– Опять держитесь! – предупредила Сёкл.
Несмотря на все чудеса вокруг, Фрелль крепко зажмурил глаза.
«Будем надеяться, что мы еще не слишком опоздали».
Несмотря на оказанный прием, Канте потребовался еще один вдох, чтобы опознать в шагающей к нему фигуре в серебряной маске своего брата-близнеца.
Смотрелся Микейн весьма внушительно – принц был словно соткан из солнечного света, отражающегося в его надраенных доспехах.
Приближаясь, его брат по частям сбрасывал свою тяжелую амуницию, в чем ему помогал эскорт из татуированных вирлианских рыцарей. Судя по всему, это была личная охрана принца. Теперь Канте понял, откуда взялась идея этих черных татуировок, – они зеркально отражали символ на маске Микейна.
К тому времени, когда Микейн добрался до него, единственной броней, оставшейся на его теле, была эта маска. Теперь его брат был одет лишь в кожаную одежду. Его губы – по крайней мере, те половинки, которые оставались на виду, – скривились в усмешке, достаточно жесткой, чтобы обнажить некоторые шрамы, скрытые за серебром.
– Это воссоединение давно назрело, – сказал Микейн.
К этому времени его гвардейцы с багровыми лицами сомкнулись вокруг них, образовав бронированную стену. Один из них освободил запястья Канте и снял цепи с его лодыжек. Другой нарушил строй и шагнул вперед, держа на затянутых в перчатки ладонях широкий меч.
Канте узнал огромного мужчину, которого видел полгода назад в Саванах Далаледы – капитана Торина, представив себе крышу над скоплением каменных домов, где он попал в засаду, устроенную Микейном и этим гигантским рыцарем.
На широкой палубе начинали скапливаться люди – как воины, так и члены экипажа «Гиперия».
– Что все это значит? – спросил Канте.
– Запоздало не одно лишь наше воссоединение – запоздал и поединок, который мы оставили незаконченным. Когда нас так бесцеремонно прервали. – Микейн прикоснулся к своей маске и кивнул Торину. – Теперь мы можем продолжить с того самого места, на котором остановились.
Огромный рыцарь протянул меч Канте. Тот заартачился, отступая назад, но чья-то твердая ладонь уперлась ему в спину.
Торин ступил вперед. В глазах у него поблескивала жалость, однако голос оставался твердым:
– Ты должен принять его, принц Канте. Если тебе суждено умереть, то лучше уж с мечом в руке, чем на коленях.
Вынужденный согласиться с этой безжалостной оценкой ситуации, Канте взялся за рукоять меча и отступил назад, сдергивая клинок с ладоней рыцаря. Торин кивнул головой и вернулся на свой пост позади Микейна, присоединившись к своим гвардейцам.
Канте поднял увесистый палаш. Он был громоздким и тяжелым. Пришлось ухватить его и второй рукой, чтобы не выронить.
На другой стороне круга Микейн вытащил такой же клинок из ножен у себя на поясе, но запросто поднял его одной рукой.
– Ну что, начнем? – спросил он.
Прежде чем кто-либо из них успел пошевелиться, над палубой разнесся зычный крик. Сквозь толпу членов экипажа, которые быстро разбежались по своим постам, решительно протолкалась высокая фигура. Канте не знал этого человека, хотя, судя по лавровым ветвям, выгравированным на его нагруднике, это был военачальник очень высокого ранга.
– Что все это значит, принц Микейн? – крикнул он, приближаясь. – Мы собираемся вступить в бой!
Взрывы становились все громче. С носа надвигалась стена дыма, из которой доносились крики и вопли.
Впервые в своей жизни Канте молился о войне.
Подойдя к ним, верховный военачальник наконец заметил на борту «Гиперия» второго принца. И пусть даже Канте и не узнал этого человека, военачальник без труда опознал его. Потрясенный и испуганный, высокий мужчина запнулся на ходу. Он явно и понятия не имел о заговоре Микейна и успешном похищении принца-предателя.
– Это касается только меня и брата! – крикнул в ответ Микейн; ярость придала резкости его голосу. – Это не твое дело. Мой отец ясно дал понять, что я здесь не капитан и не командир. Это тебе вести предстоящую битву. А я тем временем вступлю в свой собственный бой, а не буду сидеть сложа руки. И мы еще посмотрим, кто принесет Халендии бо́льшую славу!
Верховный военачальник нахмурился, лицо его под шлемом потемнело. Тем не менее он переводил взгляд с одного брата на другого, пытаясь решить, стоит ли вмешиваться. И после долгой напряженной паузы лишь слегка покачал головой, явно решив, что лучше всего сохранять нейтралитет. Если и последует какое-то наказание за то, что произойдет дальше, то оно будет назначено принцу Микейну.
Чтобы еще больше утвердить его в этой мысли, высоко над носом «Гиперия» пролетел челн-охотник, сверкнув клашанскими гербами. Похоже, это был разведчик, наблюдающий за приближающимся чудовищем. Когда вражеский корабль развернулся и пулей устремился прочь, верховный военачальник бросился в рубку, стуча сапогами по доскам и выкрикивая приказы.
– Итак, на чем мы остановились? – поинтересовался Микейн, поднимая выше свой меч.
