– Ты еще можешь спасти людей.
– Убив короля, – сказала я, тяжело моргая. – И ты думаешь, я смогу?
Некоторое время мы сидели молча. Я уставилась на свои руки, сложенные на коленях.
– Послушай, Руби, – он наклонился вперед, и я встретилась с ним взглядом. – Я точно знаю, что сейчас ты стала намного сильнее, чем когда пришла сюда. Брат Тисл думает, что ты не просто еще одна Огнекровная с дурным характером.
Я слабо улыбнулась в ответ на его попытку поддразнить меня.
Масляная лампа тускло горела, заставляя тени плясать по комнате.
– Почему ты здесь? – спросила я, уставившись на его угрюмо сжатые губы, и пожалела, что не вижу его глаз.
– Брат Тисл, – ответил он. – Он подобрал меня, когда мне больше некуда было идти.
– Что случилось с твоим домом?
Он покачал головой.
– Ничего. Я ушел.
Я ждала большего, но он ничего не сказал.
– Ты сражался на войне?
– Меня готовили, но я никогда не сражался.
В его голосе прозвучало нечто, что говорило о сожалении или позоре, возможно, горечь.
– Тебя обожгло на пожаре?
Его губы сжались.
– Хотела спросить: «Где тебя так изуродовали?»
– Ты же сам ничего не рассказываешь, поэтому приходится выспрашивать.
– Не стоит любопытствовать. Все равно это не твое дело.
Мои руки сжались в кулаки, и спокойствие улетучилось, как туман. Всегда одно и то же. Как только я подбиралась ближе, он отталкивал меня с силой, мощнее порывов северного ветра. Никто другой не заставлял меня чувствовать себя такой живой и никто не мог рассердить меня так, как он.
– Конечно, это не мое дело, – горячо сказала я. – Кто ты, почему ты здесь. Почему тебя так заботит король и его трон. Я должна просто отправиться на смерть, не зная, почему ты меня послал.
Он так резко поднялся, что стул накренился и упал на пол.
– Думаешь, я хочу, чтобы ты умерла? – его грудь поднималась и опускалась очень быстро. – Что я с радостью пошлю тебя на смерть?
Я почувствовала покалывание на коже. Ни разу он не проявил таких эмоций. Но, как всегда, гнев его быстро утих. Я откинулась на спинку стула и положила ладони на стол.
– Да! И вот что я думаю. Ты назвал меня слабой, угрожал мне, унижал меня и заставил меня так разозлиться, что я потеряла контроль и чуть не навредила тебе. А в день моей смерти ты, вероятно, учредишь новый праздник. – Я вскинула руки вверх, тепло заливало мне лицо. – День смерти Огнекровной. Скатертью дорога, Руби!
Он подошел ко мне, дыша легким холодом.
– Ты так…
Я вздернула подбородок, встала из-за стола и подошла ближе.
– Безумна? Вспыльчива? Опасна? Я все это слышала раньше. Придумай что-нибудь новое.
– Плюс к этому, – сказал он, и голос его зазвенел, – ты еще и слепа. Некоторым приходится думать и о других. Ты же заботишься только о себе.
Глаза мне закрыло красной пеленой. Это заявление было настолько несправедливым. Никогда в жизни я не жила так, как хотела. В детстве мне не разрешали сердиться, чтобы я не потеряла контроль над теплом. Я поступила эгоистично лишь раз, опробовав свой дар, и была быстро и беспощадно наказана самым мучительным и страшным способом. Из-за меня пришли солдаты и убили единственного человека, которого я любила. Я потеряла свою мать и месяцы жизни из-за короля. Теперь я тренировалась с утра до ночи, чтобы выполнить задание, разработанное двумя Ледокровными, задание, которое, если увенчается успехом, принесет пользу королевству, но может стоить мне жизни. Все, что я делала, было вовсе не для моего блага.
Аркус и Брат Тисл не доверяли мне настолько, чтобы раскрыть свой план.
– Если бы это было правдой, – сказала я гудящим от гнева голосом, – я бы взяла лошадь и уехала. Я бы поехала к океану, пробралась на корабль и никогда больше не вернулась бы на эту проклятую землю. Может, я так и сделаю!
Я повернулась к двери, но он схватил меня за плечо.
– Не сделаешь. А знаешь, почему? Ты хочешь убить короля больше всех. Вот почему ты вернулась.
Я обернулась и посмотрела на него, моя рука зудела от желания снять с него капюшон, чтобы увидеть его полностью.
Он был совершенно неподвижен, словно статуя, вырезанная изо льда. Я открыла рот и закрыла его.
– Хочешь что-то сказать? – спросил он. – Скажи.
– Ты был там ночью, когда умерла моя мама? – спросила я напряженным голосом. – Ты был одним из солдат?
Подозрения давно роились в моей голове, но спросить об этом я осмелилась только сейчас, сильно расстроившись.
Его рука сжала мое плечо, лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего.
– Ты хочешь это услышать? Чтобы ненавидеть меня еще сильнее?
Он опустил руку и сделал шаг назад, снимая плащ, под которым была тонкая туника.
– Можешь убить меня прямо сейчас, если тебе так хочется, – сказал он мягким и глубоким голосом. – Если хочешь, чтобы я страдал. Может, тебя развеселит, если ты поймешь, что я чувствую боль. Может, тебе станет легче, если я исчезну.
