– Что с ней? – спросил он и получил в ответ недовольное:
– Тише. Если проснется, придется действовать быстро. Не уверен, что смогу уложить ее второй раз, – прошептал брат. – И не смотри на меня так. Я не сумасшедший. В отличие от тебя, я прекрасно понимаю, что происходит.
– И что же? – Отшельник постарался скрыть иронию, но Сойка все равно кинул на него раздраженный взгляд.
– Дар. Он просыпается.
– Это мы знаем уже давно.
– Но просыпается неправильно. Слишком быстро. Если я прав и его целенаправленно тормозили все эти годы, то сейчас процесс напоминает распрямление туго сжатой пружины. Бах, и все!
– И чем ей грозит этот бах? – поинтересовался Отшельник.
– Нам всем, – поправил его Сойка. – С даром шутки плохи. Если мы ей не поможем…
Сойка замолчал, но Отшельник понял его и без слов. К чему может привести неправильное развитие дара, он знал и без брата. Тяга к смерти становилась у ледяных слишком сильной, чтобы ей можно было противиться. Убийство или самоубийство. Страсть к пусканию чужой крови или стремление оборвать собственную жизнь. Иногда и то и другое вместе. Ледяной дар не терпел неуважения или поспешности. Он просто отбраковывал ненужные экземпляры с холодной рассудительностью генетика.
И самое поганое, они просто не успевали что-либо сделать. Ближайшая ледяная, способная помочь, обитала при дворце в шести днях пути отсюда.
– Хорошо, я проникся и понял. – Он еще пытался шутить, но на душе все отчаяннее скреблись предвестники неприятностей. – Что надо делать?
Перспектива заполучить полоумную ледяную его не устраивала ни в каком варианте. Как будто мало того, что они на вражеской территории, с бродящим по округе некромантом. Трехликий изволит шутить или это происки проклятого?
С рассветом они уйдут отсюда, даже если ему придется Айрин связать и тащить на себе.
– Что-то мы можем, – покладисто ответил брат. В комнате послышался скрип кровати, и он быстро подпер ногой дверь.
Отшельник удивленно вскинул брови: в самом деле боится? Нет, не боится, скорее, смущен и чем-то сильно озадачен.
– Что? – выдохнул он, с трудом сдерживаясь, чтобы не стукнуть Сойку. Уж слишком раздражающе медленно отвечал на вопросы брат, да еще и глаза при этом отводил в сторону, как девица на свидании.
– Я не уверен… – промямлил Сойка, и Отшельник прямо-таки почувствовал, как у него зачесались кулаки. – Точнее, почти уверен. Понимаешь, дар сам решает, что ему нужно в данный момент.
Скрип за дверью повторился, Сойка вздрогнул, бросил затравленный взгляд на брата и наконец зачастил. Отшельник вслушивался в горячий шепот, улавливая не все слова, но общий смысл был и так понятен.
– Ты же знаешь, они никого из мужчин к своим секретам не подпускают, но я целитель. Меня немного учили, первую помощь оказать при ранении или… Я тогда в обители был, а там лекарша новенькая приехала, ну и наша главная, Мать рода Шатросски… Я рядом оказался, часть их разговора слышал. Так вот, дар просыпается с первыми лунными днями, и… они гораздо позже, чем у женщин из других мест. Лет в семнадцать-восемнадцать. И в течение года ледяные, как правило, выходят замуж, так?
Отшельник задумчиво кивнул. До сего момента временные рамки лунных дней и замужеств ледяных его мало интересовали, точнее, не интересовали совсем, но Сойка не стал бы нести чушь. Не те обстоятельства.
– Раньше все быстрее было. Лунный цикл, недели две-три – и замуж. Сам понимаешь, за две недели тяжело уложиться, вот они и придумали дар обманывать, чтобы можно было замужество отложить на год или даже больше. Как только цикл начинается, они девственность удаляют.
– Что? – вынырнул из глубоких раздумий Отшельник и ошарашенно уставился на брата. Какая, к проклятому, девственность, когда у них некромант под боком?
– М-м-магически, – заикаясь, пояснил Сойка. – Ты не думай, я и сам гадал, зачем такие сложности, а потом понял. Дар, он же только у женщин просыпается, да? А если женщина с юности в бой с тварями лезет, какой шанс, что она доживет до свадьбы и рождения детей? Никакого. Вот дар и подстраховывается. Принуждает к замужеству, чтобы род не пресекся. Понимаешь, почему они в горы раньше двадцати пяти лет не суются? Чтобы успеть после себя потомство оставить.
Потомство, девственность, замужество. Слова крутились в голове, не складываясь в логичную картину. Им-то сейчас какое до всего этого дело?
– И?
– Не улавливаешь, да? – с сочувственной улыбкой, от которой у Отшельника скулы свело, поинтересовался Сойка. – Айрин еще не встречалась с мужчинами. А дару это не нравится.
– Не нравится? – выдохнул Отшельник, остро жалея, что дар слишком неуловимая субстанция, чтобы можно было всерьез мечтать набить ему морду. – Так удали ее, эту девственность. Магически. Ты же целитель?!
– Не могу, – помотал головой Сойка. – Если бы мне раз показали, тогда другое дело, а так… Даже не проси. Если я лишнего наудаляю, мне потом Мать рода Сорецки лично что-нибудь оторвет.
Отшельник вспомнил суровое лицо Матери Нуреи, которая по молодости в рукопашной многих здоровых мужиков валила, и со скрипом вынужден был принять доводы брата. Эта оторвет и не побрезгует.
