Мы с Аркусом заключили нечто вроде перемирия.
Каждый день он проводил со мной урок по фехтованию. Я делала все возможное, чтобы снова не упасть в пруд, а он изо всех сил старался не кричать и не смеяться, когда я спотыкалась или роняла меч. Но занятия эти меня не привлекали. Холод стали казался мне неестественным.
Я упомянула об этом, когда мы с Аркусом шли назад к аббатству после урока.
– Не думай о мече, как о холодной стали, – сказал он, коснувшись моего локтя и повернувшись ко мне лицом. – Думай о том, что сталь рождается из огненной жидкости.
– Огненной жидкости? – спросила я, посмотрев на него.
– Ты когда-нибудь была в кузнице?
Я кивнула.
– Я иногда ходила в кузницу в своей деревне, чтобы посмотреть, как делают подковы или гвозди.
– Я сейчас кую новый меч. Приходи в кузницу завтра утром, после занятий с братом Тислом, и ты поймешь, что я имею в виду. Может, если ты увидишь сталь в ее изначальном состоянии, она не будет казаться тебе такой отвратительной.
– Это относится и к Ледокровным? – спросила я с притворной невинностью. – Если бы я увидела тебя в твоем первоначальном виде, ты был бы мне не так противен?
Лицо его вспыхнуло.
– Что значит первоначальный вид?
Когда до меня дошло, как он мог понять мои слова, я вздрогнула.
– Это вовсе не то, что ты подумал, мой честолюбивый айсберг. Я хотела сказать, если бы я знала тебя в детстве. Хотя это и невозможно, но все же более вероятно, чем то, о чем подумал ты.
– Хвала Форсу. Мне бы не хотелось обнажать свое… свою душу перед тобой и быть осмеянным.
Не желая, чтобы последнее слово оказалось за ним, я повернулась на каблуках и, посмотрев ему в глаза, шагнула навстречу. Он машинально положил руки мне на плечи. Я окинула его взглядом с головы до ног.
– Может, и стоит попытаться отколоть пару кусков от такой непомерной гордыни.
Я улыбнулась, как дочери торговцев улыбались деревенским мальчишкам.
Он молчал, что было необычно. Это было так волнующе – вывести его из себя до такой степени, чтобы почувствовать привкус опасности. Это была игра, к которой можно быстро привыкнуть, если не соблюдать осторожность.
Я отвернулась, чтобы он не увидел румянец, вспыхнувший у меня на щеках.
– Тогда до завтра.
– Только не надевай в кузницу накидку, – сказал он мне вслед. – Там искры летят во все стороны – ты можешь загореться.
Но не опасность вспыхнуть в кузнице тревожила меня.
Кузница находилась в длинном здании к юго-западу от аббатства, большую часть которого занимал огромный каменный горн с пылающими углями. Перед ним располагались кузнечные мехи. С крючков на стенах свисали разнообразные металлические инструменты. Слева, наклонившись к горну, стоял широкоплечий мужчина. Его обнаженная спина блестела от пота. Он со всей силы опустил молот на кусок нагретого металла, который щипцами держал на наковальне.
К счастью, румянец, разгоревшийся у меня на щеках, быстро стал незаметен из-за жары в кузнице.
– Я думала, ты вчера пошутил, говоря, что обнажишься передо мной, – быстро произнесла я между ударами молота.
Аркус прекратил работу и повернулся, и я увидела, что маска, как и всегда, закрывает его лицо, а грудь прикрыта кожаным фартуком.
– К тебе это не имеет никакого отношения. Здесь жарче, чем в жерле вулканов Сюд.
По его тону стало ясно, что сегодня он не настроен шутить, возможно, потому здесь было слишком жарком для него.
Я подошла ближе, проведя ладонью по инструментам на рабочем столе.
– Я думала, ты ненавидишь жар и пламя.
– Это необходимое зло. Я провожу здесь столько времени, сколько нужно, и ни секундой больше. Надень перчатки.
Он кивнул на кожаные перчатки, лежавшие на столе у стены. Я заметила, что он тоже был в перчатках.
– Да не нужны они мне.
– Я сказал, надень.
Я подчинилась и присоединилась к нему перед наковальней.
– Возьми щипцы и положил клинок в огонь, – проинструктировал он.
Я взяла щипцы, удерживая длинный, грубый металлический клинок над углями. Он положил молот и нажал на мехи – пламя взметнулось вверх.
– Работа с железом – это танец воздуха и пламени, – сказал он. – Чтобы получить нужный уровень тепла, надо найти верный баланс. Если тепла мало, ты не сможешь работать с металлом. А если много, он расплавится. Видишь? Вот такой цвет нам и нужен. Клади его на наковальню. Осторожно.
В ответ на его повелительный тон я закатила глаза, но сделала, как он сказал.
– Я думала, ты хочешь показать мне жидкую сталь.
– Тебе придется представить это. Несколько дней назад сестра Клоув помогала мне нагреть металл до состояния жидкости. Я вылил ее в изложницу и охладил. После этого можно приступать к ковке. Острие я уже почистил, но мне еще нужно сформировать лезвие. Держи крепко.
Он начал бить молотом по мерцающему оранжевым цветом металлу, двигаясь от острия к рукояти.
