торону ливонских ландсгерров, для чего воспользовались появлением в Новгороде ливонского посольства. Сомнительно, что оно явилось ответным шагом, последовавшим вслед за поездкой в Ригу новгородских послов, которые должны были потребовать от ливонских государей невмешательства в военные действия[833] — о таком посольстве новгородская летопись не упоминает. Между тем вполне возможно, что представительная делегация, в состав которой входили орденские чины из Феллина (Велижа; совр.: Вильянди), представители Риги, Дерпта (Юрьева) и других ливонских городов, прибыла в Новгород для того, чтобы выразить обеспокоенность новгородской политикой, а именно, грабительским походом «за Нарову» на Везенберг (Раковор; совр.: Раквере), совершенным в 1267 году суздальским князем Юрием Андреевичем («много земли их потратиша, а города не взяша»)[834].
Театр военных действий располагался в непосредственной близости к округу Феллина, что создавало угрозу их переноса в земли Ливонского ордена. Случись такое, и недавно достигнутые мирные соглашения были бы нарушены, чего ливонская сторона, явно, не хотела. «Почто убо хощите всуе кровь проливати, нам убо с вами мир и любов, и гости ваши к нам. А наши к вам ходят, а брани, ни обиды не имеют никоеяже? И уще хощете брань сьтворяти, се суть колыванцы и раковорцы, и мы к ним не приставаем. Ни помогаем. И тако бискупи их и божиа дворяне целоваше к ним крест и умиряшася»[835]. Руководство Ливонского ордена в тот момент не желало нарушать «мир и любовь» с Новгородом, что и предопределило клятвенное обещание его представителей («божьих дворян») не помогать эстонским подданным датского короля во время предстоящих военных действий. Тем самым орден намеревался обеспечить нерушимость границ своих собственных владений.
18 февраля 1268 года произошла Раковорская битва, закончившаяся победой новгородцев, которым противостояло ливонское войско в составе отрядов из орденских округов Феллин, Леал (Лихула), Вейсенштейн и ополченцев Дерпта. Не вполне понятна причина нарушения орденом недавней присяги, хотя не исключено, что, увлекшись разорением датских владений, новгородцы все же затронули принадлежавший ордену округ Йервена, северная часть которого довольно далеко вклинивалась во владения датчан. Да и река Кеюла (Кейла), на которой, согласно летописи, произошла знаменитая битва, протекает далеко к западу от современного Раквере и имела исток в землях ордена.
В апреле 1268 года орденский капитул принял решение произвести ответный поход на Псковщину[836], который состоялся полгода спустя. Псков находился ближе к границе, чем Новгород, а потому в ходе русско-ливонских конфликтов обычно именно он принимал на себя основные удары противника[837]. В XIII веке он еще не играл столь важной роли в торговле, как тремя веками позже[838], а потому орден с ним церемонился гораздо меньше, чем с его «старшим братом».
Для воздействия на Новгород орден располагал иным средством. В мае 1268 года вице-ландмейстер Конрад фон Мандерн отправился в Любек, где от имени своего ордена обратился к его магистрату и гражданам со следующим обращением: «Поскольку нет ничего горшего, чем враг в собственном доме (domesticus inimicus), надлежит напрячь усилия, чтобы различными способами ему с его лукавством дать отпор. А потому мы желаем во все настоящие и будущие времена извещать государя Дании, епископа Карелии Фридриха, а также епископа (postulato) Дерпта о том, что мы не только с нашего, но со всеобщего согласия ландсгерров Ливонии, увещеваем прославных мужей, граждан Любека и все купечество в этом году не доставлять свои товары врагам веры, а именно, русским из Новгорода. Те, кто, как всегда, задумаются об убыточности всего этого, пусть, претендуя на уважение, более благосклонно отнесутся к нашим просьбам, включающим к тому же такое условие: если между указанными русскими и латинянами случится какой-либо договор о дружбе (amicabilis composition), то названные граждане и купцы будут в нем участвовать, и какая бы форма мира между этими сторонами ни была принята, они в соответствие со старинным обычаем будут пользоваться своим правом свободного передвижения и возвращения; если же случится так, что одна сторона отдельно от прочих вступит в войну с этими русскими по собственной воле, указанным выше гражданам и всем купцам не следует никоим образом запрещать со своими товарами перемещаться и возвращаться, а также пользоваться своими свободами и правами на воде и на земле. Если же — да не допустит этого господь! — все христианское сообщество [вся Ливония — М.Б., Е.К.] из-за заносчивости этих русских начнет с ними войну, нам следует обратить наши просьбы к названным гражданам и всем купцам, чтобы они ради своих товаров не обрекли на истребление католическую веру в ливонских землях, оплаченную кровью многих почтенных людей»[839].
