объяснял штурману, Павлу Альметьеву, принявшему командование лодкой, что, по мнению врачей, чтобы спасти жизнь людей, необходима срочная госпитализация почти всего экипажа.
– На корабле останется вахта, я сам, остальных отправляйте в госпиталь, – принял решение Альметьев.
Он прошел по отсекам и отобрал десять человек, которые еще могли нести службу.
Стали вытаскивать умерших, больных, которые уже не могли самостоятельно выйти наверх. Командира договорились оставить на корабле с ежедневной медицинской помощью портовой медслужбы. Начальник порта пообещал выяснить, как скоро они могут связаться с правительством СССР. Вечером того же дня к лодке сбоку пришвартовался дебаркадер, на котором разместили моряков для лечения. Немца, в числе других находившихся в тяжелом состоянии, увезли на берег, в госпиталь.
Берлин. «Аненербе»
Оберфюрер СС, один из заместителей Гиммлера по работе с проектом «Новая Швабия», Лотар Вольф получил срочное сообщение от агента из Аргентины. Из текста следовало, что в середине апреля в порт пришла с большими повреждениями корпуса подводная лодка без опознавательных знаков на борту. Как удалось установить, лодка русская, экипаж крайне истощен и болен. Командир лодки запросил медицинскую помощь. Под видом санитаров удалось внедрить нашего агента, он установил, что на борту лодки находится военнопленный немецкий моряк с транспортного судна «Мемель».
– Очень интересно, – рассуждал сам с собой Вольф. – Транспортное судно «Мемель» затоплено в результате неожиданной атаки русских на перевалочную базу в Антарктиде еще в апреле. Значит, это именно та лодка, которая атаковала, но откуда у нее на борту пленный? Если она нанесла торпедный удар и ушла не всплывая, как было сказано в докладе с базы, как мог этот моряк оказаться на ее борту?
Вольф вызвал помощника.
– Немедленно зашифровать и отправить, гриф – «совершенно секретно». – Вольф начал диктовать: – «Приказываю всеми имеющимися средствами задержать русских в порту. Не дать им уйти до подхода наших подводных лодок. Они в сорока часах хода. Через двое суток лодку атаковать и взять экипаж в плен, любой ценой сохранить жизнь немецкому моряку и командному составу лодки».
Оберфюрер СС прошелся по кабинету.
– Также немедленно направить две лодки из «Конвоя фюрера», идущие в Новую Швабию, в аргентинский порт Мар-дель-Плата, для захвата вражеской субмарины. Свяжитесь с ними срочно. Я лично проинструктирую командиров, ясно? Кроме того, срочно свяжите меня с господином Нимио де Анкином. Наши аргентинские братья по борьбе должны помочь.
– Так точно.
– Исполняйте. О связи сообщить немедленно. Независимо от времени суток.
Через сутки оберфюреру доложили: «Советская подводная лодка надежно пришвартована в порту, самостоятельно отойти от причала и выйти в море не сможет. Экипаж частично на берегу в госпитале, вахта и два старших офицера на борту. Плененный ими немецкий моряк освобожден, под предлогом тяжелого состояния здоровья доставлен сначала в госпиталь, а затем перемещен в немецкое консульство. Все сделано абсолютно чисто, русские об этом и не догадываются. Самое важное, удалось выкрасть совершенно секретное донесение и протокол допроса плененного немецкого моряка. Бумаги были адресованы одному из руководителей советской разведки, псевдоним Дед. Текст сегодня отдельно получим шифровкой, но важно, что одна русская лодка пошла в тоннель за нашей субмариной. На ее борту опытная диверсионная группа под командованием некоего Вангола».
«Очень интересная информация. – Вольф почувствовал большую игру или громкое дело. – Настолько интересная, что несколько человек пойдут под трибунал…»
Аргентина, порт. Альметьев
Обходя вечером отсеки, Альметьев заглянул в секретку. То, что он увидел, заставило его взмокнуть от пота. Сейф был вскрыт и пуст. Содержимое исчезло. Альметьев вызвал дневального.
– Кто стоял в центральном последние восемь часов?
– По журналу – старший матрос Федоров. Его сменил, когда врачи были, гидроакустик Семенов, они его еще на осмотр выводили. У него же со слухом плохо, совсем оглох.
– Когда это было?
– Вы как раз с их начальством говорили в рубке.
– А ты где был?
– Я раненых, то есть больных, выносил… – Дневальный на секунду задумался. – Товарищ старший лейтенант, сейф-то ключом открыт, не сломан. Может, это командир из него все забрал, ключ-то только у него был.
– Я был у командира, он после уколов спит. Снотворное ему вкололи, сказали, сон – лучшее лекарство. – Старший лейтенант в недоумении покрутил головой. – Схожу, посмотрю еще раз.
Альметьев зашел в каюту командира. Тот спал, откинувшись навзничь. Из-под съехавшей в сторону подушки был виден уголок какого-то пакета. Альметьев осторожно вынул его. Так и есть. Шифровальная книга и остальная секретная документация. Альметьев не знал о пакете, который Вангол отдал Аксенову для передачи в НКВД, в нем был протокол допроса немца и донесение Вангола. Этого пакета среди документов не оказалось. Поскольку теперь он командовал лодкой, Альметьев забрал документы, взял висевший на шее Аксенова ключ и отнес все назад в сейф.