Сойка внезапно побледнел, втянул голову в плечи. Отшельник прислушался. Показалось? Нет. В доме отчетливо послышалось шлепанье босых ног.
Почему-то стало страшно. Довод, что в комнате слабая девушка и никого больше, не работал. Инстинкт упрямо твердил, что за хлипкой дверью находится некто опасный и встречаться с ним не стоит.
Отшельник сплюнул, выругался вполголоса – помешательство брата оказалось заразно. Отпустило. И уже цинично предложил:
– Тогда что же ты, целитель, традиционным способом не помог девушке, а?
Спокойно выдержал гневный взгляд брата. Сойка первым отвел глаза и почти неслышно прошептал:
– Испугался. Вдруг ему не понравится?
Сохранить невозмутимое выражение лица Отшельнику удалось с трудом. Нет, с мелким явно что-то происходит. Это кого он сейчас имел в виду?
– Я же, считай, ничего не умею.
Скорбь в голосе, темный румянец на лице и смущенный вид Сойки должны были пробудить жалость, но Отшельник чувствовал лишь растущее раздражение. Развели, понимаешь ли, романтические нюни. Одна решила стать ледяной за рекордно короткий срок, второй не может сам решить пустяковую проблему. Целитель он или кто?
– Это ты у нас опытный. О том, как ты с графиней Саринеро в столице развлекался, даже до семьи слухи доходили. А я? Всю жизнь в горах. И ничего, кроме гор, больше не видел. Откуда мне было опыта набраться?
Голос Сойки сорвался на крик и тут же испуганно смолк. Шлепанье босых ног зазвучало совсем близко, и Отшельник, сам не зная почему, тоже подставил ногу к двери. Безумие какое-то.
Шаги затихли, а затем стали удаляться. «Кругами ходит, дразнит», – мелькнула мысль.
Несколько лет назад он был в столичном зоопарке. Вот там, среди бестолковых обезьян, шумных попугаев и сонных медведей, стояла клетка с тигром. Рыжий хищник, мягко ступая огромными лапами по дощатому полу, ходил кругами, то приближаясь, то удаляясь от решетки. Бил по бокам длинный упругий хвост, в зрачках лениво плескалось золото. И внешний облик зверя был обманчиво спокоен. Именно что обманчиво. Отшельник не сомневался, что, если убрать решетку, каждый подход мог закончиться чьей-то смертью, а глядя на него, тигр уже рассчитал и прыжок, и атаку, и завершающий удар лапы, а может, даже предвкушал хруст шейных позвонков…
– А та, рыженькая? – спросил он, чтобы отвлечься и хоть немного отложить знакомство с «тигром».
– Из обоза? Да мы тогда так напились, празднуя победу, что я не помню ничего толком. Утром проснулся, голова раскалывается, она рядом. Не будешь же уточнять, как себя ночью показал, – нервно рассмеялся Сойка. – А дома, сам знаешь, Лотти за мной хвостом ходит. Уже лет десять, как все нас женихом и невестой называют.
– Ты поэтому убежал? Она же тебе нравилась.
Наверное, это называлось братской солидарностью. Злость ушла, осталось лишь горькое сожаление. Он наивно считал, что у мелкого все хорошо и тот всем доволен. Целительство – уважаемое занятие. Родители всегда гордились младшим сыном. Его ждали неплохой заработок и любящая жена, а он, оказывается, вовсе не мечтал о спокойной жизни.
– Лотти – отличная девчонка, и я, наверное, на ней женюсь, но что меня ждет в будущем? Госпиталь? Горы? Брак с единственной женщиной? А я хочу, как ты. Другие страны посмотреть и…
– И других женщин пощупать, – грубо оборвал его Отшельник.
Сойка обиженно насупился и замолчал.
А внутри него будто кто-то дал отмашку: пора.
Он сдвинул брата с дороги, распахнул дверь и шагнул в теплый полумрак сеней. Короткий коридор сразу выходил в комнату – хозяева не успели навесить внутренние двери, снятые из-за летней жары.
В спину донеслось негромкое:
– Ты там не очень-то долго. Нам еще льолдов встречать.
– Да пошел ты, – огрызнулся он, входя в комнату.
Переступил порог, и из головы разом вылетели мысли о льолдах, о брате и подставах судьбы.
Она стояла к нему вполоборота, развлекаясь тем, что тушила и зажигала свечи, выстроенные полукругом на столе. Без спичек. Просто щелкая пальцами. Свечи послушно гасли, поднимая к потолку сизый дымок, а затем загорались желтым огоньком. И в их свете волосы девушки то темнели, становясь черными, то вспыхивали белым золотом.
– Хорошо, что сам пришел, – повернулась она, – и не пришлось за тобой бегать по всей деревне.
Взгляд Отшельника скользнул по обнаженным ногам, короткой рубашке, едва прикрывающей попу, дошел до расстегнутых верхних пуговиц и замер в районе подбородка, не желая подниматься выше. Он знал, что там увидит, знал и боялся.
– Ну что же ты стоишь на пороге, как неродной. Проходи, – она махнула рукой и даже улыбнулась, – я не кусаюсь.
Словно завороженный, он медленно сделал шаг. Во рту пересохло, ноги будто налились свинцом, и срочно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте: на передовой, рядом с некромантом, да где угодно, только не здесь. Сейчас он чувствовал себя гораздо хуже, чем на первом свидании с бойкой служанкой в отеле, и не намного увереннее, чем Сойка с его неопытностью.