Краем глаза уловила смазанное движение в центре. Кокон медленно разворачивался и вроде как даже стал ближе. Тело закаменело, волосы на голове встали дыбом, а потом я услышала нарастающий шелест, словно сзади меня призрачные волны набегали на призрачный берег несуществующего моря.
– Ш-ш-ш-едяная. С-с-славная.
– Идем!
Резкий рывок вырвал из оцепенения. Меня затошнило, и по спине потек холодный пот.
– Идем же! – повторила Нурея, таща меня за руку.
Я слабо понимала, что происходит, но инстинктивно повиновалась. На подгибающихся ногах вышла в зал изломанных скульптур.
– Выпей! – приказала Нурея, поднося фляжку к моему рту. Резко пахнуло спиртом. Кажется, я проглотила огонь, горло перехватило, и я закашлялась. Дышать, однако, стало легче.
– Тень! Она двигалась, да?
Почему-то именно это показалось самым неправильным. С коконом я решила разобраться потом, когда окажусь дома, в безопасности, но тень требовала немедленных объяснений.
– Странно. – Ледяная помолчала, разглядывая меня, и от ее внимательного взгляда мне стало не по себе. – Я приводила сюда стольких, что уже и счет потеряла. Были обмороки, истерики, столбняк, но жажду познания я встречаю впервые.
– Просто я видела таких раньше, – пробормотала я смущенно. Ну действительно, что я привязалась к тени? Что она значит по сравнению с хозяином. Хозяином! В памяти молнией сверкнул разговор теней. – Не только видела, но и слышала, – добавила я.
На лице Нуреи промелькнуло тревожное удивление, а в следующий момент из пещеры донесся душераздирающий скрежет, затем кто-то вздохнул, и мелко-мелко застучали камушки по полу.
– Буйствует, тварь! Мало ему трех колонн. – Бабушка чуть ли не плюнула в ту сторону. – Не дождешься! – крикнула она в проход и, развернувшись, бросила мне: – Идем, нечего радовать его разговорами.
Я еле успевала за крупными шагами Нуреи, та неслась как на пожар. И с каждым шагом разжимались невидимые тиски, сжимавшие голову, а с плеч исчезала тяжесть. Только сейчас я поняла, почему здесь нет ни стражи, ни охраны. Никто живой не смог бы выдержать в пещере дольше получаса. Слишком тут было… тягостно, страшно и неприятно. Слишком чуждым был заключенный в нее пленник.
Нет, не может быть! Проклятый – легенда. Проклятый – миф. «А кокон – плод твоего воображения!» – съехидничало сознание. Но тогда получается, и битва, и все эти лежащие вне человеческого понимания события – правда.
– Тварь – это проклятый, да? – уточнила я на всякий случай. Нет, ну вдруг, а?
– А кто же еще? – удивилась бабушка.
«Вдруг» не случилось… Да и кого еще могли прятать от мира ледяные, взвалившие на себя тяжкое бремя много лет назад. Кому еще мог довериться Трехликий, как не тем, кто однажды спас его Мать.
– А вы его видели, да? – Дурное любопытство не смогла притупить даже волна вони, радостно рванувшая нам навстречу.
Нурея остановилась, хмыкнула, покачала головой, пробормотав:
– Чему вас только учат там, на юге, – и пошла уже медленнее. – Про Трехликого тебе тоже рассказывать? – уточнила со вздохом.
Я кивнула – с раскрытым ртом особо не поотвечаешь. Одно радовало, если Нурея привыкла, то и я со временем перестану замечать смердящую кровь проклятого.
– Раньше Трехликого звали по-другому, – начала она рассказ. – Вообще, у него было множество имен, но Триединый точнее всех отражало его суть. Три единства: душа человека, сила земли и дух неба сошлись в одном. Сошлись с целью создать того, кто уничтожит тварь. Он мог принимать облик любого из творений земли, ему подчинялись все звери и птицы. Ему не нужны были крылья, чтобы летать. Воздух держал его так же уверенно, как и земля под ногами. Он был сильнее любого из живущих в то время магов, мог читать мысли, мог делать то, что сейчас сложно представить. Он знал, зачем живет и что должен совершить. Лишь в одном была его слабость… – Ледяная вздохнула, словно все случилось вчера и еще можно было что-то исправить. – В день битвы ему исполнилось пятнадцать. Мальчишка, а держал весь мир на плечах.
– Пятнадцать! – потрясенно повторила я, забыв, что дышать надо ртом. – Но…
– Не веришь? – усмехнулась Нурея. – Вот историки тоже не поверили.
Я вспомнила канонические изображения Трехликого: седобородый старец с мудрым взглядом, сидящая у его ног огромная белая собака (второй наиболее часто встречающийся лик) и парящий над их головами орел (олицетворение небесного лика) с белоснежными перьями и все тем же мудрым взглядом желтых глаз. Три лика – человек, собака и орел, – и как разнятся, так сказать, с оригиналом. Суть та же – человек, земля, воздух, – но воплощение кардинально другое. Да, символизм, да, мистическое значение, но мы же говорим о реальных событиях, а не о легендах. Хотя если бы я не увидела место заключения проклятого, продолжала считать его мифом.
– А что с ним стало? После битвы?
– Ушел, – пожала плечами ледяная. – Никто не знает куда. Ему тяжело среди нас.
