В мае 1941 года многие государства Европы были сокрушены Германией. Проблемы в отношениях с Францией, например, просто не могли существовать. Сохранившая независимость Великобритания протягивала Сталину руку дружбы, пример тому – письмо Чёрчилля Сталину от 1 июля 1940 года. Рузвельт относился к Сталину более чем дружески: предупреждал об опасностях, а американские технологии уже рекой лились в СССР.
Вероятных противников было только два. Но Япония, получив на Халхин-Голе в августе 1939 года представление о советской военной мощи, подписала с Советским Союзом соглашение о прекращении военных действий и устремила свои взоры в направлении, противоположном советским границам.
Итак, только Германия могла быть причиной, заставившей Сталина предпринять этот, на первый взгляд, непонятный шаг.
Что же мог предпринять Сталин в отношении Германии, используя свой новый официальный титул главы государства? По большому счету, у Сталина было только три возможности:
1. установить с Германией прочный и нерушимый мир;
2. официально возглавить Советский Союз в оборонительной войне с целью отражения германской агрессии;
3. официально возглавить внезапное нападение Советского Союза на Германию.
Первый вариант отпадает сразу: мир с Германией к тому моменту уже был подписан рукой Молотова. Заняв место Молотова на посту главы правительства, Сталин не предпринял решительно никаких шагов, чтобы встретиться с Гитлером и начать с ним переговоры. Сталин по-прежнему использовал Молотова для мирных переговоров. Известно, что даже 21 июня 1941 года Молотов пытался встретиться с германскими руководителями, а вот Сталин таких попыток не делал. Значит, Сталин занял высший государственный пост не для того, чтобы вести мирные переговоры.
Советская пропаганда напирает на второй вариант: якобы предвидя нападение Германии, Сталин решил лично и официально возглавить оборону страны. Но и это объяснение не проходит: нападение Германии было для Сталина внезапным и явно неожиданным, и это признают все советские историки. Получается, что Сталин принял решение возглавить государство, предвидя события, которых он не ожидал.
Давайте вспомним, как вел себя Сталин в первые дни войны. 22 июня 1941 года глава правительства был обязан обратиться к народу и объявить страшную новость. Но Сталин уклонился от выполнения своих прямых обязанностей, и 22 июня к народу обратился заместитель Сталина Молотов. Зачем же Сталину надо было садиться в кресло Молотова в мае, если в июне он прятался за спиной Молотова?
Вечером 22 июня 1941 года советское командование направило войскам директиву. Слово маршалу Жукову:
Генерал Н. Ф. Ватутин сказал, что И. В. Сталин одобрил проект директивы № 3 и приказал поставить мою подпись…
– Хорошо, – сказал я, – ставьте мою подпись (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1969. С. 251).
В итоге эта директива вышла за подписями народного комиссара обороны маршала Тимошенко, члена Главного Военного Совета РККА и секретаря ЦК ВКП(б) Маленкова и начальника Генерального штаба генерала Жукова (История Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 4. С. 38). Сталин одобрил директиву, но сам ее не подписал. Подписать директиву Сталин заставил своих соратников, явно уклоняясь от личной ответственности. Зачем же он принимал ее в мае? А ведь это документ величайшей важности – это приказ вооруженным силам на разгром вторгшегося противника.
На следующий день был объявлен состав Ставки Главного Командования. Сталин отказался ее возглавить и вошел в этот высший орган военного руководства только на правах одного из членов. Главнокомандующим был назначен народный комиссар обороны маршал Тимошенко[29].
При существующем порядке так или иначе без Сталина нарком С. К. Тимошенко самостоятельно не мог принимать принципиальных решений. Получалось два главнокомандующих: нарком С. К. Тимошенко – юридический, в соответствии с постановлением, и И. В. Сталин – фактический (там же. С. 251).
Итак, в оборонительной войне Сталин применяет свой испытанный стиль руководства: принципиальные решения принимает он, а официальную ответственность несут Молотов, Маленков, Тимошенко, Жуков и другие.
Только через месяц, 19 июля 1941 года, члены Политбюро убедили Сталина занять официальный пост народного комиссара обороны, а 8 августа – пост Верховного главнокомандующего. Если страна готовилась к обороне, стоило ли Сталину принимать на себя новые обязанности, если в первые же часы такой войны от исполнения этих обязанностей он всячески уклонялся?
Сегодня, зная о том, как Сталин руководил страной в первый месяц оборонительной войны, резонно было бы предположить, что, готовясь к такой войне, накануне ее он попытается не принимать на себя никаких титулов и никакой ответственности, выдвинув на высшие государственные посты второстепенных чиновников, полностью им контролируемых.
Итак, второе объяснение нас тоже не может удовлетворить. Поэтому мы вынуждены придерживаться третьей версии, которую пока еще никто не смог опровергнуть: Сталин, сокрушив Европу руками Гитлера, готовил внезапный удар в спину Германии. Этот «освободительный поход» Сталин намеревался возглавить лично в качестве главы советского правительства.
