперативный и мобилизационный планы вооруженных сил в Генеральном штабе, конечно, были» (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1969. С. 219).
Чудесно! Вот бы Жукову эти планы и опубликовать! Но в книге Жукова, главная обязанность которого перед войной состояла в том, чтобы подготовить планы войны, нет ни единого слова о том, в чем же эти планы заключались.
В настоящее время всем, включая самых ярых защитников Жукова, ясно, что планов обороны страны Красная Армия не имела. Этот факт в доказательствах не нуждается. Достаточно посмотреть на действия Красной Армии в 1941 году: единый замысел отсутствует начисто.
Потому советской пропагандой был запущен запасной вариант объяснения причин тех событий: да, оборону не готовили, готовили наступление. Но не нападение. Готовили наше наступление в ответ на германское нападение.
Восхитительно! Выходит, что Жуков планировал поставить Красную Армию под удар германского топора и тут же бросить свои войска во внезапное победоносное наступление.
Под удар германского топора Жуков армию и наш народ поставил. Отчего же победоносное наступление после того не заладилось?
После выхода мемуаров Жукова прошло уже четыре десятка лет, а его мудрые планы так никто народу и не показал: верьте, граждане, на слово, – Жуков был великим полководцем! (Кстати, из тех же мемуаров следует, что в конце июля 1941 года Жуков якобы предлагал Сталину оставить Киев, за что якобы и был снят с должности начальника Генерального штаба.)
Эту фантастическую историю я выношу в особое производство. Ничего подобного Жуков Сталину не предлагал. Доказательства за мной. Сейчас я только задаю вопрос: если планов обороны страны не было, тогда чем же великий Жуков занимался на посту начальника Генерального штаба с 13 января до 22 июня 1941 года?
Если верить Жукову, то вырисовывается такая картина: Советский Союз и его Красная Армия жили мирной жизнью, к войне не готовились. Мудрый Жуков увидел надвигающуюся опасность и старался убедить беспечного, трусливого, глупого Сталина, что пора армию приводить в состояние готовности.
Однако ни Советский Союз, ни его Красная Армия мирной жизнью не жили. Страна и Красная Армия упорно готовились к войне. К границам выдвигались миллионные массы войск, на приграничных аэродромах сосредотачивались невиданные массы авиации, в приграничных лесах создавались колоссальные запасы боеприпасов, горюче-смазочных материалов, запасных частей для боевых машин, прямо на грунт выкладывались тысячи тонн снарядов, саперы уже разминировали мосты, а пограничники снимали колючую проволоку. И Сталин, и Тимошенко, и Берия, и сам Жуков приводили Красную Армию в готовность. Но только не в готовность к обороне.
«Стратегическая оборона являлась вынужденным видом боевых действий, она заранее не планировалась» – так говорят сами корифеи военной истории (Анфилов В. А. Бессмертный подвиг. С. 517). Но и без мудрых заключений корифеев мы знаем, что оборонительные действия Красной Армии летом 1941 года были чистой импровизацией. Красная Армия перед войной к обороне не готовилась, учений на оборонительные темы не проводила. В советских уставах об обороне в стратегическом масштабе нет ни слова.
Красная Армия не только не имела оборонительных планов, но даже в чисто теоретическом виде проблемы ведения оборонительных операций не разрабатывала. Более того, к обороне советский народ и его армия были не готовы даже морально. Народ и армия готовились к выполнению оборонительных задач наступательными методами:
Именно интересы обороны потребуют от СССР вести широкие наступательные операции на территории врагов, и это ни в коей мере не противоречит характеру оборонительной войны (Правда. 19 августа 1939 г.).
С первых часов германского вторжения Красная Армия пыталась переходить в наступление. В современных учебниках истории эти действия называются контрударами и контрнаступлениями. Но и в этом случае такие действия были импровизацией: ни на одних предвоенных учениях нанесение контрудара не отрабатывалось, более того, возможность таких действий не рассматривалась даже теоретически: