В конце мая нескольким украинским партизанским группам удалось соединиться с русскими партизанскими отрядами. Но все отряды были сильно обескровлены в боях с карателями. У партизан не хватало оружия, боеприпасов, питания, совсем не было медикаментов. И все же они заняли круговую оборону. И выдержали несколько яростных атак гитлеровцев.
С тех пор как началась война и возникло партизанское движение, фашисты еще ни разу не проявляли такого упорства в проведении карательных операций. Может быть, потому, что именно тогда у генерала Шпейделя родилась теория «мертвой зоны выжженной земли». Казалось, что в эти дни для гитлеровской армии врагом номер один были не регулярные войска Красной Армии, а партизаны.
Десятки бомбардировщиков носились над лесом, над селами. Без умолку били по партизанским позициям артиллерийские и минометные батареи. Полевые и лесные дороги были заблокированы танками и бронетранспортерами. Горел лес. Горели села. От грохота и рева дрожала земля.
Партизаны мужественно отбивались и объединенными силами, и поодиночке. Но выстоять против регулярных войск не смогли.
5 июня фашисты прижали к Десне остатки партизанских отрядов и групп.
До последнего патрона сражались и бойцы отряда имени 25-летия РККА. Опыт подсказал капитану Русанову, что оставшихся партизан надо разделить на мелкие группы и пусть каждая группа самостоятельно пробивается сквозь вражеские ряды.
С Русановым осталось трое бойцов. Среди них был и Кузьма Пройдоха, который первым встретил капитана, когда он приземлился на парашюте в тылу врага.
Партизаны остановились на лесной полянке.
— Надо передохнуть, товарищ капитан, — сказал Кузьма Пройдоха. — Дальше идти нет сил.
— Правильно…
— Обсохнуть надо…
— Поспать хотя бы часок… — раздались голоса бойцов.
— Петр! — обратился Русанов к молодому партизану. — В караул! Разбудишь Кузьму через двадцать минут.
— Есть, — неохотно ответил Петр.
— Через двадцать минут меняем часового, — распорядился Александр. — В случае чего обращайтесь ко мне…
Еще никогда ни он, ни его товарищи не чувствовали себя такими усталыми. Уже больше двух недель они не могут оторваться от карателей хотя бы на километр. Все хутора и села заблокированы, на всех дорогах засады, мосты и переправы через реки под наблюдением. Ночи коротки, и за ночь далеко не уйдешь.
…Русанова разбудили выстрелы и собачий лай. Он вскочил на ноги и… наткнулся грудью на острые штыки. Перед ним стояли шесть жандармов с овчаркой. Один из них держал его планшетку.
«Неужели плен?!» — с ужасом подумал Александр.
Под кустом лежали убитые Петр и Кузьма. Партизану Василию солдаты связывали ремнем руки. Связали руки и Александру.
— Пошли! — сказал жандарм и толкнул прикладом в спину Василия, потом Русанова.
Под конвоем их повели в селение Середино-Буды. Путь неблизкий — двадцать пять километров. Измученные жаждой, окровавленные, они падали от усталости — жала штыков кололи тело, жандармы били прикладами в спины.
Шли до самых сумерек. Конвоиры менялись, а они все шли и шли, с трудом переставляя распухшие ноги.
На ночь Русанова и Василия закрыли в амбаре.
— Что, Вася, попробуем? — прошептал Русанов.
— Давай. Вот здесь подгнил горбыль.
…Когда пропели петухи, Русанов и Василий выбрались из амбара на огород. Проползли немного, потом вскочили на ноги и побежали, спотыкаясь на межах и утоптанных узких стежках, сбивая молодые подсолнухи и ломая стебли кукурузы.
— Вперед, Вася! Вперед! — подбадривал товарища по несчастью и самого себя Русанов.
В Тиме, когда учился в школе, и в Воронеже на машиностроительном заводе, где работал токарем, он не раз бегал во время спортивных соревнований, во время «военных» игр. Он мог пробежать без передышки не один километр и был уверен, что никакой «враг» от него не уйдет. Участники «военных» игр ходили в атаки и догоняли «противника», но никогда не отступали. «Красные» всегда побеждали «синих». Так было и в армии на всех маневрах. «Красные» непременно должны атаковать и побеждать «синих». «Красные» не убегают, а догоняют. А в это июньское утро ему приходилось убегать…
Русанов оглянулся. Лают собаки? Или это просто почудилось?
Оглянулся и Василий. Значит, не почудилось. Собаки действительно лаяли. Вот донеслись чьи-то голоса. Это была погоня. Немцы обнаружили побег.
Вдруг Василий упал, угодив ногой в колдобину. Вскрикнул. Русанов бросился к нему.
— Больно?
— Да, — скривился Василий.
Лай собак приближался. Тяжело дыша, Александр и Василий молча переглянулись. Сжав зубы, Василий встал, прихрамывая, снова побежал.
Огороды остались позади. Василий и Русанов уже бежали лугом, утопавшим в сизоватом тумане. Под ногами хлюпала вода, высокая, покрытая росой трава мешала бежать.