Я представила пятнадцатилетнего ребенка, который только что спас мир, но которому нет места среди живых, как нет места чуду, лежащему вне человеческого бытия. Не человек, не зверь, не птица. Что-то среднее и ни на кого не похожее. Сердце защемило от жалости. Дожила, жалею того, кто одним движением руки двигал горы. С другой стороны, и сильные страдают от одиночества и непонимания.
– А… проклятый?
– А что с ним сделается? Тварью был, тварью и остался. – Лицо ледяной исказила гримаса презрения. Именно презрения, а не страха. – Никто точно не знает, кто он и откуда взялся. А вот почему проклятый, я тебе скажу. Не его прокляли, а нас, когда позволили ему прийти в наш мир. Видать, было за что, если наслали на нас эту беду.
– А потом? – спросила я. Мир стремительно вставал с ног на голову, руша устоявшиеся представления о себе.
– Потом, видно, простили, раз Трехликий родился. Давай лучше о тенях поговорим.
Я вздохнула, собираясь с мыслями. Мысли собираться не хотели, слишком велико было потрясение, слишком странно было обнаружить, что сказка, которую мне рассказывали в детстве, оказалась реальной историей, а ее главные герои до сих пор среди нас. Ведь если жив проклятый, почему бы не жить Трехликому?
Прикусила губу, вспоминая встречу с некромантом, и кратко, без эмоций, попыталась пересказать те события. Хотела кратко, а внутри как заглушку вынули, и поток слов хлынул безостановочно. Нурея слушала внимательно и лишь один раз перебила меня, хмыкнув:
– Коробочку, говоришь, вскрыли?
– Я потом уже поняла, о чем они, – мучительно покраснела я.
– Не осуждаешь? – Она кинула на меня быстрый взгляд.
– Скорее не понимаю почему, – призналась я.
– Подбирают ключ к защите. Многим не дает покоя проклятый, даже не он, а та сила, которой он обладает. И твой «хозяин» с некромантами не первый и не последний. – Она презрительно дернула плечом. – Как будто зло можно заставить кому-нибудь служить, пусть даже его освободителю. Но тебя не обманули, дар полноценно разовьется лишь в той, что познала мужчину и готова продолжить род ледяных.
Мне стало жарко. Разговор перешел на тонкую тему, и кровь прилила к щекам.
– Поэтому сразу после наступления первых лунных дней мы проводим особый обряд. Мужчин к нему давно уже не привлекают, да и замуж сейчас ледяные выходят позднее. Вот и получается, что девушку среди ледяных встретить практически невозможно. Теперь понимаешь, почему некоторые считают кровь девственницы с даром ледяных ключом к защите?
– Это на самом деле так?
– Да кто его знает! – махнула рукой Нурея. – Защиту не мы ставили, а проверять, что ее разрушит… Сама понимаешь – глупость. Но кровь девственницы – еще большая глупость, – заключила она.
Кому-то, может, и глупость, вот только тени выглядели реально расстроенными. Или они сами знают не больше своего хозяина? Интересная теория, надо будет обсудить с бабушкой. Может, и не зря вся эта возня вокруг девственниц. Хорошо еще, что я сама ничего не помню. Хотя… на мгновение мелькнуло сожаление, что первая ночь не запечатлелась в памяти. Идиотская ситуация, вроде я уже женщина, но сам процесс знаю по-прежнему лишь в теории.
Спокойно, княжна. Какие твои годы? Успеешь и практику освоить, а если Трехликий позволит, то и подзабыть, в конце жизни растеряв большую часть памяти.
Мысли невольно вернулись к пещере, и я поняла, что мне не давало покоя.
– Скажите, Нурея, а те колонны, вокруг… мм… проклятого. Три из них отличались от остальных. Почему?
Бабушка ответила не сразу.
– Умеешь ты задавать неудобные вопросы, – проворчала она. – Колонны, как ты понимаешь, часть защиты. Что-то вроде печатей на узилище. Когда ставили защиту, двенадцать наших пожертвовали собой, чтобы замкнуть круг. Еще двенадцать приняли их дар, став Хранительницами печатей.
У меня мурашки побежали по коже. Здесь, во мраке пещер эти слова воспринимались по-другому, и сказка становилась не просто страшной, а очень страшной. Впрочем, о чем это я. Сказкой здесь даже не пахло.
– Их осталось девять? – уточнила я, прекрасно зная ответ.
– Да, – сухо кивнула бабушка. – Если Хранительница погибает, не передав дар, защита ослабевает, и ее можно взломать, чем тварь и пользуется. Одна из них была из нашей семьи, – добавила она тихо и замолчала.
Молчала и я. Слишком много всего для одного утра. Хранительницы, проклятый, жертвы и печати. Одна из моих прапрабабушек подвела остальных. Почему, когда и как – уже не важно. Черный столб остался стоять там, в пещере, к торжеству беснующейся в холодном свете твари.
Мы вышли в третью пещеру. Знакомо блеснули рельсы в свете фонаря, и на душе окончательно посветлело – скоро домой. Внезапно шагах в тридцати от нас что-то зашуршало по камням, послышалось шлепанье босых ног, и, кажется, я даже различила чье-то сопение. В луче мелькнула темная фигура, бросившаяся наутек.
– Это кто там еще? – пробормотала Нурея, взмахивая рукой.
Пол в том конце пещеры вспучился, вырос стеной в половину моег