Христианизация местного населения, которую осуществляли в Ливонии католические миссионеры, не могла найти одобрения в Новгороде и Пскове, небезосновательно опасавшихся сокращения своего влияния в Ижорской (Вотской) земле и Карелии и, как следствие, уменьшение объемов поступавших оттуда даней. Повод для наметившейся конфронтации создавало и проникновение немцев, датчан и шведов в земли эстов, освоением которых занимались Новгород и Псков[559]. Христианские державы были хорошо осведомлены о существовании этих языческих народов, о чем свидетельствует договор, заключенный в весной 1241 года епископом Эзеля (Сааремаа) и Вика (Ляэнемаа) Генрихом и Тевтонским орденом в Ливонии о разделении сфер юрисдикции в землях, которые предстояло завоевать в ходе предстоящего похода, в расположенных «между Эстонией, уже обращенной, и Русью (Rutiam), а именно, в землях Ижорского края (Watlande), на Неве (Nouve), в Ингрии (Ingriae) и Карелии (Carelae), по поводу которых была надежда обратить их к вере Христовой»[560].
Именно против этих языческих народов и были направлены крестовые походы начала 1240-х годов[561]. Текст договора 1241 года свидетельствует также, что договаривавшиеся стороны не считали эти земли частью новгородской территории, хотя, вероятно, знали о данях, которые Новгород оттуда получал. Таким образом, папское распоряжение о подготовке крестового похода, предоставленное в декабре 1240 года датской церкви, имело в виду лишь язычников, но при этом ущемляло интересы Новгорода, а потому не могло не привести к столкновению крестоносцев с новгородцами.
Летом 1240 года новгородцы оказали сопротивление шведам, которые под командованием Биргера Магнуссона вошли на кораблях в Неву и приступили завоеванию Ижорской земли. Мы не задаемся целью выявить масштаб и значение Невской битвы, завершившейся победой новгородского войска во главе с князем Александром Ярославичем, но заметим, что ее сакральное восприятие появилось позже — при создании «Жития» Александра Невского; для современников же она была всего лишь военно-политической акцией, вызванная желанием конфликтующих сторон утвердиться на берегах Невы[562].
В том же 1240 году ливонские немцы предприняли поход на псковские земли, расположенные к югу от Чудского озера. Был захвачен Изборск, а войско псковичей, шедшее ему на подмогу, разбито. Вскоре после этого немцы вошли в Псков, который был передан под управление двух орденских фогтов и сотрудничавшего с ними посадника Твердилы Иванковича. Зимой 1240/1241 года немцы вторглись в Ижорскую землю и построили там крепость в Копорье. Однако их успех длился недолго, поскольку уже в 1241 году победы новгородцев вынудили их покинуть Ижорский край и отказаться от Пскова. 5 апреля 1242 года ливонское войско потерпело поражение на льду Чудского озера, после чего ливонские государи подписали с Новгородом мирный договор, вернув ему все земли, захваченные в 1240–1241 годах[563].
Почти одновременное вторжение шведов и немцев в пределы Северо-Западной Руси натолкнуло историков на мысль о скоординированности их действий. Еще в 1929 году финский историк А. Доннер выдвинул предположение, что идея одновременного выступления против русских земель возникла в папском окружении и была осуществлена при посредничестве легата Вильгельма Моденского[564]. Позже эта концепция активно разрабатывалась советской историографией и рядом западноевропейских исследователей[565]. В настоящее время отношение историков к этой теории существенно изменилось. В частности, отмечается отсутствие неоспоримых документальных свидетельств согласованности действий шведов на Неве и ливонцев на Псковской земле, вследствие чего два этих события воспринимаются как две самостоятельные акции, различавшиеся по своему характеру, мотивам и организации. Нападение шведов 1240 года явилось продолжением новгородско-шведского соперничества из-за контроля над Финляндией и Карелией и осуществлялось в полном соответствии с программой крестового похода против язычников, заявленной в булле Григория IX 1236 года[566]. Ливонские походы на Псковщину с этой программой никак не связаны. В них отсутствует конфессиональная мотивация, направляющая роль церкви не просматривается, не было проведено никакой пропагандистской кампании, которая всегда сопровождала подготовку к крестовому походу, отсутствовал массовый приток крестоносцев-«пилигримов» из Западной Европы. Как свидетельствуют современные исследования, псковская кампания осуществлялась ограниченными силами (отрядами ряда орденских округов и ополчением Дерпта) и была инспирирована дерптским епископом, пытавшимся решить в свою пользу пограничные спор с Псковом, а также его союзником, изгнанным из Пскова князем Ярославом Владимировичем. Словом, это было чисто политическое мероприятие, которое не имело ничего общего с обращением язычников и, следовательно, не попадало под определение «крестовый поход», о котором говорилось в папской булле.
