Аалийя лишь отмахнулась от него и сосредоточилась на Канте, подступив ближе. Теперь в глазах у нее светился неподдельный интерес.
– Страницы, украденные твоим наставником… Они всё еще у него?
Канте кивнул:
– Вот почему я и обратился к вам обоим. Бо́льшая часть там написана на древнеклашанском.
Аалийя покосилась на брата:
– И ты хочешь, чтобы мы помогли растолковать этот текст? Ты поэтому пришел сюда?
Канте еще не упомянул об этом, но тем не менее она разгадала его намерения.
Аалийя шагнула к двери, протиснувшись мимо Канте:
– Покажи нам.
У Фрелля, который тенью следовал за двумя клашанцами, терпение было уже на исходе.
Уже целый колокол пара расхаживала взад-вперед между стеной и столом, внимательно изучая все три страницы, вырванные из древнего фолианта.
Аалийя держала в руке очки для чтения Пратика и часто заглядывала сквозь линзу, чтобы получше разглядеть написанное. Часто останавливалась, чтобы пошептаться с братом, хотя не то чтобы ей требовалось говорить потише: эти двое делились друг с другом своими мыслями на древнеклашанском, по-прежнему сохраняя в тайне то, что им удавалось разобрать. Все, что мог сделать Фрелль – равно как Пратик и Канте, – это терпеливо дожидаться, пока они не уйдут.
– Это длится уже целую вечность, – пробормотал Канте.
Фрелль понимал, что значительная часть нетерпения молодого принца вызвана голодом. Тот постоянно потирал живот и поглядывал на дверь. Пратик сосредоточился на Рами и Аалийи, навострив уши и всячески пытаясь подслушать их разговор, но его познаний в древнеклашанском для этого явно не хватало. Всякий раз, когда Фрелль бросал на чааена вопросительный взгляд, тот лишь пожимал плечами.
«Так что пока бездействуем».
Безвыходную ситуацию наконец нарушил стук в дверь. Канте приоткрыл ее ровно настолько, чтобы позволить кому-то из экипажа просунуть в каюту блюдо с мягкими сырами и черствым хлебом, а также бутыль сладкого вина. Разбойник попытался просунуть голову внутрь, явно испытывая любопытство, но Фрелль захлопнул дверь прямо у него перед носом.
– Наконец-то, – проворчал Канте, ставя поднос на нижнюю койку.
Все по очереди перекусили – за исключением Аалийи, которая опять пристально разглядывала изображение разбитой луны. Когда принцесса наконец повернулась к ним лицом, глаза у нее выглядели задумчивыми и смиренными, как будто она приняла правду об обрушении луны. Чуть раньше Аалийя успела вовлечь Фрелля в дискуссию о частоте землетрясений и более сильных приливах. И даже связала последнее с усиливающимися штормами, которые все чаще обрушивались на побережье. Фреллю, которому это до сих пор не приходило в голову, осталось лишь потирать подбородок. Пратик был явно прав насчет острого ума Просветленной Розы.
Вернувшись к столу, Аалийя обвела рукой все три страницы.
– Кое-что из этого написано на мудреном диалекте древнеклашанского. Но вполне поддается растолкованию.
– И о чем же там говорится? – спросил Фрелль.
Рами шагнул было вперед, но прежде чем он успел открыть рот, сестра заставила его замолчать, подняв руку. Прищуренными глазами она долго изучала Фрелля.
– Я скажу вам, но не раньше, чем потребую от вас всех обещания – торжественной клятвы.
Догадавшись о ее намерениях, Фрелль высказал их:
– Мы освободим тебя и твоего брата, как только найдем погребенного Спящего! Мы и вправду не желаем вам зла.
– Это хорошо, но это не то, чего я желаю.
– Тогда что же?
Аалийя обвела взглядом собравшихся:
– Я пока оставлю это невысказанным. Но не бойтесь, это нечто легко достижимое и не помешает вашим усилиям.
Пратик нахмурился:
– Ты хочешь, чтобы мы поклялись совершить в будущем некое действие с неизвестными последствиями?
Она выгнула бровь:
– Так вы хотите знать, что скрыто на этих страницах?
Фрелль глубоко вздохнул, прежде чем ответить:
– Если ты тоже дашь нам слово, что такое условие и вправду не повредит нашему делу…
Аалийя склонила голову:
– Считайте, что уже дала.
Фрелль посовещался с Пратиком, даже с Канте. Чааен торжественно кивнул. Канте лишь пожал плечами.
Удовлетворенный, Фрелль прижал ладонь к сердцу:
– Мы тоже клянемся.
Его спутники последовали его примеру.
Аалийя еще мгновение смотрела на них, словно оценивая их искренность, а затем повернулась к страницам. Жестом подозвала к себе Рами – хотя и не для того, чтобы привлечь его к делу или вовлечь в разговор. Она просто отняла у него чашу со сладким вином. Немного отпила и махнула ею в сторону страницы, лежащей на столе.
– Это и в самом деле описание великой войны. Которая началась во времена Забытого века. До появления королевств и империй. Еще до того, как полностью сформировался Венец.
Фрелль подступил ближе, припомнив то, что он узнал в светящемся склепе под Северным Монументом.
– По словам Шийи, после того как мир перестал вращаться вокруг своей оси, земли Урта пребывали в хаосе в течение бесчисленных тысячелетий.