– Видишь, как он горит? Подумай об этом. В его сердце горит огонь даже после охлаждения и закалки. Если бы не его тепло, не было бы этого чудесного превращения – это был бы просто бесформенный кусок металла.
Я поменяла положение, чтобы руке стало легче.
– Значит, ты признаешь необходимость огня.
Удар, удар, удар.
– Я уже сказал.
– Необходимое зло. Не очень-то лестно ты отзываешься обо мне.
Он поднял голову.
– Тебе нужна лесть?
– Я хочу, чтобы ты признал ценность тепла. И Огнекровных.
Удары прекратились. Он встретился со мной взглядом.
– Я и признаю. Лучшее оружие куют на Огненных Островах. Здесь, у нас, ничто не может сравниться с красотой мечей Огнекровных.
У меня внутри как будто что-то оборвалось. Я не знала, что сказать, и поэтому просто кивнула.
– Он остыл. Пошли назад в угли, – сказал он, и мы повторили все этапы – сначала горн, затем меха в ожидании нужного цвета, и снова наковальня, где над металлом трудился Аркус.
– Мне надо попробовать научиться нагревать металл, – задумчиво сказала я.
– Нет, не сейчас, – ответил Аркус, глядя на меня. – Только когда научишься контролировать свою силу. Мне не хочется даже думать, что ты можешь сделать в кузнице, где столько огня и тепла.
– Твоя вера в меня вдохновляет, – сказала я, закатив глаза.
– Если говорить о твоей непоколебимой уверенности, – сказал он, прищурившись, осматривая клинок, – то ты и не знала, как велика твоя сила, пока брат Тисл не начал обучать тебя. Ты не росла с другими Огнекровными. Расскажи, что ты знаешь о своем даре и о своем народе.
– В основном только то, что рассказывала мне бабушка. Она много ездила, знала историю и приносила мне книги, среди них и те, что были написаны учеными Огненной Крови. Таких в ваших библиотеках нет.
– Как раз наоборот, некоторые из них есть в аббатстве. Но, в целом, ты права. И можно считать, что ты ответила на следующий вопрос: как ты научилась читать.
– Да, мама и бабушка учили меня. Но только бабушка заставляла меня учить новые слова, учить наизусть отрывки из прозы и стихи, расширять кругозор.
Он опустил молот и пристально посмотрел на меня, я неловко поерзала.
– Не смотри на меня так, – потребовала я.
– Как? – спросил он, кивнув в очаг. – Нагрей еще раз.
Я снова держала клинок над углями. Шальная искра приземлилась на его руку и зашипела, мгновенно испарившись, но Аркус отскочил назад. Он втянул в себя воздух, весь дрожа, и отнял у меня щипцы, положив меч на наковальню, как будто ничего не случилось.
– Можешь идти, – холодно сказал он.
– Можно, да? Ну, спасибо, мой господин, – произнесла я с сарказмом. – Если что, я и так знаю, как ты относишься к огню, поэтому тебе не обязательно злиться из-за того, что я стала свидетелем одной из твоих слабостей. Они есть у всех.
Он обернулся, чтобы посмотреть на меня, его лицо было совершенно непроницаемым. Я напряглась, ожидая язвительного ответа, но он, что-то пробормотав, отвернулся.
Я вышла из кузницы и направилась на кухню, чтобы помочь брату Пилу приготовить обед, все еще озадаченная его прощальным замечанием. Должно быть, я ослышалась. Это звучало почти так, как если бы он сказал: «Боюсь, что ты станешь одной из них».
На занятиях с братом Тислом я тренировала силу духа и мысли и стала намного лучше определять положение своих Ледокровных противников. Аркус иногда проверял этот навык, завязывая мне глаза и заставляя искать его. Он бесшумно двигался и перемещался вокруг меня, но я всегда знала, где он, чтобы коснуться его мечом. Но были и проблемы. С завязанными глазами я не могла определить, когда он шел в атаку, и поэтому не могла блокировать его удары. Во время одного из уроков он, наконец, позволил мне пользоваться огнем, поскольку был уверен, что сможет отразить любое нападение своим холодом.
После уроков, если погода была хорошая, мы усаживались под одним из фруктовых деревьев и перекусывали свежим хлебом, сыром и хрустящими яблоками от брата Пила. Тем временем я задавала Аркусу вопросы, на которые он каким-то образом все равно умудрялся не отвечать. Его детство оставалось загадкой. Он только немного рассказал о няне, которая на удивление была похожа на мою бабушку. Он охотно делился боевыми приёмами, но если я спрашивала, кто его учил этому и использовал ли он их в бою, он вдруг вспоминал, что обещал помочь сестре Клоув почистить конюшни, или что брат Тисл просил помочь ему расшифровать старые письмена из какой-то древней книги в библиотеке. Не было более верного способа избавиться от Аркуса, чем задать ему личный вопрос.
Я чувствовала, что между нами что-то изменилось, но я не знала, одна ли я испытывала такие чувства. Как только мы обсудили все вопросы, связанные с моими занятиями, нашлись и другие темы. Я стала с ним более откровенной и иногда рассказывала такие вещи, которыми никогда бы не подумала делиться, особенно с Ледокровными. Это были истории из моего детства, что я чувствовала, когда узнала, что умерла бабушка, и как винила себя в том, что она умерла в одиночестве в поездке, про тайную зависть к характеру матери и про глубокое желание найти свое место в этом мире.