Григорий IX действительно пытался организовать крестовые походы в Восточную Прибалтику, но, как следует из его посланий, руководствовался при этом исключительно задачей христианизации языческого населения и рассматривал поход как своеобразное продолжение мирной «миссии», вызванное необходимостью защиты новообращенных от нападок язычников. Эти крестовые походы не преследовали целью завоевания русских земель, но поскольку были нацелены на области, население которых платило дань Новгороду, определенным образом ущемляли его интересы. Обращение местного населения в католичество неизбежно приводило к его переходу под власть католических государей, чего ни Новгород, ни его «младший брат» Псков не хотели допустить. В папской курии отдавали себе отчет, что русские правители будут препятствовать распространению католичества в языческих землях, и тем самым препятствовать католической «миссии», но противодействовать этому предполагали путем обращения православных русских в католическую веру. В период понтификата Григория IX такая работа велась, и те сведения, которые папа получал от своих представителей в Восточной Европе, внушали надежду на ее конечный успех. Последнее обстоятельство обособляло русских от всех тех, с кем компромисс в принципе был невозможен, например, от еретиков-катаров, что делало ненужным использование против них такого мощного, но вместе с тем дорогостоящего и трудоемкого средства, как крестовый поход.
Наши наблюдения относительно мирного настроя папства в отношении русских земель на рубеже 1230–1240-х годов подтверждает и тот факт, что в самом конце своего понтификата Григорий IX выдвинул идею их привлечения наряду с католическими государствами к крестовому походу против монголов[567].
Внутренние и внешнеполитические проблемы Тевтонского Ордена в Пруссии и Ливонии в конце 1230 — начале 1240-х годовАнатолий Бахтин(Калининград)
Весной 1231 года небольшой орденский отряд в количестве девяти орденских братьев и отряд польских и немецких крестоносцев переправились через Вислу. Началось покорение Пруссии. Что же предшествовало этому вторжению, и почему для такого масштабного проекта Тевтонским орденом были выделены такие незначительные силы?
В 20-х годах XIII века обессиленное феодальными неурядицами польское государство начало подвергаться безжалостным прусским набегам, от которых особенно страдали пограничное княжество Мазовецкое и епископство Плоцкое. Хельмская земля полностью обезлюдела и находилась в руках пруссов. Конрад Мазовецкий, вероятно, по совету князя Хенрика Бородатого[568], решил обратиться за помощью к Тевтонскому ордену, который при аналогичной ситуации в Венгрии прекрасно проявил себя в борьбе с половцами. В 1225 году к верховному магистру Тевтонского ордена Германну фон Зальца было отправлено посольство. Магистр в то время находился в южной Италии, и послы прибыли к нему только в начале 1226 года. Ордену предлагалось взять во владение Хельмские земли, с обязательством покорить Пруссию, после чего начались длительные переговоры, которые затянулись на четыре года.
После получения от императора Фридриха II «Золотой буллы», подтверждавшей передачу Ордену Хельмской земли и разрешавшей покорение Пруссии, Орден склоняется к решению принять на себя ответственность по прикрытию польской границы с последующим завоеванием Пруссии.
Уже в 1226 году Германн фон Зальца отправляет в Мазовию посольство в составе двух орденских рыцарей Конрада фон Лансберга и Отто фон Залайдена в сопровождении 18 вооружённых всадников. Оба орденских рыцаря с отрядом остались в Мазовии. Конрад Мазоветский построил для них на левом берегу Вислы небольшую вальную крепость с деревянными стенами, названную Фогельзанг[569]. В ней орденские рыцари в ожидании дальнейших распоряжений, от верховного магистра[570], проводили разведку на границе и изучали ситуацию в прусских землях.
Весь 1227 год Германн фон Зальца по поручению императора готовил крестовый поход в Палестину, но, несмотря на свою занятость, и в разгар шестого крестового похода не упускал из вида польско-прусские дела. Весной 1228 года к Конраду Мазовецкому было отправлено новое посольство и подкрепление во главе с комтуром Филиппом, орденским братом Генрихом и орденским монахом Конрадом. Комтур Филипп, видимо, временно принял на себя руководство орденским отрядом. Прибытие основных сил орденских рыцарей на границу откладывалось до окончания крестового похода. Только к концу 1229 года Германн фон Зальца вновь вернулся к польско-прусской проблеме.