Аалийя кивнула:
– На этих страницах как раз и рассказывается о таком всеобщем смятении. Когда люди изо всех сил пытались выжить. Когда земли сотрясались, а над ними бушевали страшные бури, сметающие леса и разрушающие горы.
– Но эта война… – Пратик хмуро уставился на страницу. – Если у людей не было царств, то кто тогда с кем сражался?
– А я и не говорила, что они были людьми, – пояснила Аалийя. – На этих страницах они называются «та’вины».
Она указала на набор иллюстраций, перемежающих текст: на крошечные отряды сияющих рыцарей – как небольшие, так и образующие целое войско, налетающие друг на друга. Некоторые рисунки изображали более мелкие стычки, даже отдельных людей, дерущихся друг с другом.
– Если эти та’вины не люди, то кто же тогда? – спросил Фрелль.
– Я не знаю, – призналась Аалийя.
Вмешался Рами:
– С древнеклашанского «та’вины» переводится как «бессмертные боги».
Пратик нахмурился:
– Может, эти страницы относятся к Древним богам? Божествам, предшествующим нынешним?
Ни у кого не нашлось на это ответа.
Канте наконец-то поднял вопрос, который мучил Фрелля:
– Но какое отношение это столкновение богов имеет к обрушению луны или Царице Теней?
Аалийя потерла подбородок:
– Это неясно. Война закончилась, но предсказано, что она начнется снова. С возрождением Вик дайр Ра. А та’вины будут либо препятствовать, либо помогать ей. Если б у нас было больше страниц или вся книга целиком… – закончила она, пожав плечами.
Фрелль еще раз представил, как этот древний том сгорает в ритуальном костре вместе с одним из Дреш’ри, и внутренне содрогнулся при мысли о знании, утраченном в этом пламени.
Стоящий рядом с ним Канте усмехнулся:
– Теперь нам эти страницы уже не помогут.
Фрелль не мог с этим не согласиться. Однако придвинулся к столу и постучал пальцем по стилизованному изображению рыцаря с негнущимися конечностями. Фигура высоко подняла руки, сжимая в одной из них зазубренную молнию. Изображение занимало весь угол страницы, как будто угрожая всем остальным участникам битвы.
– Этот та’вин… – произнес Фрелль. – Он похож на какого-то предводителя.
Аалийя подошла к нему:
– Да, но там нигде не упоминается, какой именно кликой он командует. Только его имя. – Она указала на слово, выцветшими чернилами написанное под изображением. – Элигор.
– Что означает «утренняя звезда», – подсказал Рами.
Аалийя нахмурилась, глядя на него.
– Брат, мы уже это долго с тобой обсуждали. Вообще-то ты не можешь с уверенностью это утверждать – по крайней мере, когда это просто написано. Если произнести это слово вслух с ударением на первом слоге, то твое определение верно. Но если сделать ударение на втором слоге, смысл совершенно меняется.
– На какой? – спросил Канте.
Она многозначительно посмотрела на него в ответ, и в ее глазах на миг вспыхнул огонь.
– С ударением на втором слоге это означает «отступник» или «предатель». То, с чем ты хорошо знаком.
Канте поднял обе ладони:
– Еще раз прошу простить меня…
Когда разгорелся спор, Фрелль отвернулся, сосредоточившись на изображении Элигора, украшенном облупившейся позолотой. Он даже взял увеличительное стекло Пратика, чтобы рассмотреть черты фигуры в мельчайших подробностях. Прищурился, любуясь мастерством безвестного художника.
Воин на странице был без шлема. Волосы вокруг его головы образовывали золотистую корону. Квадратный подбородок и твердые щеки обрамляла кудрявая янтарная борода. Глаза – крошечные точки синей краски, – казалось, смотрели со страницы прямо на Фрелля откуда-то из очень далекого прошлого.
Под увеличительным стеклом выражение лица бога было суровым, неумолимым. Лицо его, которое покрывала позолота более темного оттенка, сияло суровым величием.
– Кто же ты на самом деле такой? – прошептал ему Фрелль.
Глава 38
Стоя в самом сердце великого инструмента Ифлеленов, Исповедник Врит молча изучал тайну перед собой – древнюю загадку, возраст которой составлял неисчислимые тысячелетия.
Бронзовый бюст сиял каскадами пульсирующей энергии. Золотистая прядь его волос мягко колыхалась на этом ветерке, равно как и завитки бороды, особенно вокруг губ, как будто он что-то шептал во сне. Хотя глаза его оставались закрытыми, Врит знал, какое гудящее фиолетово-голубое свечение скрывается под этими неподвижными веками.
– Да кто же ты такой? – прошептал он уже в тысячный раз.
Тайна оставалась безмолвной.
Но в остальном в комнате не было тихо. Замысловатая паутина трубок и резервуаров инструмента вокруг него бурлила и испускала пар, гудела и попискивала. Этот шум, обычно умиротворяющий, теперь лишь усиливал нетерпение Врита.
Он принялся расхаживать по тесному помещению, невольно подстраивая шаг под ритмичные взревывания и постукивания кровожитниц – теперь уже опять всех четырех. Бросил взгляд на недавнее дополнение – совсем юную девчушку, чье крошечное сердечко испуганным воробьем трепетало в ее разверстой груди, добавляя свою жизнь к усилиям остальных.