– Решила погеройствовать? – Усмехнулся и добавил: – Теперь ход за мной, дорогая. Он тебе, конечно, не понравится, но ведь мы никогда не скрывали правду друг от друга, верно?
Не удержался, провел по змеистому покрытию браслета на руке женщины. Того самого, который позволил поместить ледяной дар вместе с его хозяйкой в тюрьму.
– Моя доверчивая леди, – пробормотал он, с удовольствием вспоминая, как расширились от удивления глаза ледяной, когда она поняла, кто пришел забирать их из тюрьмы. И как быстро удивление в них сменилось болью. Жаль, страха он не дождался. Зато теперь…
– Пришло время, моя леди, поработать на благо того, которого вы так боитесь. Твоя сегодняшняя глупость уже ничего не изменит, лишь ускорит события.
Шаман потер руки в предвкушении. Здесь, за шторой, он мог позволить себе проблеск настоящих эмоций.
– Не догадалась еще?
Шаман нарисовал широкий круг на животе женщины, пристально вглядываясь в застывшее лицо. Дернул уголком рта. Безмолвие раздражало.
– На самом деле ты мне и не нужна, моя радость. Достаточно будет твоего тела. – И, наклонившись, прошептал на ухо – Жэрды, моя любовь. Мы станем отличными родителями. Моя сила и твоя. Наши дети ужаснут этот мир.
На мгновение ему показалось, что ресницы ледяной дрогнули, и лицо шамана расцвело довольной улыбкой.
– Пора, дорогая. Он ждет.
Шаман ухватил столик за край, колеса противно заскрипели, и он потащил его в центр зала. Рядом игривыми щенками стелились тени. Им тоже не терпелось посмотреть на гибель мира.
Следуя его указаниям, слуги быстро доставили еще четырех женщин, которых он определил как самых перспективных. Выстроил звездой столы, предварительно отправив жертв в глубокий сон. Холодное спокойствие ледяной нравилось ему гораздо больше истеричных воплей. Жаль, что удалось захватить лишь одну, но… Он бросил быстрый взгляд на лицо женщины. Ему довольно и одного бриллианта в коллекции.
Шаман обвел пристальным взглядом зал, проверяя, все ли на месте. Окна занавешены темными шторами, в светильниках горит живой огонь, отчего создается впечатление, что зал превращен в древнее святилище неведомого бога. Трупы убраны. Залитый кровью пол смотрится неопрятно, подчеркивая временность их пребывания здесь и жизни вообще. Лишь столик с блестящими хирургическими инструментами выглядит чужеродно, но он нужен, если ритуал пойдет не так и его придется прервать.
Мелькнула мысль переодеться, но он ее отринул. Тем, кто должен появиться на свет благодаря его воле, все равно, надета на нем свежая рубашка или нет.
Запах горящего масла щекотал нос. Он смешивался с тяжелым горьковатым ароматом застарелой крови и приятно возбуждал. Шаманом овладело легкое волнение. Скоро все решится. Совсем скоро.
Вдох. Выдох. Отбросить сомнения.
Пора.
Тяжелый кинжал лег в руку. Острое лезвие надрезало одежду, обнажая тонкую белую кожу. Тени нетерпеливо вились под ногами, лезли под руки, и он прикрикнул на них, чтобы призвать к порядку.
Один из трех приближенных учеников почтительно подал чашу с маслом черного варда. Шаман обмакнул кисточку в густую смесь и аккуратно, не торопясь, нанес рисунок на кожу каждой из пяти женщин. Черная вязь древних букв изящно вилась по нежной коже, оживляя слова мертвого языка.
Он переходил от одной к другой, ставя отметки на лбу, щеках, ладонях и ступнях, и затем приступил к основному – нанес сложный рисунок на животы женщин.
Когда-то давно в этом зале гремели пиры, звучали легкие звуки вальса, женский смех и звон бокалов. Здесь влюблялись, расставались, пили и гуляли. Здесь жили полной жизнью, а теперь новая, чужая сила подчиняла себе местный воздух, наполняя его звенящими словами смерти.
Ритуал начался, и темнота слоями отходила от стен, наплывая на столы, на шамана и учеников. Тени купались в ней, ныряя и снова всплывая на поверхность, как большие черные рыбины.
Белыми островками лежали в этом море женщины. Затем ожили письмена, нанесенные на их тела. Поползли, закручиваясь в новые узоры, сливаясь друг с другом, пока не начали исчезать, впитываясь под кожу.
И голос шамана, наливаясь тьмой, густел, становясь глухим и низким.
Тени мелькали вокруг так быстро, что становилось неясно, сколько их. Две? Четыре? Пять?
И тьма, и погруженные в нее по пояс ученики, застывшие позади шамана, и сам учитель с поднятыми вверх руками казались актерами некоего спектакля. Да… спектакля. Вот только едва выступающие из темноты женщины были весьма странным реквизитом.
Голос шамана между тем окреп, он рос в своей силе, заставляя вибрировать воздух. И в такт этой вибрации мелко подрагивали столы, волновалась тьма, позвякивали инструменты на столике.
И с каждым словом, с каждым выкрикнутым заклинанием, напряжение росло. Снизу шел непрерывный гул, громыхали листы железа на крыше, дрожали окна, и само здание, казалось, сотрясалось от ужаса происходящего. В зале тьма плескалась крупными черными волнами, захлестывая столы и доставая людям до груди.
