Ничто уже не будет иметь значения, если они потеряют Шийю. Она оставалась ключом ко всему.
Тем не менее рыцарь в отчаянии крикнул Никс:
– А ты?..
Она крикнула, не оборачиваясь:
– Я попробую позвать на помощь!
Глава 91
Никс бежала сквозь пелену дыма, вздымавшегося над пылающими обломками летучей шлюпки, вокруг которых валялись изломанные и горящие тела. На бегу отпрянув от них, она устремилась за более темной тенью Даала. Никс не понимала, как это он, настолько опустошенный, все еще держится на ногах.
Бегущий впереди Даал первым добрался до их двух скакунов. Те зашипели и попятились от него, ослепленные паникой, оглушенные взрывами. Даал низко наклонился к ним, выставив перед собой поднятые ладони. Она услышала, как он поет им – точно так же, как в свое время пел Неффе. И хотя напев исходил из него лишь тоненькой струйкой – все, что у него осталось, – ему больше и не требовалось. Излучаемые им сострадание и забота светились куда ярче любого обуздывающего напева. Вот в чем был его истинный дар.
Нифка жалобно мяукнула и выплеснула на него свой страх, отреагировав первой. Метил еще колебался, но Никс уже стояла плечом к плечу с Даалом, подстраиваясь к нему, добавляя к его усилиям смесь напева и оставшегося у нее огня.
Оба зверя достаточно успокоились, чтобы принять их приветствия и позволить погладить себя по шее. Никс продолжала напевать, давая им понять, что обоим нужно еще раз проявить храбрость.
Даал кивнул ей и засунул ногу в стремя Нифки, инстинктивно чувствуя, что нужно делать. Эти двое были все еще связаны между собой безо всякой магии. Можно было не сомневаться, что он сумеет сплотить рааш’ке, превратив их панику в целеустремленность – как для защиты, так и для нападения.
Никс взобралась на Метила, но низко пригнулась в седле, погрузив пальцы обеих рук в жар своего скакуна, и позволила своей песне засиять еще ярче, сжигая последние остатки огня Даала. Чтобы установить связь с одним-единственным рааш’ке, ей требовалось располагаться к нему как можно ближе.
Они нуждались в помощи. Даал не справился бы в одиночку.
Она закрыла глаза и обратилась к последнему оставшемуся у них союзнику – тому, кто мог бы по-настоящему успокоить и направить рааш’ке, чтобы превратить эту небольшую стаю в сильную армию. Шийя нуждалась в защите – не только на земле, но и с воздуха. И пока Даал будет вести свою войну по всему куполу, Никс предстояло стоять на страже Шийи. Для этого ей требовалась иная сила, и она обратилась с мольбой к разуму орды рааш’ке.
«Помоги нам!»
Никс ожидала, что для того, чтобы достучаться до далекого разума орды, потребуются огромные усилия. Но стоило ей воззвать к нему, как он тут же возник перед ней, словно только и ждущий ее зова.
У Никс даже перехватило в горле от его безмерности, его глубокой древности, так открыто обнажившихся перед ней. То, что возникло перед ее мысленным взором, больше не было неким холодным безмолвным присутствием. Это была черная стена гнева, вздымающаяся волна ярости и жажды мщения.
И в этот момент Никс увидела, что он тоже нуждается в ней. Расстояния были слишком велики для одного только разума орды. Ему нужно было, чтобы Никс протянулась к нему, преодолела разрыв, чтоб он мог пройти сквозь нее, как сквозь открытый канал, и достичь купола.
Его намерение наполнило Никс – не выраженное словами, но ясно сложившееся у нее в голове.
Я вижу его.
Эта темная волна нахлынула на нее и пронеслась сквозь нее, пригвоздив к седлу. Без всяких понуканий со стороны Никс ее скакун сорвался с медного пола. Его огромные крылья разгоняли дым и раздували пылающее вокруг пламя.
Задохнувшись, Никс вцепилась в мех Метила, чтобы удержаться в седле. Она попыталась петь своему скакуну, но он уже исчез, смытый в разум орды, поглощенный им. Сейчас она мчалась верхом не на одном рааш’ке, а на всех одновременно.
В стороне от нее из клубов дыма вырвался Даал, сидящий на спине у Нифки. Не зная о том, что происходит, он развернулся и ринулся в бой, кипящий под сводом купола.
Разум орды повлек Никс в другом направлении – к изгибу стены, следуя за узором зеленого огня к его источнику. Со спины Метила она увидела Корня, словно впаянного в переплетение хрусталя, покрывающего стену, – все тот же пылающий факел изумрудного пламени, такой же неприступный, как и всегда.
С другой стороны от себя, внизу, она заметила Грейлина и всех остальных, охранявших Шийю. Одна или две шлюпки, как видно, благополучно приземлились и выгрузили вооруженных воинов. Темные тени, сверкающие более яркими искрами доспехов, надвигались на ее товарищей сквозь дым – все они нацелились на кокон, как будто каким-то образом ощутили присутствие Шийи и притягивались туда, как железо к магнетиту.
Рааш’ке позади нее с новой решимостью разразились криками, когда Даал собрал их под куполом, намереваясь не позволить никаким другим захватчикам прорвать его оборону.
Но ни одна из этих битв не была ее.