Коммунистическая партия готовила советский народ и Красную Армию к тому, что приказ начать «освободительную» войну в Европе Сталин даст лично. Советский народ знал, что решение начать войну будет принято в Кремле, и война начнется не нападением каких-то врагов, а по сталинскому приказу:
И когда маршал революции товарищ Сталин даст сигнал, сотни тысяч пилотов, штурманов, парашютистов обрушатся на голову врага всей силой своего оружия, оружия социалистической справедливости. Советские воздушные армии понесут счастье человечеству! (Правда. 18 августа 1940 г.)
Это говорилось в тот момент, когда Красная Армия уже уперлась в границы Германии. В августе 1940 года нести счастье человечеству Красная Армия могла только через германскую территорию, а обрушить «силу оружия социалистической справедливости» советские войска могли в основном на головы немецких солдат.
Занимая пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б), Сталин мог отдать любой приказ, и этот приказ незамедлительно и точно выполнялся. Но любой приказ Сталина был неофициальным – в этом-то и заключалась сталинская неуязвимость и вытекающая из нее непогрешимость. В мае 1941 года Сталина перестало удовлетворять такое положение. Сталин собирался отдать главный в своей жизни приказ, и отдать этот приказ так, чтобы он официально был его, Сталина, и только его приказом.
По свидетельству Маршала Советского Союза Рокоссовского, командиры советских частей и соединений в своих сейфах имели так называемые «красные пакеты» (Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1968. С. 11). Вскрывать «красный пакет» можно было только по приказу главы правительства или наркома обороны СССР. Сталин занял пост главы правительства для того, чтобы лично подписать Главный Приказ.
Гитлер, читая донесения своего проницательного посла в Москве Шуленбурга, сам, наверное, тоже понимал, что «в области внешней политики цели огромной важности» Сталин «надеется достичь личными усилиями». Гитлер понял, насколько это опасно, и лишил Сталина такой возможности.
22 июня 1941 года Гитлер спутал Сталину все карты. В неясной обстановке Сталин рисковать не стал, вот почему на самых главных директивах так называемой Великой Отечественной войны, директивах о начале военных действий, нет подписи Сталина. Он готовился выполнить почетную обязанность и совсем в другой обстановке подписать совсем другие директивы – не на вынужденную оборонительную войну, а на освобождение народов Европы.
Вступая в должность, каждый глава правительства обычно объявляет программу своих действий. А Сталин?
И Сталин объявил. Правда, речь Сталина, которая может считаться программной, была произнесена в кругу высшего руководства Красной Армии за плотно закрытыми дверями. Гриф секретности с этой речи был снят только через 57 лет, когда о ней все давно забыли.
5 мая 1941 года, на следующий день после назначения на пост главы правительства, Сталин выступил с речью в Кремле на приеме в честь выпускников военных академий. Сталин говорил 40 минут. Учитывая сталинскую привычку отмалчиваться, 40 минут – это необычно много. Это потрясающе много.
Сталин выступал перед выпускниками военных академий далеко не каждый год. За всю историю таких выступлений было только два. Первый раз – в 1935 году. Тогда над страной уже был занесен карательный топор, тайно готовилась Великая чистка, и Сталин произнес перед выпускниками военных академий простые слова: кадры решают всё! Смысл сталинских слов был таким: для великих дел нужна хорошая команда, если удастся подобрать хороших руководителей – решим все задачи, не удастся – все проиграем.
Вряд ли кто тогда мог понять истинный смысл этих слов. А Сталин замыслил ни много ни мало тотальное физическое истребление советской элиты – государственной, партийной, военной, технической, научной, культурной и всякой прочей. Сталин замыслил почти поголовную смену всего руководящего слоя страны.
И вот в мае 1941 года Сталин во второй раз выступает перед выпускниками военных академий. Теперь замышлялось более серьезное и более темное дело, потому сталинская речь на этот раз была засекречена. Сталин говорил о положении в Европе, о войне, о Германии. В обычной своей манере Сталин задавал вопросы и сам на них отвечал.
Действительно ли германская армия непобедима? Этот вопрос в сталинской речи прозвучал три раза. Сталин ответил на него отрицательно. Сталин сказал, что Германия воюет под лозунгом покорения других стран. Воюя под этим лозунгом, Германия успеха иметь не будет.
Сталин задал вопрос о том, почему Германия проиграла в Первой мировой войне. И ответил: потому что воевала на два фронта. Намек весьма откровенный. Сталина в Кремле слушали люди сообразительные. Сталин подвел их к простому выводу: Германия воюет против Великобритании, за спиной которой стоят Соединенные Штаты Америки. Если мы откроем второй фронт, то Германию ждет конец, как и в Первой мировой войне.