Канте пару вдохов удержался от ответа, зная, что ничем не сможет разубедить брата. И все же попытался:
– Еще не слишком поздно, Микейн. У нас у обоих вместе есть редкий шанс стать посредниками в установлении мира между Халендией и Южным Клашем, что принесет бо́льшую славу нам обоим.
– А кто сказал, что я желаю мира? – Микейн шагнул вперед, взмахнув мечом. – И когда я принесу твою голову обратно в Азантийю, славы у меня и без того будет предостаточно.
С этими словами он бросился на брата, опустив меч и целясь ему в живот. Канте отступил в сторону и парировал удар плоской стороной клинка. Громко зазвенела сталь. Удар обжег ему ладони, но он еще крепче сжал пальцы на рукояти.
Однако не последовало никакой паузы, чтобы насладиться удачей. Микейн легко уклонился от парирующего удара и опять высоко взмахнул мечом, в то время как меч Канте завис у него где-то на уровне пояса.
Канте пригнулся, услышав, как у него над головой пропела сталь, и крутнулся в сторону. А Микейн все продолжал наседать. Канте пытался довольно неуклюже повторять его движения – обеими руками против одной у Микейна, – но все еще удерживая свою позицию и постепенно входя в ритм.
Первые выпады Микейна были подначивающими, почти издевательскими – он хотел, чтобы Канте выглядел по-дурацки. Но вскоре их поединок стал серьезным. Они кружили, то и дело сталкиваясь друг с другом под клацанье стали и отскакивая на новые позиции.
Канте все еще играл оборонительную роль – что, как он знал, было глупо. Он быстро устанет. И все же никак не мог заставить себя нанести смертельный удар. Это было не столько сознательное, сколько чисто рефлекторное решение. Канте все еще слышал детский смех Микейна, когда они вдвоем носились по коридорам дворца в каком-то грандиозном игровом приключении. Да и вступить в поединок пришлось слишком уж внезапно. Ему требовалось время, чтобы все взвесить, переварить и уложить в голове, прежде чем совершить такой поступок, как убийство собственного брата.
Микейн зашипел и опять бросился на него.
Судя по всему, брат все-таки нашел для этого время.
Отвлеченный этими мыслями, Канте пропустил очередной финт Микейна. Острие меча скользнуло вдоль ребер, проникнув до кости. Канте, задыхаясь, отпрянул назад.
Микейн тоже отступил, вместо того чтобы нанести смертельный удар. Хотя не по причине каких-либо колебаний. Его брат хотел насладиться первой кровью, понял Канте.
– Ты явно неплохо продвинулся в этом деле, – похвалил его Микейн.
– У меня были хорошие учителя. – Канте оперся рукой о колено, уткнув острие меча в доски. Он представил, как бьется на мечах с Джейсом, как Дарант и Грейлин учат его балансу и технике. – Жаль, что наш отец не позволил мне упражняться с легионом.
– Наш отец совершил много ошибок, – ответил Микейн, и голос у него напрягся от гнева – хотя и не по отношению к Канте. – Я не повторю тех же ошибок со своим собственным сыном!
Канте выпрямился, чувствуя боль в ране.
– У тебя есть сын? – Он про это не слышал. – От госпожи Миэллы?
Микейн искоса взглянул на него – мало еще кто знал об этом. Канте без труда произвел несколько быстрых мысленных вычислений и сразу же понял, почему эта весть еще не разнеслась по всему королевству. То, что сын родился так рано, означало, что он был зачат вне брака. Микейн явно был готов опровергнуть это, но лицо его напряглось, чтобы сохранить тайну. В конце концов, он не смог отречься от него.
– И дочь, – тихо прошипел Микейн, так что услышать его могли только его ближайшие охранники – которые наверняка обо всем и без того знали.
– Близнецы? – Канте тоже понизил голос – как для того, чтобы не провоцировать Микейна, так и чтобы защитить этих детей от скандала, который вызвали бы подобные откровения. Близнецы – его племянница и племянник – были невиновны во всей этой распре. Он не стал бы пятнать их родословную.
Микейн кивнул, и лицо его озарилось гордостью – словно солнце вдруг пробилось сквозь облака.
– Оба они – Отан и Олла – красивые и здоровые дети.
Канте устало улыбнулся:
– Я рад за тебя. Вправду рад.
Микейн настороженно поморщился от его слов.
Канте оставил острие меча на досках и протянул другую руку.
– Поздравляю, брат мой! Как бы все дальше ни сложилось, я надеюсь, что они проживут долгую и счастливую жизнь.
Микейн подтвердил это кивком. После чего шагнул ему навстречу и пожал протянутую руку.
– Спасибо тебе, брат.
Канте стиснул ее, пытаясь вспомнить, когда в последний раз пожимал руку брата с хоть какой-то долей истинной теплоты.
Микейн тоже уставился на их сцепленные руки. И тут его хватка вдруг усилилась, он чуть ли не судорожно сжал пальцы.
– А это еще что? – выдохнул он.
Канте опустил взгляд, когда Микейн повернул его руку, еще больше обнажая золотое кольцо на ней. Отразившийся от малинового граната солнечный свет проявил выгравированного на нем крылатого жеребца – точно такого же, как на носу корабля.