Разум орды настолько наполнил ее своим стремлением к мести, что у нее крепко сжались челюсти. Метил метнулся вниз, к влипшему в стену Корню. Это существо мучило и порабощало рааш’ке на протяжении тысячелетий, вынуждало их совершать зверства, которые ранили их глубоко, до самой их сущности. Это была рана, которая никогда не заживет, оскорбление, которое ничем не загладить, муки совести, которым не будет конца. Рааш’ке никогда уже не могли вернуться к своей прежней чистоте – к тому, кем они некогда были. Корень навсегда лишил их этого, оставив открытым лишь последний и единственный путь.
Возмездие.
Пока Метил подлетал к Корню, разум орды собрал всю свою боль, ярость и вину – и вплел их в свой обуздывающий напев. Но, как и в случае со скакуном Никс, это была не одна песня, а множество – всех рааш’ке, которые когда-либо жили в Приюте, всех тех, кого терзали на протяжении тысячелетий.
И в конце концов разум орды выпустил все это в неистовом крике ярости. Заложенная в нем сила прорвалась сквозь канал, который открыла Никс, наполнив и ее, и Метила, но ни у одного из них не было никакой надежды удержать эту силу в себе.
Ее скакун взревел. Она завизжала.
Эта песня-крик вырвалась из обоих, увлекая за собой Никс, и ударила в Корня. Должно быть, он ощутил неумолимое приближение этого потока, поскольку утвердил свою бронзу и вспыхнул щитом изумрудного огня, намереваясь оставаться нерушимой скалой даже при таком мощном приливе.
Никс боялась, что ничего у них не получится, помня категоричное заявление Корня о том, что лишь Ось способна подобрать к нему ключ. Совсем недавно Никс почти преуспела в этом, нанеся удар, когда он на миг открылся, но Корень явно извлек урок из случившегося и превратил себя в бронзовую крепость вокруг своего уязвимого ядра.
Поток обрушился на него с такой силой, что хрусталь вокруг него треснул. Никс съежилась, несясь вместе с этим приливом и ожидая, что вот-вот разобьется о неприступную крепость Корня.
Но вместо этого его бронза словно взорвалась, разорванная мощью этого потока. Расплавленный металл брызнул во все стороны, расплескиваясь по полу и обнажая его ослепительное сердце.
Он стоял перед ней, пригвожденный к стене, не в силах пошевелиться.
Никс увидела ужас и замешательство на руинах его лица. Прочла вопрос, светящийся у него в глазах. Сама она была столь же ошарашена.
«Как? Как это было сделано?»
И в тот же миг разум орды дал ей ответ.
Я вижу его.
И сразу же показал ей. Каскад веков пронесся сквозь нее – бесконечный поток жестокости. Но на протяжении всех этих бесконечных лет холодное вечное око всегда смотрело в ответ на своего мучителя. Никс испытала примерно то же самое после освобождения рааш’ке, пригвожденная к месту этим древним взглядом, наблюдавшим за ней откуда-то издалека. И Корень в этом смысле не был исключением.
Пока эпохи сменяли друг друга, разум орды терпеливо выжидал, безмолвно наблюдая за всем происходящим – делая именно то, ради чего его создали древние. Выполняя свое основное предназначение – быть вечным стражем. И сосредоточил свой проницательный взор на своем заклятом враге. На протяжении прошедших тысячелетий он изучал и анализировал, раскрывая секреты по крупице за раз, что стало еще проще благодаря тому, что эти двое были тесно связаны обуздывающим напевом – каким бы испорченным тот ни был.
Никс все поняла.
Разум орды все это время наблюдал за Корнем, получая знания о нем – возможно, более обширные, чем даже у любой Оси. И за многие тысячелетия все секреты Корня были постепенно раскрыты – столь же верно, как сейчас было раскрыто его сердце.
Разум орды уже сформировал огненный кулак обуздывающего напева, намереваясь раздавить хрустальный куб своим пульсирующим золотым сиянием.
Никс бросилась вперед, выбрасывая предостережение и требование.
Нет!
Прозвучало это достаточно твердо, чтобы заставить разум орды приостановиться, но она знала, что это продлится всего мгновение. Вырвавшись вперед потока, Никс метнула перед собой клубок сияющих прядей своего напева. Она уже изучила этот куб, вызнала секрет замка. Так что на этот раз не остановилась даже на миг, зная, что подобная нерешительность уже раз предала ее.
С помощью золотого огня Никс быстро вскрыла хрустальный замок и затаила дыхание.
Куб мигнул, вспыхнул ярче – а затем потемнел.
Она ждала, надеясь и молясь.
Сияние в глазах у Корня погасло, что выглядело почти как облегчение. Остатки его тела медленно сползли по стене, увлекая за собой изумрудный огонь, смывая порчу со стен наверху. Над грудой того, что от него осталось, еще мгновение горел зеленый погребальный костер – а затем погас.
Как только это произошло, откуда-то сбоку донесся громкий хрустальный звон. Бросив взгляд в ту сторону, Никс увидела, как Шийя вываливается из кокона и падает в объятия Райфа и остальных.
«Но успели ли мы вовремя?»
Все еще сидя верхом на Метиле, Никс обернулась и увидела, как огромная сфера яростно дребезжит, готовая в любой момент сорваться. Сердце у нее сжалось. Она не знала, хватит ли у Шийи сил остановить то, что начал Корень, – и тут где-то над головой у нее вдруг раздался жуткий крик.