Я тяжело дышала, сердце пульсировало кипящим жаром.
– Ты был там? – спросила я тихо.
Сжав челюсти, он помолчал и, наконец, ответил:
– Нет, но ты ведь веришь только в то, во что хочешь. Зачем ты вообще сюда пришла?
Гнев угасал. Я покачала головой.
– Попросить прощения и… потому, что я хочу знать, кто ты.
Аркус издал длинный вдох.
– Правда, Руби, в том, что неважно, кто я, если ты проиграешь. Если я завтра умру, мир останется прежним – таким, как сейчас.
Он подошел ближе.
– Все зависит от тебя. Если ты потерпишь неудачу, для этого королевства не останется даже надежды. Ты понимаешь, что я имею виду.
Его рука поднялась, и замерла в воздухе, в сантиметре от моей щеки, как будто он не мог заставить себя прикоснуться ко мне.
– Мир останется прежним, – повторила я с горечью его слова. – Ты говоришь, что не нуждаешься в жалости, и теперь я знаю почему. У тебя её уже и так полно для себя любимого.
Его рука упала. Он отступил.
Я шагнула вперед, сжав кулаки от внезапной ярости от того, что его так легко оттолкнуть.
– Мне не все равно, если ты умрешь, глупый ты козел. Я буду скучать по тебе. Как скучала, когда ты ушел на несколько дней, и я не знала, где ты и когда вернешься.
Голос сорвался, меня накрыло волной гнева, боли и тоски. Я не могла помочь себе. Но на каком-то уровне я чувствовала, что и он одинок, как и я, и, может, ему не обязательно быть одному. Может, и мне не обязательно.
Я стояла достаточно близко, и тепло моего тела смешивалось с его холодом. Он пах мылом, соснами и дымом, и чем-то заманчивым, чем мог пахнуть только он.
Спонтанно я подняла руку к краю его капюшона. Когда я медленно потянула его назад, его рука поднялась и схватила меня за запястье. Я замерла.
Его губы были слегка приоткрыты, дыхание было прохладным. Иногда я задумывалась, каково это – прижаться своими губами к его. Я спрашивала себя, будет ли больно или холодно, или наши губы просто сольются, как горячий и холодный воздух смешиваются в летнем бризе.
Я подняла указательный палец и прикоснулась к его губам. Он втянул воздух, но не отпрянул. Его губы были холодными, но не слишком. Я провела пальцем по верхней губе со шрамом и по гладкой нижней.
– Перестань, – прошептал он тяжело, почти болезненно. – Остановись.
На меня снова дохнуло холодом. Казалось, будто меня ударили, и по телу прошла боль.
Я опустила руку и обхватила себя, чтоб скрыть дрожь. В тени под капюшоном я пыталась найти хоть какой-то след эмоций, но он был холоден и неподвижен. Ледяная статуя была охвачена горячим ветром, но не оттаяла даже по краям.
– Грязная Огнекровная демонстрирует свои чувства, – съязвила я, пытаясь скрыть боль и горечь, судорожно сжавшуюся у меня в животе. – Придется тебе просить у Форса очищения.
Его губы сжались, но он ничего не сказал.
– Не волнуйся. Я скоро уйду, и ты сможешь вздохнуть спокойно.
Я повернулась и распахнула дверь, торопясь уйти прежде, чем разрыдаюсь. Едва я вышла в звездную ночь, как слезы горячим потоком хлынули из глаз и, скатываясь по щекам, с шипением падали на холодную землю.
Глава 13
Над аббатством сомкнулись облака, накрыв его бесконечно долгим проливным дождем. По молчаливому согласию мы с Аркусом избегали друг друга в течение следующих нескольких дней. Мне посчастливилось увидеть его лишь раз, через окно, когда он шел из конюшни в гостевой дом. С унынием в сердце я поняла, что он, вероятно, смутился, а, может, и обиделся, хотя сомневалась, что он мог расстроиться так же, как я после своей выходки. Я совершенно неправильно поняла его и выставила себя дурой, ведь он, по всей видимости, не испытывал ко мне тех же чувств.
Чтобы отвлечься от позора, я стала размышлять о том, что так ничего и не знаю о своем задании. Наконец, однажды вечером я решила, что больше не потерплю секретов.
Проверив трапезную, где обычно ели монахи, я нашла брата Тисла в доме для собраний. Он сидел, склонившись над своим столом, в большой квадратной комнате с двумя колоннами, поддерживающими сводчатый каменный потолок. Посредине комнаты стоял длинный общий стол и мягкие, обитые бархатом стулья. Вдоль облицованных камнем стен под высокими арочными окнами тянулись деревянные скамьи. Лучи солнца освещали выцветшие золотые листья, изображённые на колоннах. Эта комната сохранилась лучше, чем остальная часть разрушающегося аббатства, потому что ее использовали для проведения собраний, здесь старшие монахи встречали священников из Ордена Форса.
– Я должна была догадаться, что вы, как обычно, мучаетесь со своими расчетами, – сказала я, и моя тень слилась с тенью колонны, к которой я прислонилась.
Его рука скользнула по страницам, словно прикрывая слова.
– Руби, я не заметил вас.
– Зовете меня по имени. Должно быть, все совсем плохо. Уже пора продавать серебро?
Он откашлялся и встал.
– Пожалуй, скоро придется, но пока подождем.