Впереди темнел лес. Еще минут десять — и они окажутся среди деревьев. Там легче будет спрятаться, уйти от погони. Вот только эти собаки и их поводыри сзади… Наверное, они тоже в своей Германии учились догонять противника.
В глазах Русанова помутилось. Земля и небо качнулись. Все в голове пошло кругом. Это от голода, недосыпания. Он сделал еще несколько шагов и упал.
Теперь над ним склонился Василий. Мокрый от росы Александр с трудом поднялся, прохрипел:
— Бежим, Вася!
Они снова побежали.
В ушах Русанова вдруг зазвучали немудреные слова песни, которую когда-то пели допризывники, маршируя по Воронежу:
Если ранен очень больно,
Отделенному скажи.
Отделенный не поможет,
Санитару доложи.
Как тогда все было просто и понятно.
А винтовку-трехлинейку
Никому никогда не отдавай!..
Уже ощущалось дыхание леса, доносились запахи молодых липких веточек. Сколько еще шагов осталось до спасения?
Позади запыхавшиеся враги. Позади злобно воют и лают псы. Кто назвал их друзьями человека? Какие же это друзья, если служат карателям, гестаповцам? Как ненавидел сейчас Русанов собак! Если бы не эти проклятые овчарки, немцы так скоро не напали бы на их след. Но лес уже рядом.
Вдруг раздался взрыв. Из-под ног Василия поднялся фонтан земли. Василий упал.
Рой осколков от мины просвистел над головой Русанова. Несколько мелких осколков угодили в плечо и бедро. «Почему не в сердце! Почему не в голову?» — застонал от боли Александр, падая на землю.
Он не слышал собачьего лая, хотя овчарки были рядом. В ушах почему-то продолжала звучать давняя песня:
Если ранен очень больно,
Отделенному скажи…
Морщась от боли, Александр стал подниматься. В ту же секунду овчарка вцепилась в рукав гимнастерки и так рванула, что он упал на спину.
— Встать! — гаркнул подбежавший жандарм.
В утреннем небе послышался гул. Сперва он был еле слышен, но с каждым мгновением становился все более грозным. Вскоре все небо дрожало от рева моторов. Десятки вражеских бомбардировщиков летели на восток.
«Неужели не мы, а фашисты начнут наступление на Курской дуге? — с болью подумал Русанов. — Начнут, не разделавшись до конца с нами, партизанами. В любом случае командование гитлеровцев вот-вот снимет блокаду, чтобы перебросить солдат на фронт, под Курск и Белгород. Нам надо было продержаться еще лишь несколько дней. Не смогли. Как жаль…»
Раздетый до пояса, капитан Русанов лежал, привязанный к широкой скамье, а гестаповцы загоняли ему под ногти иголки, били его сучковатыми палками до тех пор, пока лейтенант полевой жандармерии не поднимал вверх палец.
— Довольно! — говорил он и начинал снова допрашивать.
На все вопросы Александр Русанов отвечал одно: «Не знаю».
— Где другие партизанские отряды?
— Не знаю.
— У нас есть сведения, что несколько отрядов ушли в рейды. Куда и с какой целью?
— Не знаю.
— На железной дороге произошли загадочные катастрофы наших поездов. У партизан есть мины, управляемые по радио?
— Не знаю. Я не разбираюсь в минах…
Лейтенанта тревожило, что нескольким отрядам удалось вырваться из кольца окружения. Их надо было немедленно найти и уничтожить. Если не удастся сделать это в ближайшие дни, потом будет поздно — командование отзывает воинские части на фронт.
Русанов почувствовал, что лейтенант и два его помощника уже начали уставать от допроса. Да, повезло ему в жизни — наделила его судьба здоровьем и силой деда. Но дед Увар мог побороть и пятерых мужиков. А вот он не может справиться даже с тремя немцами. И лишь потому, что лежит привязанный к скамье. Освободили бы его от пут, дали бы свободу рукам. О, тогда бы он показал им свою силу!
— Поймите! Я ничего не знаю! — повторил Русанов, сам того не замечая, что словом «поймите» обратился к палачам, как к людям.
Жандармы вдруг приостановили свою работу. Но не потому, что в их душах заговорила жалость. Нет, просто настала пора сделать перерыв на обед. Сверх положенного у гитлеровцев не работали даже палачи. Они пошли в столовую, оставив возле Русанова только часового.
Но вот вернулись. Сытые, самодовольные. Следом за ними вбежал еще один жандарм и протянул лейтенанту листок бумаги.
— Радиограмма, господин лейтенант! Пленного Русанова отправить в Орел. Таков приказ.
— Гм… Тебе повезло, капитан, — сказал лейтенант. — Повезло. Силен ты. Если бы не твое крепкое здоровье, этот приказ, — он потряс листком бумаги перед глазами Александра, — застал бы тебя на том свете…
ЗА РЕШЕТКОЙ
В Орел Русанова доставили поездом, а с вокзала в тюрьму повели под конвоем. На его груди висела фанерка с надписью: «Убийца, шпион и бандит!»
Русанов еле переставлял ноги. От ран и пыток болело тело.
Время от времени он останавливался и в ту же секунду получал удар в спину.
— Ком… Ком… Бандит! — подгонял жандарм.
На обочинах скапливались люди, молча смотрели ему в