Советские военачальники готовились нанести такой же удар по Германии.
Но, может быть, Жуков готовил 12-ю армию для обороны? Нет. Маршал Советского Союза Баграмян, который в ту пору был полковником и отвечал за планирование боевых действий 12-й армии, свидетельствует: «Изучая оперативные планы, я был поражен следующим фактом: наша пограничная армия не имеет плана развертывания и прикрытия границы» (там же).
Фраза «изучая планы» означает, что сейф оперативного отдела 12-й армии не был пуст. Там были планы. С ними нельзя было просто бегло ознакомиться. Эти планы были сложными – их надо было изучать. Но вот среди планов войны оборонительных планов не было.
Там же Баграмян описывает учения 12-й армии, на которых присутствовал генерал армии Жуков. Отрабатывались только наступательные задачи, причем на картах война шла на германской территории. Битва на картах начиналась не с отражения какого-нибудь германского нападения, а с форсирования советскими войсками пограничной реки Сан. Военная игра шла не против некоего вымышленного противника, а против реального, с использованием совершенно секретной разведывательной информации.
Между Жуковым и командующим армией возникли разногласия. Нет, нет, не о том, наступать или обороняться. Командующий 12-й армией генерал Парусинов настаивал: «Мы должны стремиться нанести противнику максимальный урон в результате уже первого удара». Жуков считал это всего лишь благими намерениями; наносить удар надо, но не на широком фронте, как предлагал Парусинов, а на очень узком. Об этом и спор.
Разгромив командующего армией теоретически, Жуков на этом не остановился. Парусинова вскоре сместили, а на его место встал старый друг Жукова генерал-майор Павел Григорьевич Понеделин. После этого эксперименты по преодолению горных перевалов стали проводиться более интенсивно. Ими лично руководил полковник Баграмян. В ходе этих экспериментов он оказался на государственной границе, где обнаружил «явную демонстрацию оборонительных работ» – строительство железобетонных укреплений на самом берегу пограничной реки так, чтобы противник хорошо их видел.
Удивительная вещь: Жукова интересовали перевалы и их проходимость, но отнюдь не с оборонительной точки зрения. Если бы Жукову нужно было сделать перевалы непроходимыми для противника, то следовало бросить войска в горы, перекопать и заминировать горные дороги и тропы, возводить железобетонные укрепления не в долинах у пограничных рек, а в районе этих самых перевалов! Это было бы гораздо дешевле, да и противник строительства не обнаружил бы, и преодолеть перевалы не смог бы. Впрочем, неужели кто-нибудь решил бы нападать на Советский Союз через горные хребты, если вокруг столько открытых пространств?
Но для советского командования горы имели исключительную ценность. Германия и ее главный источник нефти разделены двойным барьером гор: в Чехословакии и в самой Румынии. Удар советских войск через горы на Румынию для Германии смертелен. Пройти по своим горным перевалам и захватить перевалы в Чехословакии или Румынии означает прекратить поставки нефти в Германию. Маршал Жуков справедливо считал: «Слабым местом Германии была добыча нефти, но это в какой-то степени компенсировалось импортом румынской нефти» (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1969. С. 224).
Все гениальное – просто. Жуков следовал древнему принципу: найти у противника слабое место и внезапно по нему ударить. Жуков знал слабое место Германии – вот почему эксперименты в горах продолжались. Возможности каждого рода войск, каждого типа боевых и транспортных машин в условиях карпатских перевалов тщательно изучались. Устанавливались и проверялись нормативы, отрабатывались рекомендации войскам. Время преодоления карпатских перевалов различными типами машин тщательно фиксировалось и анализировалось.
Все это нужно для планирования наступательных операций, причем операций молниеносных. Тут, как при планировании ограбления банка, надо учесть все мельчайшие детали и рассчитать все с большой точностью. Именно этим и занимался полковник Баграмян на перевалах: фиксировал время, чтобы планирование опиралось на совершенно конкретный опыт.
Еще раз отмечу, что для обороны все это совершенно не нужно. Если бы потребовалось оборонять карпатские перевалы от противника, то скорость их прохождения замерять не надо. Нужно сказать солдатам: сидите тут и врага не пропускайте – сидите год, два, сидите до самой победы или до самой смерти!
Вскоре Жуков получил повышение. 13 января 1941 года он был назначен на должность начальника Генерального штаба Красной Армии. Тут же получил повышение и Баграмян. Но ни один, ни другой не забыли столь необычную 12-ю армию. Под их контролем и по их приказам медленно, но безостановочно менялась ее структура.
В 12-й армии, как и во всех других советских армиях, вещи не назывались своими именами. В начале июня 1941 года четыре стрелковые дивизии 12-й армии (44-я, 58-я, 60-я, 96-я) были преобразованы в горнострелковые. Вдобавок в это же время в состав армии вошла тайно переброшенная из Туркестана только что сформированная 192-я горнострелковая дивизия.