«Проснется командир, скажу, что убрал», – подумал он.
Однако Аксенову становилось все хуже. Аргентинские побратимы немецких фашистов в белых халатах свое дело знали хорошо или это сильнейшая простуда и истощение сделали свое дело, но Аксенов умирал, не приходя в сознание. Призванные к нему врачи дали заключение, что он в коме и что его необходимо перевести в госпиталь. Альметьев на это не согласился. Последними словами, обращенными к нему, Аксенов выразил свою волю: «Если что, умирать буду на корабле, среди своих».
– Это бесчеловечно, – перевел слова врача переводчик.
– Это по-флотски, – ответил Альметьев врачу.
Альметьев напрасно ждал начальника порта, чтобы обсудить возможность заправки лодки дизтопливом, не дождался он встречи и с советскими представителями в стране. Ни то ни другое было невыполнимо. При формальном нейтралитете власти страны поддерживали режим нацистской Германии и тесно с ней были связаны, как экономически, так и политически. Все ключевые посты государства были заняты аргентинскими фашистами. В их числе, вероятно, был и начальник порта. Он получил прямое указание от руководства русскую лодку задержать до подхода немецких субмарин для ее захвата. С этой целью к лодке был намертво пришвартован дебаркадер, прижавший ее к причалу. Альметьев заметил неладное, да уже слишком поздно. На дебаркадере была выставлена вооруженная охрана, и пройти на него, даже чтобы навестить своих больных, не позволили. Таким образом, лодка фактически оказалась намертво заблокирована.
– Командир, на пирс прибыла машина с военными, они требуют пустить их на борт.
– Что верхняя вахта?
– Подняли трап и доложили о попытке вторжения. Военные говорят, что они хотят через лодку перейти на дебаркадер.
– Кто у нас на вахте?
– Матрос Кошечкин и лейтенант Матвеев.
– Я сейчас поднимусь наверх, задраить за мной люк, объявить боевую тревогу.
Альметьев поднялся в рубку и увидел, что пока со стороны пирса какие-то военные ведут разговор, похожий на перепалку, с лейтенантом Матвеевым, с кормы дебаркадера на лодку высаживается группа вооруженных моряков. Альметьев выхватил пистолет и выстрелил вверх:
– Стой! Назад!
С пирса и одновременно с кормы дебаркадера сразу раздались выстрелы. Ничем не прикрытые, Матвеев и Кошечкин были расстреляны на месте. По Альметьеву в рубке вели огонь с двух сторон, не давая ему возможности высунуться. Потом огонь был прекращен, и с пирса на плохом русском языке прокричали:
– Сдавайтесь, лодка нейтрализована. Большая часть экипажа у нас в заложниках. Если вы сдадитесь, мы гарантируем всем вам жизнь.
– Кого вы представляете?
– Германские военно-морские силы.
– Мы в порту нейтральной страны, ваши действия преступны.
– Этот причал арендован нами с тридцать седьмого года, поэтому вы де-факто на немецкой территории. Сдавайтесь, вам будет оказана медицинская помощь, вы будете переданы в руки аргентинских властей.
– Ваши требования незаконны, а действия преступны. – Альметьев говорил резко, уверенным тоном.
Условным стуком он попросил открыть люк и, как только крышка поднялась, махнув рукой матросу, чтобы тот быстро спускался вниз, скользнул по трапу следом. Он уже слышал, как загремели коваными каблуками по корпусу бегущие к рубке немцы. Поздно, люки задраены. Несколько ударов прикладами по крышке люка – и все, тишина.
– Всем собраться в центральном, – прозвучала команда по внутренней трансляции лодки.
– Командир, они воздухозаборники перекрыли.
– Ясно. Что еще?
– Больше ничего. Душить будут, сволочи… жаль, не успели воздуха в ВВД качнуть, соляры-то нема, – с огорчением сообщил молоденький матрос.
– Моряки, это немцы, как они здесь оказались, не знаю, но это так. Фашисты, наши враги. Матвеев и Кошечкин убиты у меня на глазах. Они нам теперь предлагают сдаться.
– А ребята, те, что в госпитале?
– Они у аргентинцев, думаю, им ничего не угрожает. Нас восемь человек и командир. Он без сознания, но он жив, и он сказал, что лодку не покинет.
– Мы тоже не покинем, – после некоторой паузы сказал кто-то из матросов.
– Командир, мы можем как-то уйти?
– Какая здесь глубина?
– Парни, мы пришвартованы к пирсу, сами видели как, кроме того, сбоку дебаркадер, тоже намертво пришвартовали. Короче, хода мы не имеем. Воздух нам перекрыли. Через трое-четверо суток начнем задыхаться. Они дождутся, когда мы не сможем сопротивляться, и возьмут корабль. – Альметьев опустил голову.
– Командир, у нас на борту две торпеды.
– Что ж, мужики, решайте: или будем долго помирать, или разом и с музыкой.
– Не мешало бы и этих, да побольше, с собой прихватить. А, командир?
– Что ты предлагаешь?
– А пусть соберутся к нам в гости, а мы и рванем. Веселее как-то будет, да, мужики?