Последние слова ритуала, и пять теней скрылись, нырнув, в тела женщин. И наступила тишина. Тьма поднялась, окончательно покрывая под собой тела, и что там происходило, не было видно даже шаману.
Ждать. Осталось только ждать результат.
И они стояли, боясь шелохнуться и затаив дыхание.
Внезапно чернильная поверхность вздыбилась крупным пузырем, который лопнул через считаные секунды, обдав людей жутким зловонием.
Шаман радостно улыбнулся, приветствуя первенца. Лысая голова с массивным гребнем, широкие дуги бровей и маленькие темные глазки. Красавчик!
Получилось!
Взмахом руки он подозвал вновь показавшихся теней:
– Дайте сигнал всем. Мы выступаем.
В казарме царила тишина. Не было еще и восьми вечера, но уставшие после ночной тревоги и тяжелых занятий солдаты уже отмечали наступающую ночь дружным храпом.
Ему не спалось. В голове крутились разные мысли. Последние дни казались жестким куском мяса. Жуешь, жуешь, а он все не кончается.
Война позади. Как и закономерное поражение. А начальству все неймется. Проверки, смотры, даже учения обещают. Кто-то еще желает понять, почему они проиграли и что нужно изменить, улучшить… Как будто сейчас это имеет какое-то значение, когда до настоящего наступления осталось совсем немного.
Тьма около кровати ожила. Блеснула красным угольком. Он сел, и кровь резко прилила к лицу. Неужели?
– Не спишь, сладенький? – пропела тень в своей излюбленной ехидной манере.
– С чем пожаловала? – прошептал он. Тень, кроме него, никто не слышал, а вот его голос вполне мог кого-нибудь насторожить.
– Да уж, пожаловала, – не стала отрицать тень. – Хватит прохлаждаться. Пришла пора поработать. У тебя час.
И исчезла. Он еще посидел на кровати несколько минут, успокаивая зашедшееся сердце. Обвел медленным взглядом сослуживцев, бывших сослуживцев.
Подтолкнуть две страны к войне было несложно, как поднести спичку к уже сложенному костру. Пых – и все загорелось. Влиться в ряды ополченцев, тогда гребли всех подряд, выжить, точнее, не дать себя убить. Он на войне с первого месяца – хозяин не хотел рисковать. И даже потренироваться успел перед сегодняшним ритуалом.
Тренировка оказалась весьма кстати. Превращать людей в льолдов – дело нехитрое, а вот убить быстро большое количество людей… С этим ему пришлось повозиться, пока не выработал свой метод. Жаль, не у всех тренировка вышла удачной. Они потеряли двоих из-за невесть откуда взявшейся в приграничной территории ледяной.
Но на войне без потерь не бывает.
Он вытащил из рукава длинную иглу. Перехватил поудобнее. Навел на казарму крепкий сон. Можно было убить и ментально, но игла у него непростая, темной магией заговоренная, так что никуда они от него не денутся. Встанут льолдами как миленькие. Быстро и надежно. За час управится с казармой. Еще караульных не забыть, чтобы тревогу не подняли.
Как дела идут у остальных, он не знал. Хотя издали видел трех. Один служил в соседнем полку. Еще двое у кавалеристов.
Лошади им в горах ни к чему, а вот оружие они обязательно захватят. Льолды короткое время сохраняли память о прежних навыках, так что стрелять разучатся через полдня, не раньше, а больше им и не требуется. Тут либо они, либо ледяные. Другого не дано.
Она резко проснулась, вынырнув из темного омута сна. Ночная рубашка сдавила горло. Орелия села, чувствуя прилипшую к взмокшей спине ткань. Рванула воротник, не обращая внимания на жалобно треснувший шелк.
Это случилось. То, что давно скапливалось на юге, наконец прорвалось гнойником. Южная сестра, скорее всего, мертва. Они не были особенно близки, но смерть любой из них – тяжелый удар. Надо было ее увозить из страны с началом войны. Вывозить, не обращая внимания на все возражения этой упрямицы. А теперь?
Орелия прислушалась к себе. Что-то плохое затевалось на юге. И пахло оно смертью. Отвратительной, чужеродной смертью, которая при этом живет и убивает все живое.
Надо сообщить остальным. Пусть на всякий случай приведут семьи в боевую готовность. Конечно, это сотни километров от цели, но…
Она встала, прошлась в волнении по комнате. Затем открыла дверь в кабинет. Шагнула к столу и замерла. В ее любимом кожаном кресле темнел силуэт человека.
Орелия создала огонек, и голубой свет высветил гостя. Ледяная, как ни старалась, дрожь сдержать не смогла, и огонек, висящий около лица, судорожно замигал, но тут же выровнялся и засиял сильнее.
– Не ждала? – протянула тень, нагловато сверкнув алыми глазами.
– Ну почему же, – справившись с удивлением, вполне спокойно произнесла ледяная. – Давно тебя видно не было. Поистаскалась небось за гранью-то?
Тень недовольно фыркнула:
– Вечно вы, ледяные, не о том думаете. Другое тебя должно волновать: окажешься сама за гранью или нет.
– На все воля Трехликого, – ответила ледяная и сразу же ударила.
Голубоватый сгусток холода влетел в кожаное кресло, превращая его в кусок льда. Издевательский смех прозвучал слева, и ледяная без промедления ударила туда. Хохот, уже со всхлипыванием, донесся справа.