Как назвать 13-й корпус 12-й армии, в котором было две дивизии, и обе горнострелковые? Как назвать 17-й корпус 12-й армии, в котором из четырех дивизий три – горнострелковые? Как назвать саму 12-ю армию, в которой из трех корпусов два по существу горнострелковые и в которой горнострелковые дивизии составляют большинство?
Я бы назвал такие корпуса горнострелковыми, армию – горной. Но у советского командования были причины этого не делать. Корпуса по-прежнему назывались 13-м и 17-м стрелковыми, армия – просто 12-й.
Мы с вами видим только конечный результат преобразований, но сам процесс от нас скрыт. Официальное название горнострелковые дивизии получили 1 июня 1941 года, но приказ был отдан 26 апреля, а преобразование дивизий из стрелковых в горнострелковые шла еще в начале осени 1940 года, еще до того, как Баграмян начал свои эксперименты.
Не только сама 12-я армия постепенно, но уверенно превращалась в горную армию, но и оказывала влияние на соседние армии. Подготовленная в 12-й армии 72-я горнострелковая дивизия (командир – генерал-майор П. И. Абрамидзе) была передана в соседнюю 26-ю армию. Позади 12-й и 26-й армий тайно разворачивалась перебрасываемая с Северного Кавказа 19-я армия генерал-лейтенанта И. С. Конева. В ее составе мы тоже находим горнострелковые дивизии – например, 28-ю (командир – полковник К. И. Новик).
13 июня 1941 года в Восточных Карпатах между 12-й (горной) и 9-й (сверхударной) армиями началось развертывание еще одной армии – 18-й. Нападение Германии не позволило этой армии завершить развертывание, и мне не дано точно установить ее состав в том виде, каким его задумало советское командование. Гитлер спутал Сталину все планы, и началось нечто невообразимое.
Но все же есть достаточно оснований полагать: 18-я армия по первоначальному замыслу была весьма похожа на 12-ю армию. К преобразованию армии в горную подошли очень серьезно: горнострелковые дивизии были укомплектованы специально подобранными и обученными солдатами и переведены на особый штат, резко отличавшийся от штата обычной стрелковой дивизии; они получили специальное вооружение и снаряжение.
На Кавказе накануне войны была создана школа горной подготовки, которая готовила инструкторов из лучших советских альпинистов. Подготовленных инструкторов срочно направляли на западную границу, так как именно тут, а не на Кавказе и не в Туркестане в июне 1941 года было сосредоточено огромное количество горнострелковых войск. Об этой школе есть короткая статья в газете «Красная звезда» (1 ноября 1986 г.), которая так и называется: «Готовились воевать в горах».
Вот тут самое время задать вопрос: в каких горах?
На западных границах Советского Союза есть только сравнительно небольшой массив Восточных Карпат, которые больше похожи на холмы, чем на горы. Создавать мощную оборону в Карпатах в 1941 году было незачем по следующим причинам:
1. Карпаты в этом месте неудобны для агрессии с запада на восток. Противник с гор спускается на равнины, а снабжать армии придется через все Карпаты, Татры, Рудные горы, Судеты. Это очень неудобно и опасно для агрессора.
2. Для Красной Армии Восточные Карпаты – это тупой клин в сторону противника. Если тут сконцентрировать много советских войск для обороны, то они уже в мирное время будут окружены противником с трех сторон. Используя равнины южнее и особенно севернее Восточных Карпат, противник в любой момент может ударить в тыл укрепившимся в горах войскам, перерезая их пути снабжения.
3. В 1941 году в Карпатах не было войск противника, достаточных для агрессии против СССР, и советское командование это хорошо знало (генерал-лейтенант Арушунян. ВИЖ. 1973. № 6. С. 61).
Концентрация двух советских горных армий в Восточных Карпатах имела катастрофические последствия. Никто эти армии, конечно, в горах не атаковал. 1-я германская танковая группы нанесла удар на равнине севернее Восточных Карпат, обходя горы огромным крюком и отрезая советские горные армии от главных сил. Советскому командованию пришлось срочно выводить их из этой мышеловки: оставшись в Карпатах, две горные армии погибли бы там без снабжения боеприпасами и продовольствием.
И вот две горные армии, не приспособленные для ведения боевых действий на равнинах, имея облегченное вооружение и множество ненужного на равнинах снаряжения, побежали с гор и здесь попали под фланговый удар германского танкового клина. Легко разгромив бегущие с гор советские армии, 1-я танковая группа германских войск устремилась вперед, заходя в тыл 9-й (сверхударной) армии, которая в результате понесла большие потери.
После этого перед германскими войсками открылись пути к незащищенным базам советского флота в Одессе и Севастополе, а также к Донбассу, Харькову, Запорожью и Днепропетровску – советским индустриальным районам колоссальной важности. Потеряв последние, Советский Союз сумел произвести за годы войны всего лишь 100 тысяч танков. Конечно, это гораздо больше, чем было произведено в Германии, но без потери этих районов производство танков в СССР в годы войны (а также производство артиллерийских орудий, самолетов и многих других видов вооружения) могло быть в несколько раз выше.