В руководстве Ливонского ордена прекрасно понимали, что их инициатива по введению торговой блокады Новгорода в Любеке будет воспринята без всякого энтузиазма, но в обращении вице-ландмейстера нет ни намека на враждебное отношение ордена к любечанам или давлении, о которых мы иногда читаем в литературе[840]. Напротив, оно нацелено на убеждение и достижение компромисса, который был возможен лишь по предоставлении орденом гарантий обретения Любеком определенных выгод. Поэтому особо оговаривалось, что целью политики ордена является заключение с русскими мирного договора, способного обеспечить немецким купцам свободное торговое сообщение с Русью «по старине». В том случае, если войну с Новгородом начнет один из ливонских государей, купцам Любека будет позволено свободно торговать и беспрепятственно перемещаться со своими товарами по суше и воде. Если же вся Ливония вступит в войну, то орден возобновит свою просьбу о прекращении любечанами торговли с русскими, оставляя окончательное решение вопроса за Любеком. Очень ловким ходом со стороны ордена стало обещание склонить на свою сторону датчан, главных конкурентов любекской торговли на Балтике. Оно было выполнено, и уже к 5 июля 1268 года любечане в датских портах пользовались рядом привилегий и в том числе судебным иммунитетом[841]. Решение о торговой блокаде Новгорода в Любеке утвердили.
Осенью 1268 года состоялся поход орденского войска под командованием магистра Лауденберга на Псков. По сообщению Новгородской летописи, которая датирует этот поход 1269 годом, десятидневная осада города завершилась провалом в связи с подходом новгородской рати («яко уведаша Нѣмци новгородскыи полкъ, побѣгоша за рѣку»)[842], в то время как магистр в одном из своих писем отметил, что, «когда мы обдумывали захват крепости, кое-кто из Новгорода, прибывшие не в подкрепление своим, от имени единоплеменников настойчиво (constanti affectu) просили о восстановлении мира»[843]. Мир был заключен тут же в Пскове «чересъ pѣкy» — договаривавшиеся стороны находились на противоположных берегах реки Великой, — «на всеи вoлѣ новгородчкои» или, говоря словами ливонского документа, «тот, какой существовал во времена магистра Волквина и епископа Альберта», т. е. на условиях договора 1224 года.
Соглашение имело предварительный характер. Ливонский магистр дал это понять Любеку, попросив магистрат прекратить торговлю с новгородцами вплоть до окончательного утверждения мирного договора («в связи с этим мы самым настойчивым образом умоляем магистратов всей вашей общины не пытаться достичь их земли с вашими товарами, пока вы не пришлете нам своих послов для утверждения мира. Если вы поступите так, то ваша позиция, часто безуспешная, тотчас же укрепится с нашей помощью и посредством восстановления мирного договора»)[844]. Слова магистра о том, что купцам из Риги также запрещено следовать в Новгород, подтверждается письмом рижских ратманов[845].
1 апреля 1269 года ливонский ландмейстер довел до сведения Любекского магистрата известие об успешном завершении миссии его послов в Новгороде[846], но понадобилось еще несколько месяцев, чтобы согласовать требования сторон. Существует мнение, что переговорный процесс был замедлен из-за требования новгородцев передать им Нарву, которое орден не желал удовлетворять[847]. Понадобилась угроза очередного русского похода на Колывань (Ревель), который затевал князь Ярослав Ярославич, чтобы «увѣдавше Нѣмци, прислаша послы с мольбою "кланяемся на всеи воле вашей, Hapoвѣ всеи отступаемся, а крови не проливайте"»[848]. Ни в ливонской переписке, ни в тексте русско-немецкого договора 1269 года упоминаний о Нарве нет и быть не могло, поскольку она принадлежала датчанам и распоряжаться ею орден был попросту невластен. Упоминания о Нарве и Ревеле в данном контексте свидетельствуют о совмещении в летописном тексте известий о заключении двух договоров — торгового русско-немецкого и «земского» русско-датского, последовавшем по окончании военной кампании 1267–1268 годов.
К концу 1269 года торговый мир был окончательно утвержден[849], чем руководство Ливонского ордена было полностью удовлетворено. В апреле 1270 года Андреас фон Вельвен, временно исполнявший обязанности магистра после смерти Отто фон Лауденберга, писал в Любек: «Мы не перестаем благодарить вас за множество благодеяний, которые вы расточали на нас, дабы мы все вместе счастливо продвинули вперед наше дело»